Моника Мерфи - Второй шанс для него
– И что она хотела сказать?
– Она обвинила меня в том, что я заморочил отцу голову необходимостью развестись с ней.
– Она права?
– Нет. Я сказал ему, что он должен принять решение сам. Не собираюсь давать ему советы о том, как справиться с ней, – с напором отвечаю я. Мои эмоции зашкаливают каждый раз, когда я думаю об этой женщине. Так утомительно.
– И они все еще не помирились?
– Не знаю. Я не говорил с отцом с тех пор, как он сказал, что может изменить свое решение о разводе. – Я не рассказываю доктору Харрис о том, как мы с Фэйбл притворялись нормальными людьми, делая вид, что остального мира не существует. Она наверняка скажет, что мы просто пытались избежать неотвратимого, и обвинит меня в попытке иметь нездоровые отношения с нереалистичными ожиданиями.
Да, я не всегда откровенен со своим психологом. Я знал, что делаю. К счастью, я действительно нашел контакт с одним из них. Она заполучила меня. Но не давит и не судит.
– Это тяжело, не так ли, быть в отношениях? Учитывая твое прошлое, думаешь, ты сможешь поддержать Фэйбл, когда она будет нуждаться в тебе?
Упс. Док славится такими трудными вопросами.
– Я хочу верить, что смогу ее поддержать. Она сильная. Иногда думаю, что эмоционально она сильнее меня.
– Но разве у нее нет своих собственных проблем? У всех есть, знаешь ли. И я помню, ты упоминал, что у нее не лучшие отношения в семье.
Я откидываюсь на кресле, вытянув ноги перед собой.
– Ее мама эгоистична и ее никогда нет рядом. У нее есть маленький брат, которому четырнадцать, и она сильно беспокоится за него. – Я иду дальше и рассказываю доктору Харрис, как Оуэн ударил меня, догадавшись, что я был тем, кто вроде как разбил сердце его сестре. Забыл упомянуть об этом в последний раз, когда мы виделись, так как был слишком зациклен на заявлении своего отца не разводиться.
– Начинаю понимать, почему вас двоих так тянет друг к другу, – говорит доктор Харрис.
Подняв глаза, ловлю ее на улыбке, и хмурюсь.
– Что вы имеете в виду?
– Ваш опыт чем-то схож. Вы оба из неблагополучных семей, оба несете тяжкое бремя ненужной вины. Единственное различие в том, что у тебя есть деньги, а у нее нет. Ты убегаешь от своих проблем, а она, судя по тому, что ты говорил, справляется с ними.
– Она самый сильный человек из всех, кого я знаю. – Хотел бы я быть хоть вполовину так силен.
– Тебе никогда не казалось, что она чувствует себя слабой?
Я никогда не видел Фэйбл такой, только крепкой и сильной.
– Не знаю.
– Конечно, чувствует. Ты нуждаешься в ней, верно? Не думаешь ли ты, что и она очень нуждается в тебе? Ее жизнь вряд ли легкая. У нее есть обязанности, работа, брат, о котором нужно заботиться, и мать, о которой нужно переживать еще больше. А о ком заботишься ты, Дрю?
Я сглотнул.
– О себе. – Нет больше никого, о ком я должен заботиться. Я не очень-то умею заботиться о людях.
Посмотрите, что произошло с Ванессой. Она умерла, оставшись под моим присмотром.
– Ты работаешь?
Почему она спрашивает меня об этом? Она ведь знает ответ.
– Учеба – вот моя работа. И футбол.
– Но у тебя облегченная нагрузка в этом семестре. И футбольный сезон закончен, – мягко замечает доктор Харрис.
– Вы пытаетесь заставить меня чувствовать вину из-за того, что на мне не лежит такая ответственность, как на Фэйбл? – Это выглядит так, словно она намеренно хочет меня разозлить.
– Нет, – медленно произносит она. – Я пытаюсь показать, что, вероятно, Фэйбл будет нуждаться в твоей поддержке. Как думаешь, у тебя есть возможность сделать это для нее?
– Я не… – Мой голос стихает, когда вижу, какой острый взгляд адресует мне доктор Харрис. – Да. Я смогу ее поддержать. Должен. Я люблю ее. И это то, что делают друг для друга люди, если любят. Они поддерживают друг друга.
– Ты прав. Отношения трудны, особенно для людей, которые по-прежнему чувствуют себя несколько… сломленными.
– Хотите сказать, что я сломлен? – Перехожу к обороне.
– Не совсем так. Я имею в виду людей, которые чувствуют себя сломленными. Ты все еще чувствуешь себя таким?
Я затихаю. Уверен, что такого ответа уже достаточно.
– Просто если ты чувствуешь себя разбитым, не значит, что она видит ситуацию в том же свете. Фэйбл сумела разглядеть весь твой потенциал. Все твои сильные и слабые стороны, и она полностью доверяет тебе. В противном случае она не была бы с тобой. Правильно?
– Надеюсь, это так.
Доктор Харрис откладывает свой iPad, который использует, чтобы делать заметки, и улыбается мне.
– Только помни, твои отношения с Фэйбл все еще находятся в первой сладкой стадии медового месяца. Береги ее. Наслаждайся ею. Но никогда не забывай о том, что ты должен быть рядом и в хорошие времена, и в плохие. То, что я говорю, несколько субъективно, Дрю. И я говорю это лично от себя: я считаю, эта девушка подходит тебе. Она поможет тебе исцелиться.
Я не могу сдержать улыбку.
– Хотите сказать, Фэйбл получила ваше одобрение?
Док смеется.
– Я не должна говорить тебе этого, ты знаешь. Я теряю объективный взгляд. Но, судя по тому, что слышала о ней от тебя, это весьма основательное «да».
Глава тринадцатая
Если я хочу ее заполучить, то должен за нее бороться.
Дрю КаллаханФэйбл
Ближе к вечеру, напевая себе под нос, я вплываю в ресторан, бросая «привет» стерве-злючке, которая сегодня царит за стойкой администратора. Ее челюсть впечатывается в пол, а я беспечно улыбаюсь в восторге о того, что уделала злюку в ее собственном чемпионате по ехидству.
Сегодня ничто не сможет испортить мне настроение. Я максимально зарядилась от Дрю.
Проходя в служебное помещение, отмечаю время и вижу Джен, которая уже устроилась в небольшой комнате отдыха для персонала. Уставившись на меня, она потягивает старбаксовский фраппучино.
– Только посмотрите, кто вернулся на работу, – растягивает она слова.
– Подменилась на одну смену, и на тебе – уже я не хочу работать? Так нечестно. – Убираю свою сумочку в шкафчик для хранения вещей и поворачиваю замок, оставаясь спиной к Джен, так как опасаюсь любого осуждения с ее стороны.
– Колин хочет поговорить с тобой. Он попросил меня сказать ему, когда ты появишься тут, – тихо произносит она.
Я оборачиваюсь к ней, страх превращает мою кровь в лед.
– Он собирается уволить меня?
– Нет. – Джен больше не дает никаких объяснений.
– Тогда что же?
