Анна Яковлева - Птичка над моим окошком
Испорченная карманником сумка не давала покоя.
Не давала покоя до такой степени, что Матвей решил купить новую взамен испорченной.
Идея так увлекла его, что он моментально собрался и отправился в торговый центр – осуществлять задуманное.
В моде Матвей не разбирался и для себя нашел простой выход: слизывал стиль известных актеров – Орландо Блума, Брэда Питта или Леонардо Ди Каприо.
Что касается женской одежды, то Матвей Степура, как правило, замечал то, что обычно пытались скрыть. О стилях Мотя не имел представления, терминологией фэшн не владел и, по большому счету, путал цвета, но попросить кого-то из знакомых барышень о помощи не решился – шестым чувством угадал, что Августе бы это не понравилось.
В конце концов, девушки-консультантки для чего-то же существуют, подбадривал себя Матвей по дороге в торговый центр.
Оставалось решить, какую сумму он готов потратить на соседку.
Дело было не в деньгах – жмотом Матвей не был – дело было в статусе.
Кто он для Августы? Сосед? Поклонник? Пациент?
Так и не определившись, Мотя решил, что сумку не обязательно дарят только невесте. Можно подарить и соседке. Разумеется, не просто так, а с далекоидущими планами. В качестве скромной компенсации за предоставленные неудобства. Или авансом, так сказать, за соль и спички, которые он когда-нибудь попросит у них с братом.
Петляя в лабиринтах торгового центра, Мотя почти случайно набрел на бутик с сумками.
Покупателей не было, и высокомерная брюнетка с капризным ртом и высокой грудью о чем-то шепталась с кассиршей – маленьким заморышем.
При виде молодого человека рот брюнетки сложился в улыбку, от которой тянуло холодком.
– Чем могу помочь?
В окружении перенаселенных витрин Матвей почувствовал себя беспомощным.
– Девушка, мне нужна сумка, в смысле, не мне, а девушке, – путано объяснил он.
– Какой стиль предпочитает ваша девушка?
Матвей благоразумно не стал возражать против «вашей девушки».
– Она врач.
– Тогда деловые модели или спортивные, – предположила брюнетка и, дождавшись покорного кивка, увлекла покупателя к полкам, заставленным разнообразными моделями сумок.
– Что-нибудь красивое, – промямлил Мотя, опасливо озираясь.
Уже через двадцать минут Матвей проклинал себя, злился на Августу (упустив из виду, что никто его не заставлял проявлять инициативу), а через час выполз из бутика с подарком и убеждением, что теперь соседка – его должница по гроб жизни.
* * *… Автобус был почти пустым, за темными окнами мелькали плохо освещенные улицы, Данька заглядывал в лицо сестре, пытался угадать настроение, но так и не понял, что означает эта полуулыбка в комплексе с периодически повторяющимся хмыканьем.
Любопытство Даньку так и распирало, он ерзал на сиденье, вздыхал и в конце концов не утерпел:
– О чем вы с тетей Любой болтали? О каком-то наезде и ограблении? Кто не сказал, что снимают скрытой камерой?
– Все-то тебе знать надо, Варвара.
– Варвар уж тогда.
Порывшись в памяти в поисках прецедентов, но так и не найдя ничего похожего на то, что устроил Степура, Августа к этому моменту мысленно полностью согласилась с Любочкой. Выдумка соседа поражала воображение.
Ей бы подобное в голову никогда не пришло: устроить реальное шоу ради того, чтобы выставить себя в выгодном свете, спасителем, удачливым Дубровским, черт бы его взял.
А этот Виталий Шутихин – тоже занимательный персонаж, судя по всему, для психиатра представляет не меньший интерес, чем для терапевта. Или для генетиков, если подлость передается на генетическом уровне.
– Мне сумку порезал актер, которого нанял наш сосед, – выдержав паузу, поведала Августа.
Вероломство Матвея вызвало у Даньки здоровое сомнение.
– А зачем?
– Он так ухаживает за мной.
– Ну, ваще… А кто сказал?
– Его друг сказал. Журналист с телевидения.
– Это тот тип, который приходил домой и спрашивал тебя?
– А что, он приходил домой?
– Приходил один чувак, кажись, с телевидения. Только я дверь не открыл, сказал, что ты на работе. Да фигня все это. Матвею незачем придумывать какое-то ограбление, он и так тебе нравится, правда же?
– Нисколечко. – С видом оскорбленной невинности Августа отвернулась к окну.
– Не ври, Матвей классный. Еще он сказал, что научит меня водить машину.
– Что? – подпрыгнула Августа. – Только через мой труп!
– Мама бы никогда мне не запретила, – занял оборону Данька.
Ну вот, они ссорятся уже в общественном транспорте, опомнилась Августа. Опомнилась и устыдилась. Она же старше и умнее младшего брата. Или нет?
– Скажи, ты сможешь дружить с соседом, зная, что он нанял человека, чтобы тот совершил на меня нападение? – выложила Августа последний козырь.
Данька не желал расставаться с мыслью о вождении из-за порезанной подсадным вором задрипанной сумки, жалкого куска ненастоящей кожи.
– Надо спросить у Матвея, – подал простую и гениальную мысль младший брат.
– Как?
– Вот так просто взять и спросить: правда или неправда, что он актеров нанимал.
Августа фыркнула:
– Так он и признается.
– А ты проверь.
– Даже не подумаю, – отрезала Ава.
На самом деле она и сама не знала, чего хочет: чтобы все было по-прежнему и Матвей оставался сексуально озабоченным инфантильным мужчинкой или, наоборот, чтобы вся эта феерическая выдумка была затеяна ради нее и исполнена актерами, а сам Матвей из сексуально озабоченного мужчинки трансформировался в сексуально озабоченного инфантильного враля с низкой самооценкой.
Сумку Мотя выбрал шикарную – сам бы носил: итальянскую, черную, замшевую сумку-торбу.
Теперь вся эта красота покоилась в шуршащей матовой обертке на дне коробки и навевала разные сумасбродные фантазии о соседке: интересно, она повиснет у него на шее или рухнет к его ногам?
Так и не выбрав ни один из вариантов, Мотя надел новую фуфайку – турецкую подделку под Дольче и Габбана – и позвонил в дерматиновую дверь.
Плотная тишина в квартире номер 21 ничем не нарушилась.
Мотя для верности еще раз позвонил, приложился ухом к дерматину, послушал и вернулся домой. И провел в низком старте весь вечер.
От непривычного волнения даже извлек из шкафа гитару и подтянул колки.
Наконец, когда он совсем уже решил, что день прожит зря, и собрался переодеться в домашние шорты, свершилось: лифт остановился на этаже, раздались шаги и голоса – Данькин и Августы.
Моте не терпелось увидеть обожание в серых с влажным морским блеском глазах, он волевым усилием заставил себя дождаться, пока брат с сестрой войдут в квартиру.
После этого выждал для приличия еще минут десять, взглянул на себя в зеркало, пятерней причесал шевелюру, подхватил коробку с подарком и отправился к соседям, чувствуя себя волхвом, несущим дары младенцу Иисусу.
