Барбара Брэдфорд - Так далеко, так близко...
Я почувствовал, как во мне разгорается жар. Она говорила, и желание охватывало меня. Скинув халат движением плеч, я почти упал в ее протянутые руки. Страх перед неудачей исчез. Я хотел взять ее. Любить ее так, как никогда не любил. Ни ее, ни какую-либо другую женщину.
Я лег на ее длинное, гибкое тело, накрыв его своим. Целовал ее шею и грудь. Погрузил дрожащие, жаркие руки в облако рыжих волос.
Я целовал ее шею, плечи, лицо, а она шептала мне любовные, мучительные слова. Слова подстегивали. Воспламеняли.
Я почувствовал, что возбужден. Что могу с ней соединиться.
Я забыл обо всем. Обо всех. Я думал только о Кэтрин.
17
– Я понимаю, почему тебе никогда не хочется уезжать отсюда, – сказала Кэтрин, беря меня под руку. – Здесь великолепно. Просто дух захватывает. И есть в этих местах что-то магическое.
– Есть, – согласился я. Я был рад. Она верно выразила то, что я чувствую. В нескольких точных словах.
Мы стояли на вершине холма – самой высокой точке в моих владениях. Ниже, по склонам, шли виноградники. Они обрывались там, где начинался сад. Справа от шато – лес, слева – поля и ферма. Она называется «Домашняя ферма».
Рядом с фермой – винодельня. Это множество построек, а под ними – огромные погреба. Именно там виноградный сок и становится вином.
Я огляделся.
И увидел окрестности как бы глазами Кэтрин. Действительно, волнующее зрелище. Небо – чистого бледно-голубого цвета. Очень ясное, без единого облачка. Яркий солнечный день. Почти теплый. Почти безветренный. И хотя еще только середина марта, в Прованс уже пришла настоящая весна.
С землей за последнее время произошли перемены. Она преобразилась. На лужайках появилась молодая трава. На деревьях пробились нежно-зеленые листки. В саду раскрывались цветы, запестрели бордюры вдоль дорожек. На темной земле цветы казались брызгами ярких красок.
Я глубоко втянул чистый, свежий, бодрящий воздух.
Повернувшись к своей подруге, я сказал:
– Я обещал показать тебе виноградники. Пойдем посмотрим, теперь там уже есть на что взглянуть.
Взяв Кэтрин за руку, я повел ее по узкой тропинке, спускавшейся с первого склона.
– Смотри! – воскликнул я и взволнованно наклонился, потом присел на корточки у виноградной лозы. – Почки. Вот. И вот!
Она тоже наклонилась. Потом удивленно спросила:
– Но они такие малюсенькие. Неужели они превратятся в грозди?
– Превратятся.
– А как? Ты все знаешь о винограде. Объясни мне.
– Попробую. Сначала я расскажу тебе о жизненном цикле винограда. Он начинается с зимнего покоя. В феврале и марте в лозах начинает бродить сок. Теперь вот они, – я указал на почку. – Эту маленькую капельку называют весенней почкой. В апреле она раскроется. То есть, раскроется более полно. Недели через две-три появятся листья. К маю листья расправляются. В июне лоза зацветает. Потом цветки превратятся в крохотные виноградинки. А в июле и в августе мы увидим, как они растут. В конце августа – начале сентября они начнут наливаться. Наконец, в октябре созреют. В ноябре опадут листья. Цикл повторяется. Наступает зимний покой. И потом опять – все повторится.
– На словах все очень просто, – Кэтрин взглянула на плантацию, – но, конечно же, это совсем не так, да?
– Конечно. Все гораздо сложнее. Особенно уход за лозой. Выращивание ее. В зимние месяцы. И весь год. Я все упростил, чтобы тебе было понятно.
– Спасибо; по-видимому, виноград собирают, когда он созреет?
Я кивнул:
– Вот тогда-то и появляются сборщики винограда. Носильщики носят виноград в тех огромных корзинах, которые здесь везде лежат. Они относят корзины в конец каждого ряда. Оттуда их забирают на винодельню, ставят в погреба, а там из них делают вино.
– И все собирают вручную?
– Да. И Оливье, и я не любим механизированной уборки. Ко-где во Франции этот способ стал популярным. Но здесь это трудно сделать. Из-за склонов. К тому же при сборке вручную меньше шансов повредить виноградник.
– А что дальше?
– Делают вино, конечно. Оно хранится в огромных бочках и чанах в специальном помещении. Я тебе его показывал, когда водил тебя в Рождество в большой винный погреб.
Она кивнула.
– Я помню. – И склонила голову набок. – А ты много всего знаешь о виноделии?
– Не так уж и много, – ответил я. – Мне еще учиться и учиться. А все знает Оливье, он положил всему начало, когда мне было всего шестнадцать лет. Именно тогда Себастьян подарил мне это шато. Прошло четырнадцать лет, а я не знаю и половины того, что знает он. Даже не смотря на то, что учился в университете в Тулузе, чтобы постичь науку виноделия и виноградарства. А между прочим, курс этот во Франции длится четыре года. Я получил диплом. Но, по сравнению с Оливье, мне далеко до вершин. Он один из лучших виноделов в округе, считается великим теоретиком и практиком.
– Он самозабвенно предан своему делу, я ведь не ошибаюсь? – улыбнулась Кэтрин.
– Он много лет занимается тем, что все старается усовершенствовать. Начиная с качества наших красных вин и кончая их розливом по бутылкам. За последние десять лет он многого добился. Благодаря Оливье Маршану наш «Кот де шато д'Коз» считается теперь вином высшей марки.
– Ты сказал на днях, что он – твой партнер.
– Не партнер. Я взял его в долю. Он того заслуживает – столько лет посвятил виноделию, шато, управляет всем имением.
Мы стали спускаться с холма, направляясь к шато.
Кэтрин вдруг спросила:
– А зачем, собственно, твой отец купил это имение? Он что, и интересовался винами?
– Он любил вино. Особенно шампанское. «Вдову Клико». А на самом деле, просто сделал еще одно доброе дело. Для одного человека. Как всегда.
– Какое доброе дело?
– Доброе дело для одной вдовы. Вдовы того человека, которому принадлежал шато д'Коз. Лет тридцать назад Себастьян был в Африке, в Кении. В Найроби он познакомился с одним французом, его звали Пьер Пейфрет. Постепенно они сблизились. Себастьян часто приезжал к нему сюда. Около двадцати лет назад Пейфрет погиб в автомобильной катастрофе – возвращался домой из Парижа. Его вдова Габриелла была в отчаянии. Она не знала, что ей делать с винодельней, как ею управлять. У них не было сыновей, которые могли бы наследовать дело. Только дочь, тогда – еще маленькая девочка. Наверное, моя сверстница. Габриелла хотела продать имение, но охотников не находилось, никого оно не интересовало – дохода оно не приносило. Как и сейчас, впрочем. И Себастьян купил его и хорошо заплатил. Возможно, чересчур. Но эти деньги помогли ей начать новую жизнь. Она переехала с дочкой в Париж.
– Понятно. А он всем этим занимался? То есть, как ты сейчас?