Доверься мне (ЛП) - Сквайерс Мэган

— Я правда считаю, что спасение мира подходит под описание работы любого супергероя. — Вероятно, это правда. Отдам ему должное. — Кроме Халка. У парня серьёзные проблемы с управлением гневом.

Я взглянула на него: на то, как свет отражался в его голубых глазах, и на его кожу, словно поцелованную солнцем. Не могла отвести от него глаз, и уверена, что он почувствовал на себе жар моего взгляда вместе с солнцем, палящим над нами. Кто он? Никогда в жизни не хотела найти ответ на что — то более серьёзное.

— Значит, твой любимый герой — Бэтмен?

— Ага, — он кивнул. — Если мы говорим о комиксах, да, я за него.

— А что насчет других? — спросила я. — Назови своего спортивного героя.

— Коби Брайант.

— Политик.

— Такого нет, — ответил он быстро, поражая еще одну цель из рогатки.

— Хорошо сказано, — согласилась я. — Профессия?

— Пожарный.

У меня заканчивались герои, но я не хотела, чтобы наша беседа сошла на нет, поэтому добавила:

— Библейский?

— Ты серьезно? — Упс, может, и нет. Мы ещё не говорили о вере и убеждениях вообще, и я задумалась, не оказываю ли тем самым давления. — Разве это не до невероятного очевидно?

— Иисус! — Конечно. Кто же ещё.

— Ну что ж, теперь это прозвучит совершенно богохульно, но это не первое, что пришло мне в голову. Я собирался сказать Давид.

Да. Вся история с рогатками должна была натолкнуть меня. И то, что первая встреча с Лео произошла под этой печально известной статуей. Казалось, что круг замкнулся, словно все те разы, в которые я делала наброски, рисовала, пыталась придать очертания на бумаге, своего рода предвосхитили этот момент между нами. Можно сказать, что это предзнаменование. Словно зарисовка этой встречи точно так же, как я много раз делала это с одним лишь карандашом в руке.

— Давид. — Я кивнула. — Из — за рогатки.

— Нет. — Лео медленно покачал головой. — Давид. Из — за поединка.

Я застыла на месте. Мысли путались в голове.

Отчаянно хотелось узнать, в чём заключалась борьба Лео, но до сих пор его немногословные высказывания и соображения оставляли мало подсказок. Но там что — то скрывалось, и он давал обрывочные сведения, с которыми можно было работать. Его больная мать. То, что он взял на себя ответственность заботиться о ней. Его разрыв с Софией и надежда на наше совместное будущее. Я знала не так много, но понимала, что эти кусочки представляют собой единое целое. И это единое целое — Лео.

Микеланджело имел в распоряжении краску и глину.

Я — карандаш и бумагу.

А у Лео в арсенале воспоминания и тот опыт, который сформировал из него шедевр, который он представлял из себя. Никогда я ещё не хотела нарисовать его так сильно, как в тот момент, на той площадке посреди виноградника. Никогда я ещё не хотела так обнажить его, и речь не обязательно о его одежде, но и о его неуверенности и сомнениях. Никогда я ещё не хотела изучить объект своего художественного интереса до такой степени, чтобы извлечь его из собственной оболочки. Душа к душе.

Я была готова оживить Лео.

И лишь уповала на то, что он тоже к этому готов.

Глава 17

Перечитывая письмо, снова рыдала.

Но я не плакса. Правда, это не про меня. Но я не смогла ничего поделать. То есть, серьёзно, ушедшая из жизни мать из могилы заявляет о любви к сыну? Это могло обернуться как болезненной навязчивостью, так и трогательной трагедией, и я определённо склонялась к тому, что всё пошло по второму пути. В духе Шекспира.

Когда я засовывала конверт обратно в ящик ночного столика, раздался стук в дверь спальни.

Я знала, кто это мог быть, но от этого моё желание броситься вперёд, запереть замок на засов и задвинуть перед ним массивный шкаф, чтобы забаррикадировать вход в комнату всей доступной мебелью, не пропало. Если бы у меня для этого имелись физические силы, я бы по крайней мере попыталась просунуть стул с высокой спинкой под ручку.

Вчерашний день прошел великолепно. Мы с Лео ещё немного постреляли из рогатки, снова попробовали вино Кардуччи, на этот раз из бочек в их кладовых. Джио более подробно и точно, чем я в прошлый раз, описал танины и ноты. И мы все разделили великолепный ужин на винограднике, наслаждаясь компанией друг друга и захватывающим дух пейзажем, когда солнце опускалось в небе.

Я почувствовала себя девяностолетней старушкой, но сразу после ужина в самом деле извинилась, чтобы «удалиться на покой». Хотелось наверстать упущенный сон. Сегодня предстоял большой день. Фотосессия с Йеном и первые попытки разработать этикетку Кардуччи Кьянти Классико. Вчера я была не в форме (если не считать чуда с рогаткой) и хотела сегодня доказать свою состоятельность.

Стук раздался снова, я прижимала плечи к ушам при каждом ударе по двери. Но не могла притворяться, что не слышу его.

Пройдя вперед, быстро открыла дверь, пока не передумала и не попыталась связать простыни в виде верёвочной лестницы, чтобы спуститься через окно.

— Доброе утро, София.

— Доброе утро, Джули. — Её зубы идеальны. А я свои ещё не почистила. Потрясающее начало. — Ты готова?

— Так же, как и индейка в утро Дня Благодарения.

София приподняла идеально выщипанную бровь и опустила подбородок к стройной шее. На самом деле она напоминала птицу.

— Я не поняла, про что ты. — У неё слишком сильный акцент. Она была бы совершенно неотразима и без дополнительного очарования, прилипшего к ней. — Пойдём к туалетному столику, да?

Нет. Так бы я ответила, если бы она правда спрашивала. Но очевидно, что это риторический вопрос. Я стала размышлять, куда бы я могла добавить «Да?», чтобы казалось, что говорю сама с собой.

— Классно иметь фальшивые сиськи, да? или — Лео хороший любовник, да?

Я бы не добилась успеха, поэтому даже не пыталась.

— Йен сказал придерживаться естественности, да?

Да, дашечки, да! Хватит дакать.

Я просто кивнула и улыбнулась. Кивай и улыбайся. Кивай и улыбайся. Ты можешь с этим справиться. И я переключилась на режим робота.

Но с чем не могла справиться, так это с тем, насколько София была до ужаса милой, когда она взяла меня за руку и потащила в ванную. Думаю даже, что в её шаге проскальзывали прыжки, и я испугалась, потому что: 1) я думала, она бегунья и 2) бывшие невесты не скачут вприпрыжку по комнате с нынешней девушкой бывшего жениха.

Может, она не знала, что между мной и Лео что — то происходит. Настало ли время поделиться информацией? Уместно ли известить её о том, что две ночи назад, в прошлом почти — её — муж обменялся со мной слюной в этой самой комнате?

Прикинув, что через несколько минут она будет работать с моими ресницами инструментами, которые ужасающе похожи на предметы пыток в средневековье, я прикусила язык и закрыла рот.

Что пришлось очень кстати, потому что София тут же приступила к нанесению нескольких матовых оттенков блеска, прежде чем остановить выбор на тёмно — розовом.

— Bellissima.

Она собрала губы бантиком и издала чмокающий звук, от которого я подпрыгнула, потому что он напомнил о поцелуе в наше знакомство. Чудо, что эта женщина не приняла меня за круглую дурочку. Хотя, насколько мне известно, именно так она и решила. Только, в отличие от меня, умело это скрывала.

И продолжала в том же духе, маскируя моё лицо слоями тонального крема, румян, бронзатора: затеняя и подчеркивая кожу, собственно, так же, как и я на уроках рисования. Наблюдая за тем, как София работает надо мной, поняла, что в чём — то подобном есть творчество, и она исключительна искусна в нём. Сложно не проникнуться симпатией к кому — то, кто делал тебя красивой.

— Всё готово.

Она развернула кресло.

— Вау, София. — Я не выглядела как клоун. Или как дрэг — квин. Даже не как зомби. Я выглядела самой собой, только перешедшей на новый уровень. От того, как естественно она проявила мою красоту, захотелось её обнять. Я так и поступила.