Эффект разорвавшейся бомбы (ЛП) - Соренсен Карла

— Когда ты снял свою футболку на фотосессии, — она сделала паузу, одной рукой скользнув по моей груди, а другой опасно поигрывая завязкой на плавках, — первое, о чем я подумала, было то, что я хочу укусить тебя.

Я издал хриплый смешок, едва ли громче, чем выдох, потому что очень старался не повалить ее на пол, не сорвать с нее одежду и не наброситься, как дикое животное, которое слишком долго было одиноким.

— Да? Где?

Она поцеловала меня в лопатку.

— Прямо здесь. — Затем ее пальцы прошлись по V-образной мышце под моей бедренной костью. — Определенно здесь.

Элли в роли соблазнительницы была не такой, какой я представлял себе эту ночь. Мои руки дрожали от желания, неуверенные в том, как сильно, как очень, очень сильно я хотел прикоснуться к ее телу так же, как она прикасалась к моему.

Шепот на моей коже стал громче, увереннее, когда она скользнула по моим бицепсам.

— Здесь, — повторила она. — Я хотела знать, насколько ты силен. Что ты мог бы сделать со мной со всеми этими местами, к которым я думала прикоснуться губами.

Если бы я был диким зверем, которого держат на привязи, она бы просто сорвала с меня ржавые цепи своими словами. Я повернулся и обхватил ее лицо обеими руками, скользя языком в ее ждущий, стонущий рот с неистовым желанием попробовать ее на вкус.

Смаковать, пробовать на вкус, брать, брать.

Она была сладкой и влажной, отвечая на каждый поцелуй своим, глубоким, еще глубже, пока мы не обвились друг вокруг друга слишком крепкими объятиями.

— Я мог бы погубить тебя, — сказал ей между поцелуями. — Мог бы сделать все, что угодно.

Элли отстранилась, ее глаза светились на лице. В ней не было ничего, что не было бы сногсшибательным.

— Обещания, обещания.

Мои руки больше не дрожали, когда я наклонился и медленно задрал подол ее платья так, что он оказался у меня между пальцами.

— Надеюсь, это не твое любимое платье.

Она приподняла бровь.

— Возможно.

Покойся с миром.

Я зажал его между пальцами, разрывая прямо посередине, стиснув зубы и чувствуя, как горит кожа. Под ним на ней было простое белое нижнее белье, белый кружевной лифчик и кожа, которая была воплощением каждой смертоносной сирены, ожившей в одной опасной упаковке. Золотистые, изогнутые, бесконечные дюймы, которые я планировал исследовать полностью.

В чешке лифчика был спрятан презерватив. Я наклонился и лизнул верхнюю часть кружева, затем зубами вытащил упаковку. Когда я откинулся назад, ее щеки были розовыми, глаза блестели, дыхание быстрым и неровным.

— Я не обещаю ничего, чего не смогу выполнить, милая, — сказал ей после того, как бросил презерватив на диван, прислоненный к стене.

Я наклонился и схватил ее за ягодицы, поднимая на руки. Она обвила руками мои плечи и волнообразно прижалась к моему животу, пока я вел нас к дивану. Мои зубы нашли кружево ее лифчика, и я прикусил сосок. Твердый.

Элли выдохнула мое имя, когда я перевернул ее на спину, но убедился, что она обхватила меня ногами за талию, когда я опустился коленями на диван. Это заставило нижнюю часть ее тела приподняться, и она резко выгнула спину, выставляя себя напоказ, как подношение. Это были кошачьи движения, грациозные изгибы и гибкая чувственность человека, который чувствовал себя абсолютно комфортно в своей собственной шкуре.

Я провел рукой по ее животу, и распластал ладонь на ее груди. Моя кожа поверх ее была темнее и грубее от жесткого использования. Ее кожа под моими мозолистыми руками была нетронутой, нигде на ее теле не было видно ни синяков, ни переломов, ни следов насилия.

Не такая, как у меня.

По сравнению с ней, с моей покрытой татуировками, синяками, появляющимися на боках, и шрамами от операций и травм, я чувствовал себя грубым и неотесанным.

Я не пошевелился, и Элли посмотрела на меня, закинув руки за голову, вцепившись в подлокотник дивана, нетерпеливо дыша и прижимаясь ко мне бедрами. Ее светлые волосы были растрепаны и спутались вокруг ее лица. Губы порозовели от грубого обращения моего рта. От покусываний и посасываний.

