Энн Мэйджер - Я тебя прощаю
— Смотри! Я же говорил тебе, глупый!
— Сам такой!
Но глупее всех была она, когда бросила троих людей, дороже которых у нее нет никого в целом мире.
Теперь ей предстояло всю оставшуюся жизнь заглаживать свою вину.
И головокружительный поцелуй, которым Чандра наградила Лукаса, был только началом.
Эпилог
Раскинувшись под очаровательным старинным отелем «Посада де Эрмита», горделиво возвышающимся на холме, мексиканский городок с мощенными булыжником улицами, деревьями и многочисленными храмами мирно дремал в лиловато-розовой дымке.
— Я же говорила тебе: Сан-Мигель-де-Альенде — идеальный уголок для медового месяца, — обратилась Чандра к Лукасу, выйдя на плиточный пол балкона, когда официант в белой куртке пришел, чтобы накрыть стол к ужину.
Воздух был освежающе прохладным после летнего зноя в Техасе. Слышался плеск воды в ближайшем фонтане, и из кантины доносились печальные звуки испанской гитары.
Лукас отставил стакан с пивом и поднялся, чтобы помочь Чандре устроиться в кресле.
Ее лицо сияло в розовых лучах заходящего солнца. Оно золотило ее волосы, придавая им сходство с пламенем. Голубые глаза сияли. Лукас пообещал мальчикам целое состояние, лишь бы они не появлялись в номере до вечера, и весь день предавался любви с Чандрой, пока их сыновья осматривали деревню и резвились в бассейне.
— Разве этот вид и солнце не чудесны? — говорила Чандра, глядя на тускло-зеленые кроны джакаранды и шпалеру лиловых бугенвиллей.
— Чудесны, — согласился Лукас, но смотрел на Чандру, сжимая ее руку.
— Вот почему здесь много лет подряд существовала колония художников, — продолжала Чандра. — Если не считать церковных колоколов, здесь совсем тихо.
В городе было с десяток колоколен, и колокола начинали звонить еще до рассвета и не умолкали даже после полуночи.
— Но заурядному туристу попасть сюда чертовски трудно.
Лукас и Чандра прибыли в городок на личном самолете их друга.
— Да, нам повезло, — согласилась Чандра.
Из бассейна донеслись яростные крики. Мальчики, которым было велено следить за временем и появиться в номере, как только оттуда выйдет официант, позабыли о родительском приказе и теперь сражались за пару ластов и надувной плот.
Лукас улыбнулся жене.
— От этих мальчишек шуму больше, чем от церковных колоколов.
— Меня их шум не раздражает, — ответила Чандра.
— Полагаю, тебе лучше сразу привыкнуть к нему, поскольку вскоре у нас будет полный дом детей.
Официант вышел.
— О Чандра! — воскликнул Лукас, притягивая ее к себе и зарываясь лицом в золотистые волосы. — Ко всему этому счастью не просто привыкнуть!
Она крепко прижалась к нему.
— Ты прав. Мне до сих пор не верится…
— Во что?
— В то, что я наконец-то нашла тебя.
— Опять?
— Знаю, ты не веришь в реинкарнацию…
— Верно. Кроме счастья на протяжении одной жизни, мне больше решительно нечего желать, — заявил Лукас и поцеловал жену, не давая ей возможности ответить.
Ужин закончился.
— Значит, папа, если эти родимые пятна у тебя на груди действительно были шрамами, и вы двое знали друг друга в прежней жизни, мы тоже были там? — спросил Пеппин.
— Послушай, мне вполне достаточно одной жизни, — возразил Лукас. — Сколько раз можно повторять: я не верю в переселение душ. Я ни чего не помню ни о какой прежней жизни в Индии.
— Это потому, что ты погиб не от руки человека, папа! — тоном знатока вмешался Монтегю.
— Какое отношение имеет убийство к нашему разговору?
— Самое прямое! Я дам тебе почитать мою любимую книгу, «Энергетические вампиры», и ты все поймешь. У людей, которые были убиты, больше шансов вспомнить свою прошлую жизнь.
— Спасибо, но я лучше воздержусь от чтения, — усмехнулся Лукас. — Любить Чандру сейчас, в этой жизни, по эту сторону мира, — для меня уже чудо.
Обнаженная Чандра стояла во влажном тумане в душевой номера отеля, когда Лукас шагнул туда, чтобы присоединиться к ней.
Их взгляды встретились.
Как когда-то.
Она молча взяла кусок мыла и принялась кругами водить им по бедрам и животу Лукаса. Ему казалось, кожа его электризуется и начинает гореть.
Схватив Чандру за запястье, Лукас осторожно прижал ее к стене. Мыло выпало из ее руки и заскользило к отверстию стока. Лукас наступил на него.
В безумном порыве сексуального ликования он подхватил жену на руки и прижал к своим бедрам, погружаясь в нее.
Их тела и души соединились. Она обвила его ногами и откинула назад голову, и теплая вода заструилась по ее лицу и волосам, стекая вниз по обнаженному телу.
Никогда еще она не испытывала такого возбуждения и блаженства. Казалось, и он, и она состоят из некоей густой жидкости, и эти жидкости слились в едином растворе.
Она снова и снова повторяла его имя, и ее приглушенный нежный голос наполнил его такой страстью, что он не вытерпел.
Еще долгое время он прижимал к себе ее бедра, желая остаться в ее лоне навсегда.
Такого утонченного наслаждения он не ощущал ни с кем. И никогда не смог бы ощутить.
Чувство к ней было выше любви. Сильнее времени.
Больше мира и вечности.
Взяв Чандру на руки, Лукас отнес ее в постель, где насухо вытер полотенцем.
Приподнявшись, она поцеловала недавно затянувшийся шрам на плече Лукаса. Провела языком по длинным белым полоскам — следам от шрамов, пересекающих наискосок его торс.
Заглянув ему в глаза, она просияла той самой ослепительной улыбкой, которую, как казалось Лукасу, он знал всегда.
И это было удивительно.
И он знал, что удивление перед ней не покинет его никогда.