Розамунда Пилчер - Спящий тигр
— Нет, само собой, нет. Она ждет не дождется, чтобы уехать назад, а мне не терпится избавиться от нее. Но в целом ситуация совершенно безобидная.
— Безобидная? Это самое наивное, что я когда-либо от тебя слышала! Ну да, ситуация настолько же безобидна, как ящик с динамитом!
Он ничего не ответил, только сгорбил плечи и так сжал ладони, лежавшие на краю стола, что костяшки пальцев побелели. Фрэнсис, демонстрируя сочувствие, положила на них свою руку, и он не отстранился. Она сказала:
— Ты мне доверился, поэтому позволь тебе помочь. В семь часов вылетает самолет из Сан-Антонио в Барселону. Там стыковка с лондонским рейсом — к полуночи она будет дома. Я дам ей денег на билет и на такси. — Он по-прежнему молчал, поэтому она мягким тоном добавила: — Прошу, дорогой, не надо упираться. Я права, и ты это знаешь. Ей нельзя здесь дальше оставаться.
Селина сидела на краешке причала, спиной к дому, болтая ногами в воде. Он спустился по ступеням, пересек стапеля и прошел по шатким доскам. Его шаги отдавались громким эхом, но Селина так и не оглянулась. Он позвал ее — она не ответила. Он присел на корточки рядом с ней.
— Слушай. Мне надо кое-что тебе сказать.
Она наклонилась вперед, словно пытаясь отстраниться от него, и стала смотреть в воду; волосы у нее разделились пополам на затылке и свешивались вниз, закрывая лицо.
— Селина, попытайся понять.
— Ты пока что ничего не сказал.
— Ты можешь вернуться в Лондон прямо сегодня. В семь часов летит самолет — ты будешь дома к полуночи или, самое большее, к завтрашнему утру. Фрэнсис говорит, что даст тебе денег на билет…
— Ты хочешь, чтобы я уехала?
— Дело не в том, чего хотим я или ты. Мы должны поступать так, как будет правильно и как лучше для тебя. Мне вообще не стоило разрешать тебе остаться, но так уж сложились обстоятельства. Будем смотреть правде в глаза: Кала-Фуэрте не место для девушек вроде тебя, и бедняжка Агнес наверняка уже в панике оттого, что не знает, куда ты запропастилась. Думаю, тебе действительно лучше уехать.
Селина вытащила из воды свои длинные ноги и подтянула колени к подбородку, обхватив их руками, словно изо всех сил пыталась сохранить самообладание.
Он добавил:
— Я не отсылаю тебя… это должно быть твое собственное решение.
— Очень мило со стороны твоей подруги…
— Она просто хочет помочь.
— Если я лечу в Лондон сегодня вечером, — сказала Селина, — у нас осталось совсем мало времени.
— Я отвезу тебя в Сан-Антонио.
— Нет! — Она выкрикнула это с каким-то ожесточением, впервые за всю их беседу развернувшись и глядя Джорджу в глаза. — Я не хочу, чтобы ты меня вез. Наверняка есть еще кто-то, кто может это сделать. Рудольфо, таксисты — кто угодно! Должен быть кто-то еще!
Он попытался не показать ей, что задет.
— Да-да, конечно, но…
— Я не хочу ехать с тобой.
— Ладно. Неважно.
— А в Лондоне я позвоню из аэропорта Агнес. Она должна быть дома; я возьму такси, и она меня встретит.
Внезапно Джордж почувствовал, что она будто бы уже уехала, что каждый из них снова сам по себе. Он видел, как она одна сидит в самолете, потом, по-прежнему одна, в холодном Лондоне — после Сан-Антонио где угодно покажется холодно — звонит Агнес из телефонной будки. Уже за полночь, Агнес давно спит и просыпается с трудом. В пустой квартире раздаются телефонные трели, Агнес встает, надевает халат и идет, по пути включая свет, к аппарату, чтобы ответить на звонок. Потом готовит бутылку с горячей водой, расстилает постель, греет в кастрюльке молоко…
А дальше ничего.
Он спросил:
— Что ты будешь делать? Я имею в виду, когда вернешься в Лондон и все это окажется позади и забудется навсегда?
— Я не знаю.
— У тебя нет никаких планов?
Она помедлила мгновение, а потом покачала головой.
— Тогда придумай их, — ласково произнес Джордж. — Какие-нибудь очень хорошие.
10
Было решено, что Джордж отправится к Пепе, мужу Марии, и попросит отвезти Селину в аэропорт. Официально Пепе не был таксистом, однако при необходимости очищал свою старенькую машинку от клочьев соломы, куриного помета и прочего деревенского мусора, который в ней обычно валялся, и доставлял случайных путешественников по указанному назначению. Джордж на «ситроене» Фрэнсис поехал переговорить с ним, а Селина, оставшаяся в Каса Барко с Фрэнсис и Жемчужиной, стала готовиться к отъезду.
Времени это заняло немного: она приняла душ и переоделась в брюки Джорджа, так удачно выстиранные Хуанитой, полосатую рубашку и эспадрильи, купленные в магазинчике Марии. Свое дорогое платье из джерси она еще раньше отдала Хуаните на тряпки, а подаренное бикини было таким крошечным, что без труда уместилось на дне сумки. Больше делать было нечего. Селина расчесала волосы, бросила дорожное пальто на стул у двери и, преодолевая внутреннее сопротивление, поскольку меньше всего ей сейчас хотелось разговаривать, вышла на террасу, где в одном из тростниковых кресел опять развалилась Фрэнсис. Глаза ее были закрыты, но заслышав приближение Селины, она распахнула их, повернула голову, и теперь наблюдала, как та подошла поближе и села перед ней на стенку террасы.
— Сборы окончены? — спросила Фрэнсис.
— Да.
— Быстро.
— У меня нет с собой вещей. Я потеряла чемодан. Его по ошибке отправили в Мадрид.
— Такое случается сплошь и рядом. — Она села и потянулась за сигаретами. — Сигарету?
— Благодарю, нет.
Фрэнсис закурила.
— Надеюсь, вы не сочли, что я вмешалась не в свое дело, прогнала вас отсюда и все такое?
— Нет. Все равно мне нужно назад. Чем скорей я попаду домой, тем лучше.
— Вы живете в Лондоне?
— Да. В Куинс-гейт, — выдавила из себя Селина.
— Как мило. И как вам понравилось на Сан-Антонио?
— Было очень интересно, — ответила она.
— Вы, значит, думали, что Джордж ваш отец.
— Я просто предположила. Но я ошиблась.
— Вы читали книгу?
— Вообще-то, просто пробежала. Обязательно прочту повнимательнее, когда вернусь домой. Тогда у меня будет куча времени.
Селина помолчала, а потом добавила:
— Книга имела большой успех.
— Уж конечно, — сказала Фрэнсис, двумя словами ставя крест на детище Джорджа.
— Вам не понравилось?
— Да нет, написано неплохо. Оригинально, свежо. — Она сделала длинную затяжку, потом стряхнула пепел на пол террасы. — Только другой он не напишет.
Селина нахмурилась.
— Почему вы так говорите?
— Потому что, насколько я знаю, у него нет внутренней дисциплины, чтобы заставить себя сесть за работу.
