Отчим. Куколка для Монстра (СИ) - Дашкова Ольга

Но я тогда еще не знал, каким коротким может быть мое счастье.

Глава 38

Прошла почти неделя.

Несколько раз приезжали следователи, задавали одни и те же вопросы, допрашивали нас по одному. Я все больше присматривалась к окружающим — к Тиграну, Федору, Антону, который не проявлял никакой агрессии по отношению ко мне.

Даже к молчаливому и невозмутимому Вальтеру, предполагая, что любой мог совершить это страшное преступление. Либо это все было лишь случайностью, трагическим стечением обстоятельств. Инна кого угодно могла довести до белого каления, каждый мог в сердцах толкнуть ее, ударить, и хрупкая женщина не выдержала.

Но что больше всего меня поражало, это то, как легко я начала привыкать к Дмитрию Горну. Он стал открываться с другой стороны, ушли загадочность и мрачность, появилось нечто другое, то, что мне хотелось изучать. Мне хотелось его трогать, познавать мир секса, который он мне подарил. Иногда страстный, одержимый, голодный, а иногда очень нежный и трепетный.

Это все мне нравилось в нем, я понимала, что не просто влюблена, я люблю его. Люблю уже давно, наверное, с того момента, когда увидела и сердце предательски заныло в груди. Оно уже знало, что не принадлежит мне.

А я растворяюсь в нем, отдаюсь, погружаясь все больше, и мне это нравится. Я счастлива, я первый раз в жизни счастлива и не хочу, чтобы это закончилось.

Показала ему письмо отца, которое было найдено в книге на чердаке, он, оказывается, его там не видел, а вот о завещании знал, но оставил все как есть, понимая, что я обязательно его найду и приду с вопросами.

Дмитрий долго и внимательно читал письмо, перелистывая страницы, там в самом конце была приписка, до которой я раньше не дошла. Но когда прочла ее недавно, меня как осенило, все начало складываться в картину, которой я раньше не видела. Прошлое, не все его поступки мне казались идеальными, но, как бы он ни поступал и как бы мне ни было горько, Роберт Туманов был и останется моим отцом, моим горячо любимым отцом.

«А еще, дочка, хочу покаяться — не перед тобой, но больше перед собой, — что совершал поступки, из-за которых не будет мне прощения ни на этой земле, ни на том свете.

Другу меня был хороший. Мы вместе с ним нашли клад, помнишь, я рассказывал тебе сказку? А потом как бес в меня вселился, я захотел владеть всем сам, один, чтобы все принадлежало мне. Что-то черное, страшное разъедало меня изнутри.

Согрешил, тяжело согрешил, погубил две жизни и две искалечил. Я знаю, придет время, я заплачу за это, заплачу высокую цену. Я к этому готов, и когда родилась ты и умерла Любовь, это была лишь первая часть расплаты.

Я понял, за что Господь у меня ее забрал, поэтому я хочу все взять на себя, боюсь, что можешь пострадать ты. Что этот человек не остановится и причинит тебе боль. Я не хочу этого, всем сердцем не хочу.

Если ты встретишь его, передай, передай мои слова, что Роберт Туманов просит у него прощения и пощады для его дочери, а еще, как бы это ни было странно, я прошу его оберегать и защищать тебя. Передай ему, пожалуйста!

Люблю тебя, моя девочка».

Когда читала эти строки, плакала навзрыд, а потом следила за реакцией Дмитрия. Отец стал почти пророком, знал, что могут прийти за мной, могут убить меня в уплату за совершенное им зло. Но Дмитрий мне еще до прочтения этого письма сказал, что не тронул бы меня.

— Все так и есть, твой отец прав.

— Правда?

— Так все и было. Я хотел его убить, отомстить за брата, за его жену, за мою искалеченную жизнь, но не успел. Говорю тебе откровенно, я бы сделал это, но не успел, меня опередили. У Роберта было слишком много врагов. Многим людям он перешел дорогу, показывая свое тщеславие и гордыню, мало с кем хотел делиться. Его заказал другой человек, и его уже нет на этом свете. Мой гештальт закрыт навсегда, и оно к лучшему, что это сделал не я. Теперь у меня впереди новая задача.

— Какая?

