Сандра Браун - Роковой имидж
— А я люблю тебя. Мы были настолько близки, насколько это возможно между мужчиной и женщиной. Я дотрагивался до тебя, делал все, что мне хотелось, и ты не запрещала. А теперь я хочу увидеть тебя обнаженной при свете. Прошу, не отказывай в этом.
Трент стал первым и, наверное, навсегда останется единственным мужчиной, который любил ее такой, какая она есть. Могла ли Рэна отказаться исполнить его желание в этот печальный день — день его отъезда?
Рэна не сопротивлялась, когда Трент принялся снимать с нее мешковатый тренировочный костюм. Вскоре, освободившись от последней детали туалета, девушка предстала перед ним обнаженной.
Прошло несколько минут, прежде чем Трент обрел способность говорить. Его изумленный взгляд скользил по телу Рэны, от макушки до ступней и обратно. Сраженный открывшимся перед ним великолепием, он только и смог, что тихо выругаться.
— Зачем ты надеваешь эти уродливые тряпки? Такого прекрасного тела, как у тебя, я еще не видел, — сказал он охрипшим голосом и ошеломленно покачал головой.
Рэне хотелось заплакать от счастья. Комплимент, произнесенный Трентом, значил для нее больше, чем все похвалы, которые ей доводилось получать от восторженных поклонников. О том, что у нее красивое тело, ей говорили так часто, что эти слова потеряли для нее всякий смысл. Произнеся их, Трент словно вдохнул в них жизнь, заставляя звучать по-новому.
Если бы Рэна позволила себе продолжить эти размышления, она бы прослезилась и, очевидно, плакала бы еще долго. Но столь драгоценное для них время нельзя было тратить на слезы, и она взяла себя в руки. Подойдя к Тренту, она встала на цыпочки, губами дотянулась до его уха и прошептала:
— Мистер Гемблин, вам не кажется, что на вас слишком много одежды?
Когда они заходили в душевую кабину, Трент быстрым движением сорвал с нее ненавистные очки. Рэна потянулась, чтобы отобрать их, но Трент поднял руку высоко над головой, и очки оказались за пределами досягаемости. Рэна обиженно отвернулась.
— Эна, посмотри на меня.
Рэна любила его безумно. Что будет, если он узнает, какова она на самом деле? Впрочем, какая разница! Через несколько часов они все равно расстанутся. Рэна медленно повернула голову и подняла к нему лицо.
Казалось, Трент потерялся в бездонном омуте ее зеленых глаз.
— Какой необычный цвет… — пробормотал он, будто разговаривая с самим собой. — Какое преступление прятать такие красивые глаза за темными очками!
Трент положил очки на край раковины, затем взял лицо Рэны в ладони и принялся целовать ее закрытые глаза, щеки, лоб, подбородок. Поцелуями проложив себе путь к ее губам, Трент впился в них горячим ртом, проникая языком меж их приоткрытых створок.
Под неутомимо бегущими струями они делали новые открытия, постигая тайны любви. Губы пили воду с пульсирующей плоти. Под вздохи и стоны руки скользили по влажной коже. Он одевал в облака мыльной пены вздрагивающие под его пальцами изгибы ее тела, а в знак благодарности женские руки творили с ним такое, что вскоре Трент начал задыхаться от желания.
— Ты меня так возбуждаешь! — прошептал он, прижимая Рэну к себе.
Акт любви, последовавший за этим, казался бесконечным.
Вода давно остыла, а их тела продолжали гореть пламенем страсти.
По случаю отъезда Трента был подан праздничный обед. Руби казалась необычно притихшей.
— Ты уверен, что ничего не забыл?
— Тетушка, я собрал все вещи и дважды проверил комнату. Если я что-нибудь и оставил, ты сможешь прислать мне это домой, в Хьюстон. Моя экономка всегда на месте.
За весь обед Рэна не произнесла ни слова. Ей не хотелось есть, и, ковыряя вилкой салат из овощей и курицы, она изо всех сил старалась не расплакаться.
— Во сколько твой самолет?
— В принципе мы должны взлететь в четыре, но боюсь, что нас задержат журналисты. Так бывает всегда.
Трент взглянул на Рэну и нахмурился. Он ожидал, что она расстроится из-за его отъезда на целые три недели, но не думал, что она будет настолько подавлена.
— Тебя покажут по телевидению?
— Возможно. Посмотрите вечерние новости, и, может быть, вы меня увидите. — Пытаясь рассеять уныние, воцарившееся за столом, Трент подмигнул тетушке:
— Хотите, когда нас будут снимать, я помашу вам рукой?
Как говорится, долгие проводы — лишние слезы. После затянувшегося обеда оставалось только попрощаться. Трент обнял Руби и чмокнул ее в щеку.
— Я говорю вам «спасибо» от имени моего тренера, моей команды и моих болельщиков.
Руби притворилась возмущенной:
— Что ты там бормочешь, глупый мальчик?
— Если бы вы не обеспечили меня тихой комнатой и трехразовым питанием, я не был бы сейчас в такой прекрасной форме. На сборах моим товарищам по команде придется попотеть, а мне будет легко, и все это — ваших рук дело.
Прослезившись, Руби промокнула влажные глаза носовым платочком и пробормотала, что двери ее дома для него всегда открыты. Трент пообещал звонить почаще, и Руби тактично удалилась, оставив Трента наедине с Рэной. У входа его ждала машина, забитая доверху вещами.
Без лишних слов он прижал Рэну к себе и обнял. Обхватив его что было сил, Рэна уткнулась лицом в его широкую грудь. Ей хотелось оставить себе кусочек его силы, впитать его запах, тепло, а еще лучше — заключить все это в бутылку, заткнуть ее пробкой и открыть ее, когда тоска по Тренту станет невыносимой.
— Теперь ты мне расскажешь?
— Расскажу — что?
— Почему у тебя такой вид, как будто твою любимую кошку задавила машина? Рэна выдавила из себя улыбку:
— Неужели я действительно так выгляжу?
— Пожалуй, еще хуже.
— Мне грустно оттого, что ты уезжаешь.
— Всего на три недели.
"Навсегда», — мелькнула горькая мысль.
— Я буду звонить тебе каждый вечер. «Может, пару вечеров, потом через вечер, потом еще реже».
— Я буду очень скучать по тебе. «Пока не встретишь какую-нибудь красотку».
Трент поднял ее голову и поцеловал в губы. Зная, что этот поцелуй последний, Рэна вложила в него всю ту любовь, которую испытывала к Тренту.
— Поцелуй меня так еще пару раз, и я долечу до Калифорнии своим ходом, без помощи самолета, — заметил Трент, водя пальцем по ее влажным губам, потом крепко обнял и сказал:
— Увидимся через три недели.
Проводив Трента, Рэна кое-как добралась до печально знакомой деревянной скамьи под лестницей, упала на нее и дала волю слезам. Она плакала горько и безутешно, и не было поблизости того, кто мог бы, как в прошлый раз, утешить ее.
Рэна благодарила Бога за то, что у нее сейчас так много работы. За десять дней она расправилась со всеми заказами. Барри тем временем умело внедрял в жизнь идею расписанной вручную мебельной обивки, и Рэна получила заказ на три гигантские подушки и плетеный диванчик. К ее удивлению и радости, Трент действительно звонил каждый вечер. Они разговаривали подолгу, пока его сосед по комнате не требовал наконец заткнуться и выключить свет. Рэна успела так привыкнуть к его звонкам, что очень удивилась, когда Руби подозвала ее к телефону и сказала:
