Татьяна Тронина - Девушка на качелях
И потом, если подумать, он с самого начала напоминал Агнии Рауля из «Призрака Оперы»… Если бы побрился, конечно.
Он, этот мужчина, вел ее за собой – в какой-то дивный сад, где цвели розы, где ветви деревьев провисали под тяжестью фруктов – яблок, персиков, слив… Где все краски были яркими, сочными, полными солнца. Где царили умиротворение, нега, покой. Где не было ни прошлого, ни будущего. Одно лишь сладкое, янтарное мгновение настоящего.
Забвение.
Утешение.
Счастье.
– Ах – вырвалось у Агнии, когда она находилась в самом центре этого сада и когда у нее на глазах вдруг стали распускаться розы… Розы словно взрывались – медленно, плавно, неотвратимо выворачиваясь перед солнцем своей ярко-малиновой сердцевиной. Ярко-малиновое стало фиолетовым, налилось темно-вишневой густой чернотой – и растаяло.
Вернее, не растаяло, а это просто Агния открыла глаза.
Несколько секунд она лежала неподвижно, удивленная и растерянная. Она подняла руку и прикоснулась к своему лицу. Потом принялась внимательно рассматривать свои пальцы. Это ее руки, ее пальцы. Это она, Агния. Или не она?
Григорий взял ее руку, поцеловал ладонь. Потом придвинул Агнию к себе, обнял. Они лежали так очень долго, обнявшись, и молчали.
Потом Агния дернулась, собираясь встать.
– Куда?.. – вздрогнул Григорий, прижал ее к себе еще теснее.
– Мне пора.
– Никуда тебе не пора. Ты уже пришла. Ты здесь. Куда тебе еще идти?
«А и в самом деле, куда я тороплюсь?» – подумала Агния. Она щекой потерлась о грудь Григория – там, где у него была негустая поросль мягких волос.
За окном густели, набухали фиолетовые, сиреневые сумерки, превращаясь в ночь.
Агния закрыла глаза и уснула. В первый раз в жизни она спала в объятиях мужчины. И это был такой сладкий, спокойный сон – так, наверное, спят младенцы, еще не знающие, что существует смерть.
Около двенадцати ночи она проснулась – одновременно с Григорием, совершенно отдохнувшая и спокойная.
Григорий уткнулся лицом в ее волосы.
– Ты моя овечка… ты мое белое облачко… ты моя Агния… – пробормотал он с таким умилением, так убежденно, так растроганно, что Агния не выдержала и засмеялась. Он поцеловал ее, обнял поудобнее. Потом она повернулась, и он тоже.
Они были единым целым, они не могли и на миг расцепить объятий. «Я не одна больше», – вдруг осознала Агния.
Это было очень четкое ощущение: раньше она была одна, теперь – нет. Она не одна в этом мире, пока рядом с ней этот мужчина. Именно он – Григорий, и никто другой…
Далее они среди ночи ужинали.
Еды как таковой у Григория почти не было – лишь макароны и одна-единственная куриная нога в морозилке.
Макароны были сварены, нога – зажарена. Агнией, конечно. С аппетитом влюбленные все это съели, запили пивом. Пока ужинали, смотрели вполглаза какой-то боевик по телевизору, болтали.
– Мне на следующей неделе, наверное, надо будет выйти на работу, – вдруг вспомнила Агния. – Но так не хочется… Там отец. Все время отец перед глазами. А я не хочу его видеть… – с досадой произнесла она.
– Не ходи. Зачем себя так мучить? – удивился Григорий. – Как-нибудь проживем с тобой. Человек, он для чего рожден? Для счастья… Ты свободна, Агния. Никто тебя цепями к этой нотариальной конторе не приковывал!
– Я жила словно во сне, ничего не замечала. А теперь со мной что-то странное творится. Мне хочется скандалить и ругаться. И мысли иногда такие злые…
– Сейчас? Со мной скандалить?
– Нет, с тобой – нет. Это я все про отца говорю. Я, наверное, не успокоюсь, пока не узнаю всю правду. Всю-всю-всю, до самого донышка. Как именно мама решила покончить с собой, почему отец это допустил… Мне нужны подробности.
– Послушай, а у вас с отцом кто-нибудь из родственников жив? – с интересом спросил Григорий.
– Нет.
– А друзья семьи?
– Друзья? У отца есть друзья, но… это друзья отца, я с ними почти не общаюсь. Адвокат Доброделов – известный очень, слышал?.. Его по телевизору часто показывают. Из мэрии много знакомых…
– Это все не то. Должен быть человек, который был в курсе той давнишней истории с твоей мамой…
Агния задумалась. Кира? Но Кира – бестолковая тетка, у нее свой взгляд на это дело. Полина? Полина, может, и знает что, но она – невеста отца, она не станет его выдавать. Перебрав все возможные варианты, Агния произнесла медленно:
– Света… Света, она давно в конторе отца работает. Кажется, она должна знать.
– Разве она расскажет? Твой папенька ей голову свернет… Или она не боится потерять работу? – усмехнулся Григорий.
– А я слово дам, что ее не выдам. Ты знаешь, мне кажется, она расскажет. У нее в глазах иногда такое… – задумчиво произнесла Агния. – Там такие страсти кипят, что она должна мне все рассказать.
* * *Суббота. Григорий ушел на дежурство, оставив Агнии ключи. Она набрала домашний номер Светы:
– Алло, Света… Нам надо поговорить. О моем отце.
Молчание.
– Света! Ты можешь не бояться, о нашем разговоре отец никогда не узнает.
Молчание. Слышно было только, как Света дышит.
– Света!
– А я не боюсь, – вдруг с вызовом произнесла Света. – О чем ты хочешь узнать?
– О том, почему моя мама наложила на себя руки.
Молчание. Потом сдавленное:
– Ты знаешь… – И громко, решительно: – Приезжай! Ко мне приезжай, прямо сейчас. Я все, все тебе расскажу!
…Через полтора часа Агния уже звонила в дверь Свете.
– Привет, Агния. Заходи!
До этого момента Агния не представляла, как живет Света. И была поражена: маленькая однокомнатная квартирка в панельном доме, не просто маленькая, а даже крошечная какая-то, с низкими потолками, тонкими стенами. Дешевая мебель, бумажные простенькие обои, запах стирального порошка. Следов откровенной нищеты – как, например, в доме у Киры – не наблюдалось (ни вытертых до дыр ковров, ни ветхих стульев), но все в этой квартирке говорило о скудости средств хозяйки…
«А чего я ожидала? – подумала Агния, проходя вслед за Светой в комнату. – Она лишь помощница нотариуса, и только… Откуда у нее большие деньги?»
– Сюда, пожалуйста, – Света рукой указала на диван.
– Ты живешь одна? – присаживаясь, спросила Агния.
– Одна. Мама умерла пять лет назад. Очень болела, – быстро произнесла Света, села в кресло напротив. На Свете был короткий шелковый халат пестрой расцветки, тапочки с пушистыми помпонами, но эта игривость в одежде странно контрастировала с ее внешностью. Света – слишком худощавая, жилистая, с темной, желтоватой кожей – словно брела долго по безводной пустыне. В рабочей обстановке (женщина появлялась в нотариальной конторе в белой блузке, застегнутой до последней пуговицы, черной юбке, в плотных колготках – как требовал от своих сотрудниц Борис Николаевич) этой «провяленности», высушенности Светы Агния не замечала. Поэтому сейчас она с изумлением рассматривала ее ноги, обнаженные руки, ключицы…
