Федерико Моччиа - Три метра над небом. Я хочу тебя
Прошла неделя. Нам раздают сочинения. Ну и ну… Лучше и быть не может. Семь с половиной! Никогда у меня по итальянскому не было такой оценки. Но это еще не все. Должно быть, учительница испытывает ко мне сильную симпатию, или, скорее всего, она тоже страдала из-за своего развода и способна на сочувствие. Главное заключается в том, что она громко стукнула рукой по столу.
— Тихо, девочки. Сейчас я хотела бы попросить прочитать свое сочинение одну необыкновенную девочку. Это ваша одноклассница, которая поняла, что культура, образование и гражданское самосознание — это самое главное оружие нашего времени. Джиневра Биро.
Я встаю и, мне кажется, начинаю краснеть. На глазах у всех. Но тут же собираюсь с мыслями. Блин.
Да это же мой день, мой звездный час! Какой там стыд, какие сомнения. Бывают минуты, когда на все наплевать. И сейчас — один из таких случаев. Я подхожу к кафедре и начинаю читать. Быстро, с пафосом и интермедиями. Со злостью и с восторгом. Выдерживаю эффектные паузы, беру правильный тон. Потом история меня захватывает. Неужели это сочинение написала я? Блин, по-моему, отлично написано! И я продолжаю чтение ровным голосом. Слова следуют одно за другим, одна строчка догоняет другую, фразы набегают, как волны в синем море. Они ровные и гладкие, ни одного разрыва. За какой-то миг я дошла почти до конца. Осталось две строчки. Я останавливаюсь и, оторвав взгляд от листа, смотрю на Симону. Она смотрит на меня, открыв рот. Остолбеневшая, побледневшая. Я рассказала всю нашу историю, о нашей дружбе, о моем доверии, о ее предательстве. Делаю последнюю паузу. Набираю побольше воздуха и выпаливаю финал:
— Вот так-то, дорогие мои. Теперь вы все знаете, какая она, Симона Костари. Если бы у ее матери было больше мужества, она назвала бы дочь ее истинным именем: Засранка!
Я сворачиваю листки и, довольная, смотрю на класс. Что тут началось! Все в один голос кричат: «Молодец, правильно написала, ты супер, Биро! Давай, надо еще ей дать, давай!».
И вдруг, сама не знаю откуда, — явно не я это спровоцировала, и не училка, и тем более, не Симона, — раздается дружный хор, вдохновленный моим сочинением, насыщенным культурой.
— Засранка, засранка, засранка!
Симона встает из-за парты. Она идет к дверям, едва передвигая ноги и пряча взгляд. Ее душат слезы, едва сдерживая их, она выбегает из класса.
— Молодец. Отличное сочинение, — это уже голос учительницы.
Невероятно. А я-то думала, она меня выгонит из класса. За то, что, кажется, называется клеветой на другую ученицу. Но этого не случилось. Она, похоже, высоко оценила манеру письма. Или содержание… Так или иначе, она мне улыбается. Кто знает, может быть, она на минуту вспомнила свою печальную историю? Наверное, ей бы тоже хотелось написать такое сочинение о своем муже.
21
— О чем ты думаешь?
— О школе.
— Да ладно! Быть того не может. Ты едешь со мной в машине — верх мечтаний каждой итальянки — и о чем думаешь? О школе!
— Знаешь ли, у школы тоже есть интересные стороны.
— Скорее, стрессовые.
— Я так подозреваю, что в глубине души ты тоже любил учиться.
— А как же: особенно я любил изучать анатомию. Но непосредственно на подружках.
— Мама дорогая… Да ты что, зациклен на этом?
— Да, эту сторону я особенно люблю.
— Это заметно. В детстве ты, наверное, любил играть в доктора.
— В детстве? И не только! Хочешь, я сейчас тебя быстренько осмотрю?
— А знаешь, как это ни странно, я вижу в тебе парня скорее забавного, чем озабоченного!
— Ну, это уже кое-что.
— Да, потому что смотреть на самонадеянных типов ужасно смешно. Например, на таких, которые утверждают, что они — верх желаний любой итальянки. Все понятно про таких.
Она смотрит на меня и веселится от всей души. Темные волосы падают ей на смеющиеся глаза.
— Бог мой, помереть можно, ну и шут же ты! Дальше некуда!
Поворот приходится как нельзя более кстати. Отличный изгиб дороги, да еще с моей стороны. Я берусь за руль снизу и с силой поворачиваю его влево. Джин чуть не падает на меня. Я резко торможу, обхватываю ее двумя руками. Правой рукой хватаю ее за волосы и крепко их держу, так крепко, что рука затекает.
— Никто никогда не называл меня шутом.
И целую ее в губы. Она плотно сжимает их и пытается вырваться. Я крепко держусь за волосы, она крутится, стараясь освободиться. Притягиваю еще сильнее. В конце концов она поддается, и губы ее разжимаются.
— Ну, наконец-то, — шепчу я и отважно припадаю к ее рту.
— Ай! — она больно меня кусает.
Я подношу руку к губам и отпускаю ее.
Джин возвращается на свое сиденье.
— И это все? А я-то думала…
Я провожу пальцами по губе, пытаясь нащупать кровь. Но ее нет. Джин сидит, подняв руки, готовая к обороне.
— Ну так что, Стефано, или как там тебя, — Стэп, хочешь поссориться?
Я смотрю на нее с улыбкой.
— А у тебя неплохая реакция.
Она сильно ударяет меня по плечу: несколько болезненных ударов снизу вверх наносятся в одно и то же место.
— Ой, больно.
Я перехватываю ее руку, затем другую. И крепко удерживаю их: она неподвижно сидит на сиденье. Потом улыбаюсь: эти удары меня насмешили.
— Извини меня, Джин. Я не хотел. Мне просто показалось, что ты не против… — она снова делает попытку ударить меня, но я держу ее крепко. — И что мы договорились.
Я быстро выхожу из машины, не дожидаясь, пока она снова меня ударит.
— Закрывай, если хочешь. В общем, делай что угодно, машина-то твоя! Не волнуйся, никому твоя «Микра», не нужна — это полный отстой… Да и в поворот она плохо входит.
Джин одним щелчком закрывает машину и догоняет меня.
— Эй, ты, полегче на поворотах. Не надо меня злить, а то плохо кончишь, — но тут Джин читает вывеску. — «Полковник». И что, это название такое?
— Да, название. А ты думала, это имя владельца ресторана, вывешенное вместо названия?
— Ты и вправду рассчитываешь заклеить девушку с помощью таких тупых шуток?
— Нет, насчет тебя я спокоен. Тут успех обеспечен.
— Ах, тебе обеспечен успех?.. Посмотрите-ка на него.
— Мир, согласна? Давай-ка съедим по классному бифштексу.
— Идет. Насчет мира согласна, а вот насчет ужина… кто платит, ты?
— Это зависит…
— От чего?
— От того, как дело пойдет после ужина.
— Ты опять за старое? Так вот: после ужина я отвезу тебя обратно к твоему мотоциклу и все. Ясно? Соглашайся сразу, иначе дело не дойдет даже до брускетты[19]. Ты ужином меня вздумал шантажировать? Противно даже!
Джин входит в ресторан с гордым видом. Ей весело. Я иду за ней следом. Народу немного. Мы садимся за столик подальше от печки, возле которой слишком жарко. Я снимаю куртку. И понимаю, что голоден.
