Джессика Соренсен - Спасение Келли и Кайдена (ЛП)
Я вздыхаю и закрываю глаза, представляя Кайдена и его великолепные зеленые глаза. Его поразительную совершенную улыбку и нежные, восхитительны на вкус, губы. Да, его губы могли бы быть моей любимой частью. Моя голова проясняется.
— Ладно, я думаю о нем.
— Теперь подумай о том, насколько ты ему доверяешь.
— Хорошо… — Мои мысли быстро плывут обратно в ту ночь, когда я лежала под ним беспомощная, но не сопротивляющаяся, потому что он держал меня, неистово целовал, прижимался ко мне полностью с головы до пят, соединяя воедино наши потные тела. Он довел меня до того, о чем я даже не подозревала, и заставил меня чувствовать вещи, которые, как я думала, не смогу почувствовать.
— Он не позволит чему бы то ни было случиться с тобой, Келли, — говорит Сет спокойным голосом, успокаивая мои нервы. — И никто не позволит, ни Люк, ни я. У тебя есть три сильных парня. Ты не одна, и не должна больше скрываться.
Я понимаю, о чем он говорит, и это переполняет меня. В течение шести лет я чувствовала себя самой одинокой в мире, прячась в своей комнате. Но теперь я здесь, у меня есть Кайден, Сет, и даже Люк. Я не одна. У меня есть друзья. Слезы начинают жалить глаза, и одна капелька стекает по моей щеке.
— Ты лучший друг во всем мире, — говорю я, сдерживая слезы и открывая глаза. — Я имею в виду, что…
— Я знаю, о чем ты. — Улыбка играет на его губах, и он выставляет руки перед собой, показывая платье, которое выбрал. — Та-да.
На нем есть тонкие ремни с различными оттенками фиолетового, вроде как окрашенные в ручную, и есть кружевная отделка вдоль верхушки и низа. Похоже, что оно из шелка с неглубоким вырезом и, кажется, с длиной до колен.
Я пробегаю пальцами по мягкой ткани и проверяю размер.
— Ты думаешь это оно? Вылечит меня от страха?
— Нет, думаю, что тебе самой надо излечиться от страха, — отвечает он, размахивая передо мной платьем. — Оно будет просто восхитительно смотреться на тебе, и оно сочетается с обувью.
Я смотрю вниз, на фиолетовые сандалии в руке, а затем обратно на платье.
— Да, они действительно сочетаются, — говорю я, и он ждет, чтобы я взяла платье. Наконец, я выхватываю его и направляюсь к прилавку.
— Разве ты не собираешься примерить его? — крутится Сет вокруг сойки позади меня.
Я складываю платье и обувь рядом с кассой и стаканчиком с кучей ручек с пушистыми наконечниками.
— Ни в коем случае. Пока не вернусь домой.
Он закатывает глаза, а затем отходит в сторону к разделу с шортами. Продавщица не торопясь поднимается со стула и направляется к кассе, зевая. Затем звонит телефон, и она обращает свое внимание на него.
— Секундочку. — Говорит она, выставляя указательный палец, и направляется к телефону на углу стола.
Я терпеливо жду с одной рукой на прилавке и с другой на платье. Помню, когда была маленькой, то носила платья все время. Я бегала в них и играла в мяч, и всегда сдирала кожу с колен.
— Может тебе не стоит играть в мяч, — говорила мама мне все время. Но я не хотела слушать, потому что мне нравилось чувствовать себя принцессой, которая могла заниматься спортом. Я бегала вверх и вниз по футбольному полю, позволяя крошечным ножкам нести меня, пока волосы и платье развевал ветер. Я была так счастлива, и понимаю, что это, скорее всего, был один из последних раз, когда я чувствовала себя настолько беззаботно.
Продавщица смеется, говоря что-то в трубку, — Ни в коем случае. Ты издеваешься надо мной? Он этого не сделал.
— Да, кстати, он так и сделал, — бормочет Сет и насмешливо кладет груду одежды на прилавок. Девушка впивается в него взглядом, наматывая шнур вокруг пальца. Сет гримасничает ей в ответ, а она поворачивается к нему спиной.
— Теперь мы пробудем здесь вечность. — Я просматриваю различные ожерелья на маленькой подставке около кассы. На большинстве навешаны морские ракушки, и у каждого есть миниатюрная бутылочка с песком.
— Ну, я собираюсь подать жалобу ее менеджеру, — говорит Сет достаточно громко, чтобы продавщица услышала.
Я беру верхнюю вещь, что выбрал Сет – пара джинсовых шорт.
— Ты собираешься носить это? — спрашиваю я с сарказмом.
— Ха-ха, ты, должно быть, чувствуешь себя лучше, излучая сарказм. — Он кладет майку на прилавок. — И нет, это для тебя.
Я поднимаю майку.
— У меня с этим все нормально. — Потом подбираю пару черных кружевных трусиков, а затем откидываю их в сторону, словно они ядовиты. — Этого слишком много.
Я направляю руки к стопке вещей, чтобы зачерпнуть ее и унести, но он кладет свои руки сверху.
— На всякий случай, — говорит он, а затем хитро улыбается. — Это как если бы ты почувствовала себя скандальной.
Мои щеки пылают так горячо, как черный асфальт мерцает в солнечном свете недалеко от магазина. Но я улыбаюсь и на мгновение сдаюсь. Видимо мне придется взять одежду, а затем поспорить, когда мы вернемся домой, где никто нас не увидит.
— Хорошо, — говорю я, а после улыбаюсь, указывая на человека, идущего по улице в паре мини розовых шорт и футболке. Я пытаюсь действовать непринужденно и контролировать свой румянец, но это трудно, когда кругом так много оголенной кожи. — Но если мне придется надеть эти вещи, ты должен одеваться в одни из тех.
Он смотрит туда, куда я указываю и усмехается.
— Согласен, но только на синий цвет. Розовый плохо на мне смотрится.
— Боже, ему должно быть холодно. Они не кажется теплым. — Я начинаю смеяться при мысли о Сете в них, а затем мой смех усиливается, когда он присоединяется ко мне. Мы истерически смеемся, в то время как продавщица кладет трубку. Слезы текут по нашим щекам и морщинки играют вокруг наших ртов. Мы продолжает смеяться даже после ее неодобрительных взглядов, потому что мы на пляже, пытаемся развлечься. И смех – первый шаг к веселью.
К тому моменту, как мы покидаем магазин, на улице становится жарче, но может быть это из-за тех последних вещей, которые Сет бросил поверх кучи одежды. В руке у меня сумка, а Сет несет еще несколько. Сейчас солнце находится на своем пике и освещает всех. Но я чувствую себя ужасно. Виновато. Грустно. Я гуляю под солнцем и смеюсь, в то время как Кайден носит так много тьмы внутри себя.
Глава 10
Дать волю веселью
Кайден
Солнце такое яркое. Действительно чертовски яркое. Может, это оттого, что я несколько недель просидел дома безвылазно. А может, потому что чувствую тьму внутри. Кому, черт возьми, знать. Я стараюсь особо об этом не задумываться, иначе придется думать о боли – чувствовать ее – а мне этого пока не хочется. Возможно, никогда не захочется.
