Готова на все (СИ) - Волынская Илона

- Еще там в серванте вещи, которые моя нынешняя жена принесла! – срываясь на фальцет, выкрикнул он.

- Не волнуйся, я не перепутаю твоих жен, - небрежно обронила бабушка. Она подошла к серванту и брезгливо, двумя пальцами изъяла из сверкающего хрустального изобилия два стеклянных бокала и фарфорового уродца неопределенного вида. Водрузила их на стол, некоторое время смотрела на них, иронически приподняв брови, потом процедила сквозь зубы, - Приданное, - повернулась и вышла из квартиры в общий коридор.

Эля услышала как хлопнула дверь в ее большую комнату.

Нынешняя жена громко, демонстративно-обиженно ахнула и с усилием выкатила на поверхность глаз две мелкие слезинки.

Переговоры о разделе завершились.

* Милый дом еще раз

Глава 24

- Пойдемте, тетя Света, - Эля вздохнула и поплелась следом. Почему она вообще согласилась прийти сюда? От безысходности, наверное. Жить в доме с каждым днем становилось все страшнее и тягостнее, а выхода она не видела. Пора бы уже знать, что даже самые доброжелательные и жаждущие помочь люди не решат твоих проблем. Проблемы – как дети, ждут решения только от тебя самой.

- Я еще задержусь, - многообещающе глядя на отца и совсем не глядя на Элю, бросила старая профессорша.

Ну вот, опять! Ей мало?

- Тетя Света, пойдемте, - настойчиво повторила Эля.

- Ребенком своим командуй, - отрезала Светлана Петровна. Дверь на отцовскую половину захлопнулась, оставив Элю одну в темноте и одиночестве общего коридора.

Глотая слезы, Эля прижалась лбом к стене. Никогда еще так неистово, так страстно ей не хотелось иметь свою собственную, действительно отдельную квартиру. Квартиру, в которой соседи будут не в одном коридоре, а снаружи, за плотно закрытой дверью. И главное, они будут по-настоящему чужими, а не бывшими своими и родными, за время «свойскости» и «родности» прекрасно изучившие все ее уязвимые места и отлично ориентирующиеся в том, как сделать ей больно. Она запрет дверь, и они с Ясем окажутся в безопасности и не будут зависеть ни от чьих капризов, ни от чьего гнева, ни от чьей милости. Ну ладно, еще бабушку возьмут, куда от нее денешься. Но больше – никого. Хватит с нее родных. И близких тоже хватит.

Тяжело волоча ноги, Эля побрела к своей двери. Недостижимые мечты. Ей не разорвать эту сцепку из двух квартир, которую она выковала сама, своими руками, своим дурацким чувством долга. Когда мама умерла, цепь эта истончилась, ее было так легко порвать.

Она хорошо помнила как полтора года назад Виктор стоял у этих самых дверей и серьезно глядя на нее, говорил, что мамы больше нет, и значит, она больше никому ничего не должна. Что отец и бабушка обойдутся без нее, что ей, Виктору и Яське надо, наконец, жить своей семьей, а к родственникам ходить в гости по воскресеньям. Но ей жаль было бабушку, которая тогда останется совсем одна, старенькая, ей уже все тяжело, а ее так удобно расположившийся над бытом, супер-гениальный и супер-занятой сыночек и пальцем ведь не шевельнет. Поэтому Виктор отправлялся на базар, покупать клубничку двум объектам семейной опеки – Ясику и его дедушке Саше. И бегал по Сашиным поручениям больше, чем гулял с Ясиком, и делал для Саши расчеты… А тот принимал услуги как нечто само собой разумеющееся – ну действительно, какие еще могут быть дела у системного администратора крупной фирмы, кроме как обслуживать своего тестя-профессора?

Когда Эля однажды робко заметила, что твои, папа, поручения сейчас немножко не ко времени, у нас с Виктором есть свои дела, отец поглядел на нее со снисходительным удивлением. А потом очень спокойно и даже вежливо объяснил, что никаких своих дел у них быть не может, потому что Виктор твой не на тебе же женился – согласись, ты никогда не относилась к женщинам, которыми интересуются мужчины. Он женился на твоем влиятельном папе с должностью, связями, деньгами и огромной квартирой, и пусть теперь все эти блага отрабатывает: давай, побежал быстренько…

После маминой смерти Виктор пробегал еще месяца три, а потом, видно, увлекся и в один совсем не прекрасный для Эли день забежал аж до Америки. И затаился. Наверное, боялся, что и там найдут, и что-нибудь поручат. Известий от него Эля не имела.

Что она не смогла Виктора удержать, она ничуть не удивлялась: женщины, ради которых мужчины способны на что угодно, существуют лишь в сериалах. Да и отец прав – она к таким женщинам не относится. Но вот что и Ясь Виктора не удержал… И теперь она одна отвечала за все: что Ясь будет есть, во что одеваться, где жить. Ни мужа, ни семьи, ни дома, ни свободы, ни безопасности…

Дверь посреди коридора, ведущая на отцовскую половину, распахнулась. В освещенном проеме явилась Светлана Петровна:

- Ты чего в темноте стоишь? – бросила она Эле, - Кончай сопли точить! Позвони в какую-нибудь фирму по продаже недвижимости. Пусть пришлют оценщика: определить, сколько ваши две квартиры вместе стоят, и какая доля кому из вас причитается. Если цена окажется впечатляющей… В общем, вроде уболтала я твоего папашу расстаться по-хорошему и с тобой, и с бабушкой. – в голосе ее звучал не триумф, а усталость и некоторая неуверенность, словно она и сама не понимала, как же ей это удалось и почему упрямый Элин отец все не соглашался, не соглашался – и вдруг согласился. - Он даже готов из своей доли бабушке однокомнатную купить. Правда, на свое имя, - словно извиняясь, она развела руками, - Ну хоть будет у бабки отдельное жилье.

- Он согласился? Правда? – глядя на старую профессоршу полубезумными глазами, прошептала Эля, - Мы сможем продать это все, и у нас с Ясем будет свой дом? Я разъедусь с этой сволочью и никогда его больше не увижу?

- Если терпения у тебя окажется побольше, чем у бабушки, и ты не станешь каждую минуту говорить ему, что он сволочь.

Дверь распахнулась снова и в проеме показалась вышеупомянутая сволочь с переносной телефонной трубкой в руках. Не произнося ни слова, отец с омерзением, словно крысу, сунул трубку в руки старой профессорши:

- Меня? – удивилась Светлана Петровна, - Кто это мне может сюда звонить? – она поднесла трубку к уху, - Тьфу, так это ж Эльку! Зачем ты мне дал? – передавая трубку Эле, недоуменно спросила она у отца.

Эля могла бы ей пояснить, но не стала. Пусть уж отец сам презрением истекает, она в его спектаклях не участвует.

- Да? – спросила она в трубку.

- Элина Александровна, я наконец с вами говорю? – раздался мужской голос. И при звуках этого бесконечно уверенного насмешливого голоса у Элины что-то мучительно сжалось в районе поджелудочной железы, и она мысленно застонала. Сперва отец, потом декан с завом, теперь снова эти! Ей-богу, на сегодня с нее достаточно! С верхом! С горкой!

- Мы с вами утром виделись! – рявкнула она в трубку, - Вы мне все свои вопросы по три раза задали, всю душу вымотали! – сжавшийся в груди ком невыносимой боли и унижения требовал хоть какой-то отдушины. До зава с деканом ей не добраться, до отца тоже, бабушку и Яся жалко, но уж родная милиция ей ответит за все! – На работе у меня неприятности из-за вас – кто свои дурацкие версии по захвату власти в лаборатории моему начальству сообщил?

- Не я! – торопливо ответил он, - Я был против!

- Настойчивее, значит, надо было быть! Я к вам больше не поеду, ясно? Хотите – группу захвата высылайте!

- И в ресторан не поедете? – невозмутимо поинтересовался голос.

- Куда? – растерянно переспросила Эля. Он сошел с ума или гадость какую замыслил? - С каких это пор ваша контора приглашает свидетелей в рестораны? – вслух спросила она и тут же обнаружила, что ее разговор внимательно слушают Светлана Петровна и отец, и даже припухшая физиономия его супруги мелькает в дверях.

Перебегать на параллельный телефон в своей квартире было уже поздно, уйти с принадлежащей отцу трубкой она тоже не могла, поэтому, наплевав на приличия, просто повернулась к любопытным спиной.

- Ну-у, я тут подумал, - тем временем лениво тянул голос в трубке, - Мы ведь и правда вас замучили, да еще после таких переживаний…