— Выполнить то, что хотел твой отец. Как бы это странно ни звучало, человек, который погубил мою семью, заслуживает, чтобы исполнили его последнюю просьбу. Я буду оберегать тебя, защищать и делать все, чтобы ты была счастлива, моя куколка.

Целует нежно и трогательно, на глаза снова наворачиваются слезы, даже мелькнула какая-то мысль, что это последний, прощальный его поцелуй и я больше не увижу его. Испуганно прижалась, вдохнула полной грудью терпкий аромат парфюма, крепко обняла.

Нет, нет, этого не может случиться. Я не могу его потерять. Все будет хорошо. Мы найдем виновного в смерти Инны, но мы со всем справимся и будем жить долго, долго и счастливо.

— Мне нужно в город, в офис, давно там не был. Бизнес не любит, когда его надолго оставляют, да нужно отдать кое-какие распоряжения по поводу поминок, завтра уже девять дней.

— Я с тобой. Возьми меня, пожалуйста. Я не хочу оставаться без тебя. Мне же можно ехать?

— Да, можно. Конечно можно, моя девочка. Тебе со мной можно все.

Гладит по волосам, целует в висок, а меня разрывает от счастья. Не хочу отпускать его, хочу быть рядом. Как так получилось, что всего за какой-то месяц я влюбилась в мужчину старше себя? Узнала правду об отце, потеряла ненастоящую мать, но я все равно счастлива.

Вальтер был за рулем «линкольна», мы ехали в город, чувствовалось приближение весны, солнце светило так ярко, да и небо было такое синее, что казалось, что все беды закончились. Пробираясь через автомобильные пробки, долго ехали к офису.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Дмитрий сидел рядом, держал меня за руку, что-то изучал в телефоне, а я, просто прикрыв глаза, слушала музыку, доносящуюся из динамиков, было что-то легкое, ненавязчивое, не попсовое. Девушка пела на иностранном языке о любви, о своей судьбе, о том, что все позади и она счастлива. Почти про меня.

Я даже не поняла, что произошло, все случилось за какие-то считаные секунды. Разбилось стекло со стороны пассажира, раздался хлопок, Дима как-то странно дернулся, а я не могла произнести ни слова. Длинное дуло пистолета, черная перчатка, синий мотоциклетный шлем.

Дальше рокот удаляющегося мотоцикла, все звуки слились в один, и вот тогда я вышла из ступора, понимая, что только что стреляли в Горна. Отодвинула край пальто, светлая рубашка слева у плеча моментально пропиталась кровью, и пятно увеличивалось с каждой секундой.

— Вальтер! Гони в больницу, быстрее, Вальтер! Жми на газ! Поехали уже, поехали!

Не знаю, каким чудом Вальтер, не сказав ни слова, лишь обернувшись, кивнул, все понимая, вырулил из пробки и поехал прямо по тротуару, сигналя прохожим. Мне казалось, прошла целая вечность, прежде чем мы подъехали к крыльцу больницы.

Я бросилась внутрь, начала кричать и звать на помощь. Прибежали доктора, а дальше все закрутилось, завертелось, а на моих руках снова была кровь.

Я сидела в длинном коридоре на полу, меня не пускали даже к двери операционного блока. Смотрела на руки, молчала и тихо плакала. Нет, так не должно быть, его не могут отнять у меня. Никто, абсолютно никто. Но если это получится, я убью каждого, каждого, кто в этом виновен.

— Виталина, пойдемте. Мы сейчас ничем не поможем. Пойдемте в квартиру, там отдохнете.

— Нет, я не хочу никуда, не поеду. Ты знаешь и понимаешь это, не уговаривай. Я должна быть рядом.

Мужчина поджал губы, сел рядом со мной на пол, сжал пальцы, на которых засохла кровь Дмитрия.

— Я понимаю, вы очень сильная девушка. Я очень рад, что Дмитрий вас встретил, и знаете, я, если честно, не возлагал на вас никаких надежд. Мне вы казались обычной пустышкой, которая любит крутить ногами на сцене. А еще дерзить и идти наперекор правилам.

— Серьезно? Но о сцене можно забыть, мои ноги там больше не будут крутиться.

— Очень жаль. Вы красиво исполняли свою партию. Я даже засмотрелся.

— Вальтер, похвала от вас дороже, чем от кого-то другого. Спасибо.