Идеальна.

Я опустил ее ноги, чтобы стянуть с нее нижнее белье. В проявлении застенчивости она сжала колени, и быстро развязала мои плавки. Резким движением я стянул их с ног.

Две, может быть, три тяжелые, пульсирующие секунды мы смотрели друг на друга.

— Ты идеален, — прошептала она, и мне пришлось на мгновение зажмуриться, услышав слова, которые вернулись ко мне. Меня дезориентировала та нежная манера, с которой она произносила их, которая противоречила греховному свету в ее глазах.

Это причиняло боль.

На нее было больно смотреть.

Услышав эти два слова, я не понимал, как поступить. Я хотел, чтобы она была надо мной, чтобы я мог видеть ее движения. Хотел, чтобы она была подо мной, чтобы я мог высвободить все, что горит во мне. Я хотел… Хотел…

Я просто хотел ее.

Протянул Элли руку, помогая встать с дивана. Она использовала пальцы и ладонь, чтобы еще больше подстрекать меня, пока я срывал остатки платья с ее плеч, затем расстегнул и содрал лифчик.

Элли прикусила кожу над моим сердцем. Еще один синяк на коже. Обхватил ее за талию, сел и легко поднял Элли, усаживая к себе на колени.

Одной рукой она вцепилась в спинку дивана и придвинулась ко мне. Я скользнул руками вверх по линии ее спины, и наши губы сплелись в поцелуях, которые все не прекращались, все не замедлялись.

Мои руки стали жаднее, ее движения больше походили на танец; мои зубы нашли ее кожу, ее язык край моей шеи, а ее дыхание стало прерывистым и диким.

В тот момент, когда я дернул бедрами, мы оба замерли в идеальной остановке дыхания, сердцебиения, времени.

Я так облажался.

Осознание пришло слишком поздно. Потому что я никогда, никогда не смогу забыть, как она ощущалась. Что в таком состоянии она была моей идеальной копией.

Элли прижалась щекой к моей, когда мы оба начали двигаться, ее дыхание, слова, которые она шептала, и мольбы обжигали мне ухо. Минуты, часы, я не мог сказать, мы двигались друг против друга, ее колени плотно прижимались к моим бедрам, наши груди были скользкими от пота.

Я почувствовал волну, почувствовал, как она поднимается по моим ногам, горячая и сверкающая, распространяясь подобно молнии в крови, и только для того, чтобы перерасти во взрыв, и тут Элли обхватила меня за шею, а затем резко прижалась ко мне.

Мы тяжело дышали. Я успокаивающе поглаживал ее спину. Ее волосы были в беспорядке, а одежда разорванной кучей валялась на полу.

И даже когда она все еще была потной и удовлетворенной в моих объятиях, я знал, что буду отсчитывать часы до того момента, когда смогу снова прикоснуться к ней вот так. Как еще я могу почувствовать, что нового мы совершим?

Я всегда знал, что воскресенье — мой любимый день недели, а теперь это был день, когда я мог трахнуть своего босса.

— Черт возьми, — сказал я вслух. Если эта мысль и сопровождалась секундной паникой, Элли мгновенно прогнала ее, откинувшись назад и улыбнувшись мне.

— Я люблю воскресенья, — прошептала она.

— Да? — спросил я с самодовольным удовлетворением при виде нее. Помятая, потная и с розовыми щеками.

Она шлепнула меня по груди, и я рассмеялся.

Я вздохнул и провел руками по ее спине. У кого была такая идеальная кожа? Ни у кого.

— Я тоже люблю воскресенья, — сказал ей.

— Даже после такой игры, как сегодняшняя?

Я откинул голову назад, когда Элли осторожно слезла с моих колен и подошла к краю дивана. Было трудно мыслить здраво, когда она выглядела так, как сейчас, поэтому я закрыл глаза.

Мне потребовалась минута, чтобы ответить.

— Да, даже после такой игры, как сегодняшняя. — Я повернул к ней голову и обнаружил, что она с любопытством наблюдает за мной.

Как мне выразить словами, что даже после потерь, которые причиняют душевную боль не меньше, чем физическую, я никогда не захочу заниматься чем-то другим?