Даниэла Стил - Драгоценности
Все прекрасные старые деревья в их парке лежали на земле, но дом устоял. Издалека казалось, что его не коснулись разрушения. Но когда машина миновала домик сторожа, они увидели, что он буквально встал на дыбы, и все его содержимое высыпалось, превратившись в груду мусора.
Отец припарковал старый «бьюик» как можно ближе к дому. Полдюжины огромных деревьев лежали поперек дороги, преграждая им путь. Они вышли из автомобиля и побрели под проливным дождем и сбивающим с ног ветром. Сара попыталась отвернуться от ветра, но это было, в сущности, бесполезно. Обойдя дом, они обнаружили, что вся восточная сторона, выходящая на побережье, была разрушена вместе с частью крыши. Кое-что из вещей уцелело: кровать отца, ее собственная кровать, пианино в гостиной. Но весь фасад здания был смыт безжалостной волной, которая нахлынула и унесла его с собой. Сара расплакалась. Слезы струились по лицу, смешиваясь с дождем. Но когда она повернулась к отцу, то увидела, что он тоже плакал. Он любил это место и построил дом много лет назад, любовно планируя каждую деталь. Вместе с Викторией они выбирали каждое дерево, каждое бревнышко. А огромные деревья росли здесь уже сотни лет, и теперь их больше не будет. С этим местом связано ее счастливое детство, целый год оно служило ей убежищем, и теперь все было безжалостно разрушено. По лицу отца Сара поняла, что он ожидал худшего.
— О, папа… — простонала Сара, вцепившись в него. Порывы ветра относили их в сторону, словно они плыли по волнам. Это было зрелище, которое не поддавалось воображению.
Отец привлек ее ближе к себе и прикрыл от пронзительного ветра, он хотел вернуться к сторожке.
— Я хочу найти Чарльза.
Чарльз был добрый человек, и пока она в течение года жила здесь, он заботился о ней, как отец.
Но в маленьком домике его не оказалось, а повсюду на траве вокруг дома были раскиданы его вещи, одежда, еда, разбитая вдребезги мебель, но самого Чарльза они нигде не могли найти. Эдвард начал беспокоиться. Они снова вернулись к большому дому и тут увидели его в старом желтом макинтоше, придавленного деревом, которое раньше росло на газоне перед домом и пролетело по меньшей мере две сотни ярдов, прежде чем убить его. В руках Чарльз держал веревку, словно пытался привязать вещи. Песок, возможно, смягчил удар, но дерево было таким огромным и, должно быть, сломало ему шею или спину. Сара подбежала к Чарльзу, опустилась возле него на колени и стала очищать от песка его разбитое лицо. Отец не мог удержаться от слез, пока помогал дочери освободить его и отнести в укрытие с другой стороны дома, где раньше находилась кухня. Чарльз работал в семье Эдварда в течение сорока лет, и они были привязаны друг к другу с юности. Он был на десять лет старше Эдварда, и Эдвард не мог поверить, что Чарльза больше нет с ним. Он был как друг детства, верный ему до конца, погибший от шторма, о котором никто его не предупредил, так как все внимание было приковано к Праге и о Лонг-Айленде забыли. Это был самый сильный шторм из всех, когда-либо обрушившихся на восточное побережье. Исчезли целые города, он промчался с той же силой через Коннектикут, Массачусетс и Нью-Хэмпшир, унеся семьсот жизней, покалечив около двух тысяч человек и разрушив все на своем пути.
Дом в Саутгемптоне пострадал сильно, но его можно было восстановить. Всех Томпсонов поразила гибель Чарльза. Питер, Джейн и Виктория присутствовали на похоронах. Старшие Томпсоны и Сара остались в доме, чтобы оценить ущерб и хоть немного привести все в порядок. Только две комнаты были пригодны для жилья, но не было электричества, не было отопления, и они пользовались свечами, а ели в ресторане, который, к счастью, работал в Саутгемптоне. Потребуются месяцы, возможно, даже годы, чтобы вернуть дому прежний вид. Сару терзала мысль, что ей придется после свадьбы покинуть родителей и она не сможет помочь им.
Саре удалось дозвониться Вильяму из маленького ресторана, где они обедали. Она боялась, что он, узнав о шторме из газет, беспокоится о ней. Даже Европа была взбудоражена разрушениями на Лонг-Айленде.
— Боже мой, с тобой все в порядке? — пробился сквозь треск на линии голос Вильяма.
— Да, у меня все прекрасно, — сказала она твердо, чтобы успокоить его. — Но мы едва не лишились нашего дома. Родителям придется восстанавливать его всю жизнь, к счастью, мы не потеряли землю. Большинство людей пострадало гораздо больше нас. — Она сообщила ему о гибели Чарльза, и он выразил свои сожаления.
— Я буду счастлив, когда ты вернешься в Англию. Я едва не умер, услышав об этом разрушительном шторме. Мне почему-то показалось, что ты уехала туда на уик-энд.
— Я едва не уехала, — призналась Сара.
— Слава Богу, что ты не поехала. Пожалуйста, передай родителям мои соболезнования. Я приеду, как только освобожусь, дорогая. Обещаю.
— Я люблю тебя! — прокричала она сквозь треск на линии.
— Я тоже люблю тебя! Береги себя!
Вскоре после этого они вернулись в Нью-Йорк, а через восемь дней после шторма было подписано Мюнхенское соглашение, введя всю Европу в заблуждение, будто бы гитлеровская угроза миновала. Чемберлен по возвращении из Мюнхена назвал это «достойным миром». Но Вильям писал ей, что он по-прежнему не доверяет этим негодяям в Берлине. Вильям собирался приехать в начале ноября. Сара была целиком поглощена подготовкой к свадьбе, ее родители разрывались между свадебными приготовлениями и ремонтом дома на Лонг-Айленде. Вильям приехал четырнадцатого ноября на «Аквитании». Сара встречала его с родителями, сестрой, ее мужем и их детьми. На следующий день Томпсоны давали в честь Вильяма большой торжественный обед. Все знакомые Сары в Нью-Йорке наперебой приглашали их к себе. Это был бесконечный поток визитов. Как-то дома за завтраком Сара, просмотрев утреннюю газету, нахмурилась.
— Что это все значит? — Она удивленно взглянула на Вильяма. Он только что приехал из отеля и еще не читал газет.
— Что ты имеешь в виду? — Он подошел к Саре и пробежал глазами статью «Хрустальная ночь», пытаясь понять ее смысл. — Похоже, какая-то отвратительная история.
— Но почему? Почему они это делают? — Нацисты выбивали окна в каждом еврейском магазине и доме, грабили, убивали, разрушали синагоги и держали людей в страхе. И еще говорилось, что тридцать тысяч евреев отправлены в трудовые лагеря. — Боже мой, Вильям, как они могут творить такое?
— Нацисты не любят евреев. Это ни для кого не секрет, Сара.
— Но такое? Такое? — В ее глазах стояли слезы.
Когда отец Сары спустился к завтраку, они рассказали ему обо всем и целый час обсуждали надвигающуюся опасность в Европе. И тут ее отец задумался о чем-то и сказал, посмотрев на них обоих:
