Энн Мэйджер - Я тебя прощаю
Толстый налет пыли покрывал лозу, обвивающую ограду из колючей проволоки, которая окружала строительную площадку. Стены дома на строительной площадке номер три уже достигли в высоту десяти футов, потому Чандра и везла сюда панели для крыши.
Но, оглядев строительную площадку номер четыре, где только два ряда бетонных блоков составляли будущие стены, да и те вроде бы кренились внутрь, она нахмурилась.
О Господи…
Только этого не хватало!
Если к субботе дом не будет закончен, а чудес не бывает, они выбьются из графика и построят на один дом меньше. А значит, одна из семей городка, победивших в лотерее, не получит дома до следующего года.
Чандра дернула на себя рычаг ручного тормоза, толкнула дверцу и крикнула прорабу, чтобы он помог ей выбраться из машины. Она купила этот грузовик подержанным. Он был настолько стар и помят, что дверцы в нем открывались только снаружи, да и то если приложить значительную силу.
Когда двое мужчин, которые укладывали третий ряд бетонных блоков, опустили на землю сорокафунтовые блоки и бросились к Чандре, прораб схватил их за плечи и велел продолжать работу.
Чандра растерялась и возмутилась.
А прораб окликнул долговязого парнишку, показавшегося Чандре знакомым, который замешивал густой белый раствор в бадье в дальнем конце строительной площадки. Парень стащил с лица маску и наклонился над рослым мужчиной, растянувшимся в гамаке с безмятежным величием испанского конкистадора.
Лицо мужчины прикрывала ковбойская шляпа; его гибкое спортивное тело вытянулось во всю длину в тени трепещущего навеса. Безобразие, снова возмутилась Чандра, развалился, а рядом с десяток женщин из церковной общины, с обгоревшими щеками и носами, гнут спину под палящим утренним солнцем.
Внезапно мужчина вскочил, и его серые глаза, пронизывающие и настороженные, впились в нее. Чандра! Губы его расплылись в счастливой улыбке. Он выпрямился и размашистыми шагами двинулся к Чандре.
Лукас.
А долговязым пареньком был Монтегю.
Нет!
Рейф обманул ее. Чандра задергала дверцу машины, стремясь вырваться, но та не поддавалась.
Она в ловушке.
И не может выбраться без посторонней помощи.
— Помогите мне хоть кто-нибудь! — в отчаянии выкрикнула она, ища взглядом прораба, который таинственным образом испарился. Как и большинство других работников.
Лукас распахнул дверцу машины, и Чандра буквально рухнула к нему в объятия.
Вцепившись в него, чтобы не упасть, Чандра не сразу поняла, что одна ее рука оказалась на обтянутом джинсовой тканью бедре Лукаса, а вторая — у него на поясе. Она неловко выпрямилась.
— Ну и ну! — ухмыльнулся Лукас, да так развязно, что у Чандры зачесались руки от желания отвесить ему пощечину. Но, разумеется, это было немыслимо — на виду у вытаращивших глаза женщин из церковной общины.
— Что интересного вы здесь увидели? — крикнула Чандра женщинам.
— Напрасно ты так сердишься, — шепотом вмешался Лукас. — Они ни в чем не виноваты.
— Да, виноват только ты! Ненавижу тебя!
— Ты в этом уверена? — Он крепче прижал ее к себе.
От Лукаса веяло жаром, как и от самой Чандры. Но его прикосновение было невообразимо приятным, настолько приятным, что у Чандры вновь закружилась голова, и перехватило дыхание.
Четыре долгие, мучительные недели она спала в одиночестве и пыталась забыть его.
Она и теперь была уверена, что со временем избавится от воспоминаний, и потому яростно толкнула Лукаса в грудь. Но это было все равно что пытаться с ее жалкими силами сдвинуть с места стальную стену.
— Я люблю тебя, — прошептал Лукас, прижимая ее к себе. — Я люблю тебя.
— Нет!
— Прости меня, — хрипло умолял он, и его низкий голос так странно дрогнул, что Чандре показалось, будто он вот-вот заплачет.
Она не смогла удержаться и взглянула ему в лицо.
Их взгляды встретились. Суровое лицо Лукаса дышало страстью. Всепоглощающее чувство, которое Чандра прочла в его глазах, было сильнее слез.
Я люблю тебя, поверь. Я умру, если ты мне не поверишь.
Я прощаю тебя.
Они не произнесли ни слова.
Однако они говорили.
На своем, понятном только им языке.
Но вот его лицо смягчилось, и он заключил Чандру в крепкие объятия.
Чандра была не в силах бороться ни с ним, ни с самой собой. Всю свою жизнь она искала его и, наконец, нашла. И знала: что бы он ни совершил, кем бы он ни был, она будет с ним всегда. Тихие слезы радости струились по ее щекам.
— Спасибо, что ты приехал, — прошептала она. — Какая я глупая! Конечно, я прощаю тебя.
Потому что такова сущность и сила истинной любви.
— Я пытался приехать раньше. Но мне пришлось целую ночь охлаждать свой пыл в одной гнусной мексиканской тюрьме, в компании омерзительных типов.
— Знаю. Извини.
Чандра прильнула к нему, трепеща от счастья и в радостном исступлении подставляя губы твердому рту Лукаса.
Лукас целовал ее, и Чандра не слышала двух возбужденных мальчишеских голосов — знакомых и любимых.
— Так у нее будет малышка или нет?
— А может, малыш!
— Когда же он сделает ей предложение и подарит кольцо?
— Тсс! Пускай сначала нацелуются, остолоп!
— Сам ты остолоп!
— Девчонкам нравится, когда их целуют.
— И мальчишкам тоже.
— Только слюнтяям.
Но, наконец, до нее дошло, что за спиной у нее звучат голоса ее милых мальчиков. Ее ангелов-хранителей.
Ее сыновей.
Им не терпелось узнать, будет ли у нее малыш.
Ребенок?
Эта мысль пронзила ее словно током.
Чандра даже не задумывалась о такой чудесной возможности. Она считала, что желудок у нее расстроен от нервов или от дурной пищи. Но теперь она припомнила, как странно Рейф поглядывал на нее всякий раз, когда она уверяла, что с ней все в порядке, как заботлив он был, как настойчиво вел поиски нового водителя.
Рейф сам был отцом. Должно быть, он разбирался в подобных симптомах.
Мысленно она вернулась на несколько недель назад. Сильнее всего ее всегда тошнило по утрам… И вдруг поняла: конечно! Она носит под сердцем ребенка Лукаса. Как это ей раньше не пришло в голову?
— Выходи за меня замуж, — произнес Лукас, наконец, оторвавшись от ее губ.
— Да. О да! Да, да, — прошептала она, а потом приподнялась на цыпочки и снова стала целовать его.
Тут уж она услышала громкий хлопок двух ладоней.
— Смотри! Я же говорил тебе, глупый!
— Сам такой!
Но глупее всех была она, когда бросила троих людей, дороже которых у нее нет никого в целом мире.
