Свадебный букет (СИ) - Воск Степанида
— Как же ж все карточки заблокировал жм…, - и тут же осеклась, понимая, что выболтала лишнее. — Ой, Семочка карты поменял, а мне новые забыл отдать. Он такой забывчивый. Когда мой любимый муженек приедет? Он ничего для меня не жалеет. Так любит. Так любит. Просто души не чает.
Каждое брошенное Лизой слово втыкало в меня нож. Сердце кровило от боли и буквально рвалось на куски. Как же мне трудно все это терпеть. И как мне все это выдержать? Я не знала.
— Его неделю не будет. Ты не знала? — я с удовольствием наблюдала как вытягивается лицо Лизаветы, как сползает с нее наносной апломб, как проступает сквозь маску расфуфыренной дамочки лицо неуверенной в себе женщины.
— А как же…А мне же надо…А я не могу пойти ни с чем…Не к родителям же обращаться?
— А я почем знаю? Почему тебя любящий муж оставил без средств к существованию? — сейчас я была на коне. Все козыри были у меня на руках. Вот только надолго ли? Смеется тот, кто смеется последним.
— Он и не оставлял, — обиженно произнесла Лиза, вновь обретая внутреннее равновесие. — Значит, возьму деньги из сейфа. Пусть на себя пеняет. Видишь, какой у меня заботливый муж?! Он хранит денежки для любимой жены в потайном месте. Так. На всякий случай. А тебе небось и взять негде. Никаких сбережений нет. Да, конечно, так оно и есть. Работала бы ты в противном случае, если бы было кому обеспечивать?
Лиза обрела былую уверенность и теперь с удовольствием противопоставляла меня себе.
— У меня и муж есть, и работать не надо, — продолжала она. — А тебе приходится горбатиться на меня и считать копейки. Босота, она всегда босотой и останется.
Как же в детстве меня доставало это слово, бросаемое взрослыми за спиной. Дети же не были настолько милосердны, они называли все своими именами. Что поделать, если жили мы с мамой не богато и только на то, что она получала в качестве реализатора на базаре. На эти деньги сильно не разгонишься. Но никогда мы не ходили с протянутой рукой и жили по средствам. Лишь потом, много позже, у нас стали появляться более менее приличные вещи, не хуже чем у других, а в последнее время, когда и я стала зарабатывать, то мы перестали вообще нуждаться. Даже появилась возможность откладывать на черный день. Я знаю, что дедушка с бабушкой всегда старались помочь нам, но они жили далеко, да и мама всегда заявляла — «дом дали, на том и спасибо, своего ребенка прокормить сама в состоянии». Вот от нее у меня и несгибаемость, которая проявлялась в исключительных случаях и причудливым образом.
— Если даже это так, то почему же тебе подобное положение вещей покоя не дает? Почему ты никак не успокоишься, а все стараешься подчеркнуть свое превосходство? Что? Будучи не озвученным оно уменьшает свой вес? Так? Если ты вдруг забудешь о том напомнить, то никто не узнает? Так? А может у тебя это от собственной неуверенности? Или внутренних комплексов? По-прежнему желаешь утверждаться за счет других? Ведь это проще всего опустить кого-нибудь на ступень ниже себя. Лучше бы поднялась на ступеньку выше. Пусть у меня не шибко богато с финансами и нет мужа, но зато у меня покой в душе, о котором ты только мечтаешь. Ты же все время боишься быть хуже других, ударить в грязь лицом, да у тебя же даже подруг настоящих нет, которые бы были с тобой не из-за денег, а по доброте душевной…, - моя тирада бы длилась и длилась, пока бы я не выдохлась.
— Все сказала? — Лиза скривилась.
— Не все, но продолжать смысла не вижу, — я схватила со стола карандаш и принялась его крутить. Все же я нервничала.
— А теперь собирай манатки и выметайся. Ты здесь больше не работаешь. Поняла? — Лиза уперла руки в бока, взирая на меня с воинственным видом.
— Вот Семен Эдуардович скажет мне уходить, тогда я и уйду. Он меня на работу принимал, а не ты. И не тебе решать, что мне делать. Поняла? — в тон ответила я.
