Элисон Пейс - Секс в большом искусстве, или Как охмурить гения
— Я готов еще раз повторить каждое слово. Просто поверить не могу, что Дик вам не сказал…
— В любом случае до сегодняшнего дня мне не было особенно важно, почему для арттурне выбрали меня… — Я не могла продолжать от волнения: надо же, Йен считает меня талантливой, умной и практичной!
— Я — Йен Рис-Фицсиммонс. Дик всего лишь выполняет мои просьбы и предоставляет самое лучшее, а это, как правило, одно и то же, — подмигнул мне Йен.
Потупившись, я некоторое время разглядывала вымощенную галькой улицу, затем подняла глаза на скульптуру, борясь с желанием крепко обнять Йена, когда спохватилась, что пауза длится уже довольно долго.
— Спасибо, — поспешно сказала я.
— Всегда пожалуйста, — отозвался Йен и взглянул на часы. — Не знаю, как вы, но я определенно настроен развлечься и чего-нибудь выпить.
— С огромным удовольствием присоединюсь, — улыбнулась я, для убедительности вытаращив глаза.
Миновав скульптуру, мы спустились по лестнице.
— Хочу, чтобы вы знали, — сказал Йен через некоторое время. — В школе меня никогда не выбирали ни в одну из команд. Клеем я не лакомился, но не расставался с миллиметровой бумагой и очень плохо ловил любые летящие объекты. Джейн, меня никто никогда не выбирал.
— Правда?! — Как-то не верилось, что Йен не всегда был в центре внимания, настолько естественно это у него получалось теперь.
— Правда-правда, — подтвердил скульптор.
Я не могла видеть его лица, но знала, что он улыбается.
Глава 22
Ты говоришь прощай, а я говорю — здравствуй
Я не читаю книг, только картинки рассматриваю.
Энди УорхолДик оставался в Риме всю первую неделю выставки.
Когда он находился рядом, я не была уверена ни в своих словах, ни в своих мыслях. Сама выставка тоже шла неровно: рабочие дни прерывались трехчасовой сиестой, когда закрываются любые учреждения. Рим — это город с официальным тихим часом.
Наконец неделя подошла к завершению, и Дик собрался уезжать. Для полноты счастья я мечтала, чтобы еще и Йен остался, но приходилось утешаться мыслью, что он скоро вернется, а Дик нет. Скульптор уехал первым, сказав на прощание «спасибо, увидимся через неделю» мне и «спасибо, увидимся в январе» Дику. Я попрощалась с шефом сухо и официально. Уже уходя из павильона, он остановился и повернулся ко мне, вытащив что-то из портфеля.
— Это твое? — с отвращением прошипел он.
Я удивилась, что могло вызвать такую гадливость у человека, тратящего большую часть жизни на демонстрацию брезгливости разной степени, и взглянула на предмет, который Дик брезгливо держал в вытянутой руке.
Это оказался мой журнальчик «Хэлло!». В сумасшедшей спешке переселения из номера в отеле «Хасслер» я, должно быть, забыла журнал. Я уже открыла рот солгать: «Это не мое», но вспомнила о скульптуре Йена, венчающей лестницу на площади Испании, и наш разговор. Йен тогда сказал: все, что от меня требуется, — твердо верить в себя. Я долго смотрела на журнал, затем взглянула прямо в глаза шефу. Глазки Дика сузились. Я тоже прищурилась. Так мы и стояли неподвижно, прожигая друг друга взглядом. Я подумала — и не в первый раз, — что вполне могу справиться с Диком.
— Да, мое, — кивнула я.
Босс первым отвел взгляд, повернулся и вышел.
Ну чем не схватка? И разве я не победитель?
Выставка продолжалась в безалаберной и неорганизованной манере, хотя каким-то образом дела, которые нужно было закончить, выполнялись. Вообще ситуация с артвыставкой точно отражает общее впечатление от Рима: в Вечном городе иностранца не покидает приятное ощущение полного кавардака.
Сиесту я, как правило, проводила в галерее: не было смысла возвращаться в номер и беспокоить Лючию — все равно почти сразу пришлось бы ехать обратно. Многие оставались на это время на работе, гуляя по галерее и заходя в другие павильоны. В день, когда признала «Хэлло!» своей собственностью, я отважилась зайти в павильон, ступить на порог которого раньше у меня не хватило бы смелости.
Сьюзен Ментон владела маленькой, но весьма респектабельной галереей. Она представляла менее известных художников, чем Дик Риз или Карина Кратц, но неизменно собирала качественные, новаторские работы, подбирая экспозиции с тонким, еще не оцененным по достоинству вкусом. Я давно восхищалась ею, правда, по другой причине: Сьюзен Ментон была единственной из бывших работников Дика Риза, кому удалось преуспеть в бизнесе, связанном с искусством. Задолго до того, как я узнала, кто такой Дик Риз, еще в колледже, когда я искренне считала искусство спасающей мир красотой, не подозревая о безобразиях, таящихся за прекрасным фасадом, Сьюзен Ментон работала на Дика Риза. В отличие от многих уволенных сотрудников, чьи имена канули в Лету, Сьюзен добилась завидных успехов.
Не запятнав репутацию и сохранив достоинство.
И даже добившись успеха.
Работая на Дика Риза, я ни разу не бывала в галерее изящных искусств Ментон и даже не осмеливалась заглянуть в ее павильон на артвыставках. Однако все меняется. Дойдя до экспозиции Сьюзен Ментон, я прошла половину стенки павильона, глядя прямо перед собой, остановилась, глубоко вздохнула, повернулась и решительно вошла. Я тактично рассматривала картины, украдкой поглядывая на столь уважаемую мной особу, ожидая, когда она закончит телефонный разговор. Положив трубку, Сьюзен Ментон поздоровалась.
— Здравствуйте, — эхом откликнулась я. — Меня зовут Джейн Лейн. Работаю на Дика Риза, — поспешно добавила я, не желая, чтобы Ментон сочла меня достойной ученицей шефа, подосланной им с целью шпионажа.
— О, правда? — с сочувствием спросила дама.
Всего три слога, невольно приподнятые брови и улыбка, но я тут же ощутила, что она меня прекрасно понимает, и едва удержалась, чтобы не пробежать разделявшие нас четыре-пять шагов и не заключить эту женщину в объятия.
— Да, — только и смогла произнести я.
— Джейн, я как раз собиралась пойти выпить кофе. Составите мне компанию?
Никогда еще я не испытывала такой потребности в маленькой чашечке итальянского кофе. Пройдя по проходу, мы свернули в коридор, заказали кофе и присели за маленький столик. Мы не могли наговориться — не о Дике: его имя не упомянула ни Сьюзен, ни я; мы обсуждали экспозицию, привезенную ею в Италию, и сошлись во мнении, что художественная выставка в «Арте контемпоранео» уникальна. Сьюзен с вниманием слушала, что говорю я, и держалась со мной как с равной. