Светлана Демидова - Игрушечное сердце
Виктор изо всех сил пытался бороться с собой и собственной страстью к порядку: раскидывал по стульям одежду, бросал на журнальный столик и тумбочку в прихожей всякую мелочовку, но долго созерцать нарушение привычного положения вещей не мог. У него начинала болеть голова, если он видел хоть самое малое изменение раз и навсегда заданного.
Его мать даже не могла представить, как трудно было ему войти в детскую дворовую команду. Не только потому, что он изначально резко отличался от них и внешним видом, и привычками. Ему очень не нравилось пачкаться, но он должен был это делать, чтобы стать своим. Ему было противно откусывать вместе со всеми от одного куска хлеба, сжатого грязной ладошкой, но он откусывал. Ему было неприятно, когда те же грязные руки дворовых пацанов касались его игрушек, но он сам приносил им то, что могло их заинтересовать. У него не было маленьких машинок, пистолетов или солдатиков, зато был большой грузовик, в котором он катал по квартире своих кукол. Этот грузовик своей величиной произвел неизгладимое впечатление на дворовую компанию. Сначала на нем возили песок, камни и комки ржавой проволоки, которые валялись у помойных баков, и у Виктора каждый раз разрывалось сердце, когда он видел, как царапается и гнется кузов его машины. И не от жадности. Грузовик делался неэстетичным, оскорблял своим видом чувство прекрасного. Тогда он, конечно, такими словами не думал. Грязная исцарапанная игрушка просто казалась ему некрасивой. Когда же пацанам надоело возить в грузовике всякий мусор, сверху, прямо на его кузов, кто-нибудь из них садился, отталкивался ногами, чтобы ехать, а другие еще и подталкивали его сзади. Конечно, несмотря на свои внушительные размеры, машина очень быстро сломалась. Виктор не жалел. Если бы не этот грузовик, ой, не скоро бы он стал своим во дворе.
Над ним долго смеялись. Потешались и над его отглаженными костюмчиками, и над длинными волосами, но он терпел, потому что видел: абсолютно все остальные мальчишки одеты совсем по-другому и острижены почти под ноль. Он, Вика, им просто обязан казаться по меньшей мере странным. Поначалу они пытались отторгнуть его как чужеродный элемент. Он им казался засланным взрослыми с какими-то провокационными целями, и, насмехаясь, они его все же несколько побаивались. Они тогда, конечно, тоже не облекали свои ощущения в подобные слова, но скорее всего это было именно так. Иначе они просто порвали бы на куски его кукол и медвежат, а самого изваляли бы в грязи и избили. Его же никто не тронул и пальцем. Он сам в своем нарядном костюмчике садился рядом с ними в песок или ложился прямо на голую землю и ползал по ней по-пластунски, играя в разведчиков.
Именно благодаря тому, что он никогда не плакал и не ныл, когда над ним откровенно смеялись или пытались его унизить, он и смог довольно быстро войти в дворовую компанию. Виктор был для детей будто бы приехавшим из экзотической страны и желающим постичь законы и порядки их двора. Наверное, так же пацаны и девчонки восприняли бы чернокожего туземца в перьях, пальмовых листьях и костяных бусах. Когда же все наконец поняли, что Вика, в сущности, ничем не отличается от них, если не считать дурацкой одежды и длинных волос, насмешки сами собой сошли на нет.
Не переставала его донимать только одна девчонка по имени Лорка. Она сама была похожа на мальчишку: коротко стриженная, тощая, нелепая, с длинными руками и ногами, чем-то похожая на насекомое богомола, которое Виктор однажды видел на картинке в книге. Остальные девчонки были как девчонки: в платьях или юбках, с косами и бантами. Они с удовольствием играли его куклами. Особенно осторожны были с Мартой. Лорка, вечно выряженная в мальчишечьи мятые шорты, всегда норовила то развязать кукле бант, то снять туфельку, которая вполне могла потеряться. Виктор подозревал, что она просто завидует его игрушкам, но показывать этого не хочет. Когда же он первый раз вынес во двор Марту, сдержать своего восхищения Лорка все же не смогла. Ее глаза разгорелись таким огнем, что Виктор поспешил сунуть красавицу куклу в руки другой девочки. Он очень боялся, что Лорка испортит его любимицу. Специально. Раз у нее нет такой куклы, пусть и у него не будет! Он тогда уже понимал, что вообще-то должен любить не кукол, а пистолеты, рогатки и футбольные мечи, и согласился с этим, и даже с большим интересом учился игре в футбол. Но Марта оставалась Мартой. Она была слишком красивой, чтобы ее взять да и разлюбить за здорово живешь. К ней даже пацаны относились с уважением. И только Лорка норовила цапнуть ее за платье грязными пальцами и стянуть с нее соломенную шляпку с перьями. Однажды она так упорно вырывала Марту у него из рук, что он просто вынужден был ослабить хватку, чтобы не вывернуть ей ножки. В этот момент и Лорка почему-то вдруг убрала руки. Марта упала на асфальт. В ужасе замерли все, потому что видели, что от белой фарфоровой ручки откололся крохотный пальчик. Лорка тоже поначалу очень испугалась, а потом начала самым отвратительным образом хохотать. Виктору захотелось ее ударить. Первый раз в жизни. Но он опять сдержался. Мать научила его сдерживать свои чувства.
Именно с отбитого мизинчика Марты в жизни Виктора и начался кошмар, который тянулся около восьми лет, пока он не съехал от матери в общежитие машиностроительного техникума.
За отбитый кукольный пальчик Виктора впервые отстегали ремнем. Это было очень больно. Но гораздо хуже боли было то унижение, которое он испытал. Он сразу понял, что мать не простит его за Марту никогда, но еще надеялся на мирное с ней сосуществование. На мирное сосуществование с Лоркой он даже не рассчитывал. Именно она была виновницей его унижения и страданий. Если бы она вела себя нормально, он давал бы ей Марту поиграть, как другим девчонкам. Но она не хотела, как все. Она все время будто вызывала его на поединок. Он ненавидел ее, потому что никаких поединков не хотел. Он был мирным человеком.
А потом Марта пропала. Она спокойно сидела на скамейке рядом с девчонками, которые продолжали ее любить, несмотря на отбитый пальчик, и вдруг пропала. Виктор сразу понял, что без Лорки тут не обошлось. Не случайно и ее уже не было во дворе. Конечно, он мог бы выдать свою врагиню матери, но не стал. Хотя его никогда не учили, что продавать своих нехорошо, он как-то сам до этого додумался. Конечно, Лорка ему здорово не нравилась, но она была своей именно в этом дворе, где он впервые ощутил себя свободным человеком, а не материнским придатком. И он промолчал. Не выдал. Он уже готовился к тому, что из-за Лорки придется сбежать из дома и жить в подвалах или, например, в каком-нибудь питерском памятнике, как Гаврошу – в слоне, но Марту вдруг принесли к ним домой Лоркины родители. Несмотря на это, отношения с матерью так и не наладились. Они делались день ото дня хуже, потому что Виктор уже никогда в жизни не согласился бы опять обрядиться в кружева с бантиками, отрастить кудри до плеч и позволить завивать их плойкой. Он намеревался стать настоящим мужчиной, как отцы его дворовых друзей, а мать хотела продолжать нянчиться с ним и играть, будто с куклой.