— Не переживай. Он скажет. Он обязательно скажет. Он слишком меня любит, чтобы отказать в такой маленькой просьбе, — чуть ли не топнула ногой женщина.
Я вся внутри сжалась до состояния молекулы. Ведь я действительно боялась, что Лиза осуществит свою угрозу. Все же муж и жена одна сатана, это всем известно. И когда идет выбор между любовницей и женой, то выбирают, как правило, жену. Все же с нею он знаком давно, а меня знает без году неделя. Если секс не повод для знакомства, как это общеизвестно, то уж он и не является препятствием к увольнению.
— Хорошо. Вот как вернется из командировки, о которой ты не сном ни духом, так сразу же и уволит, а пока, если ко мне нет больше вопросов, то…, - я как бы намекала, что пора Лизе и уходить.
Женщина оглядела все вокруг, увидела стопу сложенных документов и специально смела их с моего стола. Я даже и моргнуть не успела, как бумаги закружились по комнате, вывалившись со своих законных мест.
— Сема будет крайне недоволен тем состоянием в котором пребывают бумаги. Он терпеть не может беспорядка, — это я уже заметила и без Лизы, — а ты такая не аккуратная.
Эта гадина даже потопталась по бумагам прежде чем выскочить из кабинета как ошпаренной. Ну не бежать же мне за нею следом?
От собственного бессилия я всплеснула руками и уселась за стол. Затем сложила пальцы в замок и положила на них подбородок, по щекам незаметно покатились слезы. Но не от того, что Лиза испортила документы их можно восстановить, это не проблема. В папке, сброшенной на пол, ничего существенного не было, лишь распечатки бумаг, которые возможно восстановить без особых проблем. И плакала я не от того, что последнее слово осталось за Лизоветой, и не из-за возможного увольнения в скором времени. Это не то, чего стоит бояться в нашей жизни. Плакала я из-за осознания собственного положения и отсутствия вероятности его изменения в ближайшем будущем. Как бы мне этого не хотелось.
Семен был женат и женат именно на Лизе. Это раз. Если о моей интрижке с боссом станет известно в кругу родственников, то мы с мамой, вообще, станем изгоями. Семен не собирается разводиться, по крайней мере, в ближайшем будущем. Это два. И я ничего не в состоянии изменить. Это три.
Себя было жалко до безумия. Опять я себя чувствовала маленькой девочкой, не имеющей отца, тогда как у всех были не только мамы, но и папы, которые хоть изредка приходили в детский сад за своими детьми и забирали их. Папы, которые приходили в школу на День Семьи или какое-либо другое спортивное мероприятие: перетягивали канат вместе со своими детьми, участвовали в конкурсах, болели, желая победы своим чадам. Папы, которые выезжали вместе со своими отпрысками на природу после выпускного бала, которые бы втихаря давали бутылки со спиртным со взрослых импровизированных столов, стараясь, чтобы мамаши того не заметили и не начали возмущаться.
Даже сейчас, будучи взрослой женщиной, осознавала свою некую ущербность, отсутствием в своей жизни такого важного элемента как отец. Может быть по этой причине меня так тянуло к Семену, буквально бросало в его объятия, все же он был достаточно старше чем я. Желание получить ласку от взрослого мужчины было до сих пор для меня не реализованным и желанным.
Я опустила голову на скрещенные руки и продолжила себя жалеть. До тех пор пока в очередной раз не открылась дверь в приемную, и в нее не вошла Татьяна. Я следила за нею сквозь завесу из волос.
Оглядевшись по сторонам женщина воскликнула:
— Что тут происходит? — всплеснула руками, показывая свои эмоции. — Что тут у тебя за бардак, вперемешку с цветочным магазином?
Татьяна явно не ожидала увидеть ни первое, ни второе из того, о чем она озвучила. Я подняла голову. Видимо, видок у меня был еще тот.
— А что это у нас за засланец из стада панд? — подошла она вплотную к столу, по пути поднимая несколько листов. — Что случилось? По какому поводу рыдаем? Вот только не стоит распространяться на тему сломанного ногтя или чего-то там еще столь ужасного и равносильного урагану в центральных районах Северной Америки, — сразу же предупредила меня Татьяна, стоило мне открыть рот в желании о чем-нибудь соврать.