Готова на все (СИ) - Волынская Илона
Знал бы ты, какие тут на самом деле переживания! Буравящий взгляд отца Эля чувствовала даже затылком. И не сомневалась – когда она вернет ему трубку, он тщательно протрет ее рукавом.
- А вопросы у нас еще имеются, ничего не поделаешь, - неторопливо рассказывала трубка, - Вот мы и решили встретиться с вами в спокойной, неформальной обстановке. Конечно, лучше б вы поехали в ресторан добровольно, без группы захвата. А то корми их потом, пои, халявщиков.
Нехило живут менты!
- Что ж вы мне звоните – повестку бы прислали! Повестка в ресторан – очень оригинально! И кстати, кто это – мы? – продолжала она, - С кем я вообще сейчас разговариваю? Вы тот мент, который в кожанке, или тот, который в жеванном костюме? – они никак не могла остановиться, хотя на самом деле прекрасно знала, кому принадлежать эти спокойные интонации, вызывающие такое завораживающее и обманчивое ощущение надежности.
В трубке помолчали, явно отряхиваясь после шквала Элиного ехидства.
- А если я тот, который в …гм, жеванном костюме? – переспросил он.
- Тогда я попрошу вас сперва погладить костюм, - сухо отрезала Эля.
- С «жеванным костюмом», Элина Александровна, вы дальше его кабинета вряд ли дойдете, - с нарочитой двусмысленностью ответил он, - Кстати, он ведь следователь, а значит к собственно ментам отношения не имеет. А я тот, что в кожаной куртке, ее гладить не надо. Чтоб вам больше не приходилось называть меня «тот, что в коже», напоминаю, меня зовут Александр. Думаю вам, Элина Александровна, не составит труда запомнить. Хотя бы со второго раза. Я буду у вашего подъезда, к 8 часам, - и не дожидаясь ответа, он отключился.
Эля поглядела на часто гудящую трубку. Вот наглец! Она же так и не сказала ему, пойдет с ним или нет! Впрочем, чего хорошего ждать от человека по имени Александр.
Не глядя, она сунула трубку отцу в руки. Тот принял – на этот раз даже не как крысу, а как дохлую жабу – и наскоро полирнул микрофон манжетой домашней рубашки.
- Когда будете говорить с агентством по недвижимости… - бросил он в пустоту.
- Я буду говорить? – взвилась Светлана Петровна.
- Когда будете с ними говорить, - настойчиво возвысил голос отец, - Извольте сообщить им, что телефонный номер записан на меня, принадлежит мне, и на установку параллельного аппарата в… соседней квартире я согласия не давал! Моя жена завтра же сходит в телефонное управление, - командным тоном бросил он через плечо и супруга за его спиной вытянулась во фрунт, - И потребует, чтобы они прислали мастера и немедленно, - он потряс трубкой, - …сейчас же отсоединили незаконное подключение. Можете быть уверены – больше я не потерплю звонков на мой номер от приятелей всяких там… - он еще раз выразительно взмахнул трубкой и канул обратно в свою квартиру, с грохотом захлопнув за собой дверь.
В воцарившейся в общем коридоре темноте прозвучал голос Светланы Петровны:
- А таки ж сволочь…
Глава 25
- Тебе отец собирается телефон отключить, а ты в ресторане сидишь! - бабушка негодующе кромсала мясо в стоящей перед Яськой тарелке.
- Я еще не сижу, я еще только собираюсь, - педантично поправила ее Эля и отвернулась к шкафу, бездумно копаясь в болтающихся на вешалке шмотках. Ну конечно, какой там ресторан! Надо сидеть и рыдать, и вместе с бабушкой сокрушаться о неизбывной отцовской подлости. Отец уже от них отрекся, разделив между Элей и бабушкой место врага №1, но он по-прежнему определяет их жизнь!
Фигушки! Она пойдет в ресторан, пусть даже с вредным ментом Александром, пусть даже по его, ментовской, служебной надобности. Но она не будет сидеть здесь, до бесконечности рассуждая, как раньше было хорошо и как сейчас стало плохо.
- Ты даже не знаешь, в каком вы будете ресторане! И позвонить мне не сможешь. Буду волноваться весь вечер, - угрожающе-жалко протянула бабушка.
- Почему не смогу, у меня мобилка с собой, - рассеяно бросила Эля, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на выборе шмотки. Старый, как мир, анекдот – стоит женщина перед набитым шкафом и причитает, что ей нечего надеть! А если перед пустым? А если и правда нечего? Эля поглядела на жиденькую стопочку свитеров. Сколько ж им лет-то? Вот этот она еще на третьем курсе носила, а этот мама связала на поступление в аспирантуру – тогда она еще могла вязать.
Настроение, и без того паршивое, превратилось просто в жуткое. Вот такой вот шкаф, с парой-тройкой засаленных от старости тряпок – одно из самых страшных, мучительных унижений, которое только может выпасть на долю женщине. Ведь она работает и зарабатывает – почему же у нее никогда нет денег на приличную одежду? Когда она в последний раз тратила деньги на себя? Эля призадумалась. Два года назад, тоже зимой, ей пришлось купить сапоги. Она тогда почувствовала острый холод в правой ноге и обнаружила, что старый сапог просто раскрылся, словно цветочек, бесстыдно явив всей улице надетый поверх колгот ярко-красный махровый носок. А одежду она не покупала столько времени, что желание приобрести хоть что-то новенькое и незаношенное больше всего напоминало давний, застарелый голод.
Так, сейчас обрадуем бабульку – в таком виде действительно никуда нельзя ходить.
- И куда ж ты со своей мобилки позвонишь? – иронически поинтересовалась бабушка.
- Что? – переспросила Эля, уже позабывшая, о чем, собственно, они разговаривали. Так, а если надеть длинную черную юбку – черное всегда элегантно – и блейзер? Эля подняла на вытянутой руке классический, темно-синий, отсвечивающий золотыми пуговицами клубный пиджак, такой элегантный в своем сходстве с военно-морской формой Британии. Тоже, конечно, не молодой, если присмотреться, лацканы лоснятся. Но по крайней мере, это единственная по-настоящему фирменная вещь в ее гардеробе. Когда-то – кажется, в совсем другой жизни – отец привез его из Лондона. Подарок на защиту магистерской в Кремсе. В ту пору он рассказывал о ее успехах всем, направо и налево, и просто светился от гордости, всякий раз слыша в ответ: «Неудивительно, дочь такого отца…». Эля чувствовала себя персонажем из старой американской фантастики: Сумасшедший Профессор и его Красавица Дочь. Впрочем, как отец никогда не считал себя – сумасшедшим, так и ее – красавицей. Как не обидно, насчет второго он был прав – вот уж красавица в обносках!
- Ты меня вообще слушаешь? – возмущенная бабушкина физиономия возникла прямо у Эли перед глазами, - Куда ты собираешься звонить со своей мобилки? Отец же заявил, что это его телефон!
- Плевать я хотела на его заявления, - пытаясь скрыть проявившуюся в голосе неуверенность, буркнула Эля, - Позвоню, и все дела! Как приедем в ресторан, так сразу и позвоню, скажу, где мы. Ты просто трубку должна раньше него ухватить.
- Я-то ухвачу, только ты не позвонишь, - отрезала бабушка.
Эля уронила блейзер на диван, сразу почувствовав себя так, как, наверное, чувствует проколотый воздушный шарик. Она даже невольно прислушалась, почти уверенная, что услышит свист вытекающего воздуха. Она представила себя сидящей за столиком в ресторане, нервно набирающей номер и замирающей от ужаса – вдруг бабушка не успеет к доживающему последний вечер параллельному телефону и трубку опять возьмет отец. А потом она услышит его голос, и торопливо отключится, пока он не понял, что это она звонит, и именно по этому торопливому отключению он поймет, что звонила она, и губы его снова зло скривятся… Эля чуть не застонала в голос.
Господи, папочка, когда же это случилось с нами? Случилось с тобой? Бабушка, как всегда, ответила бы, что во всем виновата «эта стерва», но Эля знала точно – все произошло гораздо раньше. Пожалуй, началось с появления в ее жизни Виктора. Профессора и в старых книжках не слишком любили, когда рядом с Дочерью появляется Герой, но там им хоть авторы пакостить не давали! А отец, когда понял, что проповеди на тему «брак и дети сломают твою карьеру и лишат тебя будущего» успеха не имеют, и свадьба все-таки состоялась, тут же словно взбесился. Каждый вечер, стоило им с Виктором остаться наедине, раздавался стук в дверь вот этой самой комнаты, и появлялся отец, чтобы утащить Элю с собой: то у него компьютер сбоил, то надо было его статью вычитать. Отец словно задался целью доказать, что дочь по-прежнему принадлежит ему, что брак ничего не изменил. А когда однажды она отказалась стоять над заедающим принтером, по одному листику подавая в него бумагу, отец сперва изумился – наверное, не меньше, чем если бы табуретка не позволила ему на себя сесть. И с той поры как отрезало – он общался с Элей все меньше и меньше. А после рождения Ясика сделал ей первую большую гадость. Прямо в присутствии Эли, небрежно так, с усмешечкой обронить проректору самого дорогого и престижного частного вуза города: «Моя дочь – человек крайне ненадежный.». Ни на один Элин звонок проректор больше не ответил. Будто не он предлагал Эле преподавательскую должность, полторы ставки и сетку часов на ее вкус.
