Анна Яковлева - Птичка над моим окошком
– Сделай то, что я прошу, – попыталась осадить брата Августа.
– Ах так? Может, тогда без меня разберетесь, а?
– Шантажист мелкий.
Данька моментально уловил неуверенность в интонации сестры.
– Нечего детей втягивать во взрослые отношения, – ловко ввернул он. Это был тезис тети Любы, смысл которого Данька не очень понимал, но сейчас, кажется, попал в точку.
– Господи боже мой, – ахнула Августа, – еще один моралист карманный. Неси, сказала.
Она открыла дверь, развернула брата лицом к выходу и подтолкнула.
С коробкой под мышкой Данька оказался за порогом.
– И быстро домой! – прошипела ему вслед Августа.
Что она о себе воображает, эта врачиха?
Да у нее этот… Как он называется? Да! Завышенный уровень притязаний – вот что!
Что ж он, совсем съехал с катушек – подстраивать такое? За малым не угробить человека? Ради того, чтобы покрасоваться? Это ж какое циничное воображение нужно иметь? Даже не циничное, а больное. Вот у нее, у докторши, – больное воображение, а у него – нет. У него самое что ни есть здоровое.
Это же надо додуматься до такого?
Хотя – ничего удивительного: додумалась же она таблетками заменить секс. Вот дура.
Звонок в прихожей настиг Степуру в верхней точке кипения.
Со злополучной коробкой в руках за дверью стоял Даниил – брат дуры докторши.
Вид растрепанного подарка ударил по оголенным нервам.
– Что надо? – рыкнул Матвей.
– Вот так всегда, – Данька надул губы, – вечно я крайний.
Справедливая критика сразу же охладила Мотю.
– Входи. Только убери это куда-нибудь. – Он кивнул на картонку.
Устроив многострадальный подарок на полке для обуви, Даниил прошел следом за хозяином на кухню.
– Пиво пьешь? – спросил гостя Матвей.
– Пробовал как-то. – Данька даже покраснел от удовольствия – здесь его держали за того, кем он является, – за взрослого.
– Слушай, а тебе шестнадцать есть?
Данька скис:
– Мне тринадцать.
– Тогда, наверное, я погорячился. Будешь колу?
Получив колу, Данька устроился на диване и снова почувствовал себя членом мужского Клуба.
– Вы с сеструхой полаялись, что ли?
– Я не лаялся. Я высказал свое мнение, – с достоинством объявил Матвей.
Даниил в этот момент уже потягивал колу и не сразу спросил:
– Это ты про воровство и наезд?
– Ну конечно! Как только этой курице, то есть твоей сестрице, такое в голову пришло? Неужели я похож на больного?
– Нет, – Данька выпустил изо рта трубочку и преданно затряс нестриженой башкой, – не похож.
– Мне что, делать нечего? – продолжал недоумевать Мотя.
Аргумент был встречен с пониманием.
– Есть чего делать.
– Вот и я о том же. Это ж надо додуматься!
– Так это твой друг сказал Авке про тебя, вот она и разозлилась. – Данька снова поймал ртом трубочку. В трубочке забулькало – кола кончилась.
– Друг? Какой друг?
– Ну, такой: темный, высокий, с телеканала. Симпатичный, кажись.
– Шутихин, что ли? – не поверил Матвей.
– Наверное, – худые Данькины плечи дернулись, – он еще приходил к нам домой, спрашивал Авку.
– Слушай, – одернул щегла Матвей, – не называй так сестру – Авка. Называй Устя, что ли.
– Один черт, – бросил Данька, – я ему еще сказал, что сестра на работе. Авка… то есть Устя, говорит, они встретились в супермаркете и он все выложил про ограбление и наезд. Сказал, что ты нанял актеров из театра.
На дне глаз Матвея затеплилось подозрение, быстро перешедшее в уверенность.
– Врешь.
– Ничего я не вру. Авка… то есть Устя, так говорит. Меня же там не было, – мудро отмежевался Данька.
– Точно? Она так сказала?
– Гадом буду.
Лучший друг оказался Брутом.
Подгадал момент и всадил стило в спину. Причем подтвердил своим гнусным поступком общеизвестную истину о том, что настоящую боль причиняют как раз близкие люди или те, кого вы держите за близких. Даже Гай Юлий не готов был к таким фортелям, вот и умер от двадцати трех колотых ран.
Несколько мгновений Матвей осмысливал услышанное, после чего разразился потоком ругательств, которые, впрочем, подбирал с оглядкой на Даньку:
– Вот козел, мурло поганое, пьянь подзаборная, я ему устрою. Я ему покажу, сучьему потроху. Он у меня будет иметь жалкий вид и нежную походку.
– Все равно Ав… Устька тебе уже не поверит. Знаешь, какая она упрямая. Ужас. Надо, чтобы твой друг сам во всем признался. А не захочет – запиши разговор с ним на диктофон! – подкинул ценную мысль Данька. – Я в каком-то кино такое видел.
– На диктофон? – Мотя с интересом посмотрел на юнца.
– Ну да.
– А что? Неплохо придумано. Диктофона, правда, у меня нет, но можно купить. А можно попросить у Витасика. – Мотя кисло улыбнулся собственной шутке.
– А Витасик – это кто?
– Ну, этот, с телевидения, чувак, который приходил к тебе и который опустил меня ниже плинтуса. Он и есть Витасик. Представляешь, двадцать лет дружили, а поругались из-за бабы. То есть из-за твоей сестрицы.
– Я понял, – важно ответил Данька. Он старался дотянуться до неписаных правил мужского клуба.
Матвей оценил старания.
– А ты ничего, – он похлопал гостя по плечу, – и голова у тебя работает как надо. Только я все-таки не стану записывать Витасика: в память о нашей дружбе. Пусть живет.
– Значит, тебе сеструха не нравится?
Мотя прочистил горло:
– Да нет, как раз наоборот. Это я ей не нравлюсь, поэтому разоблачу я Витасика или нет – это ничего не изменит.
– Ну и глупо. В любви каждый сам за себя, – тоном бывалого сердцееда заявил Данька, – он-то не очень думал о тебе и вашей дружбе, когда подкатывал к… Устьке.
– Витасик у нас натура творческая, импульсивная, к тому же не всегда трезвая. Скорее всего, поддался настроению и уже жалеет о том, что сделал.
– Это не кино, это жизнь, – поучительно изрек Данька, чем окончательно развеселил Мотю.
– Слушай, я к тебе за советами обращаться буду, не возражаешь?
– Не возражаю, – демонстрировал высоты мужской солидарности Данька. – Хочешь, дам первый совет?
– Хочу.
– Сначала покажи мне сумку, которую ты купил Авке. У меня есть мысль.
Мужчины перебрались в комнату, сидя на диване голова к голове, развязали коробку, развернули упаковочный пергамент и извлекли на свет кусок замши, напоминающий бархат.
– Cool, – оценил Данька, – у Авки, то есть у Устьки, таких прибамбасов никогда в жизни не было. Пусть это пока у тебя побудет, я потом заберу и подсуну сеструхе в барахло.
– Думаешь, проканает?
– Не уверен, но попробовать стоит. Если что – назад принесу. А есть еще кола?
Получив в качестве поощрительного приза еще один стакан колы, Данька высосал его и уже поднялся уходить, но тут его взгляд упал на прислоненную к стене у дивана гитару.
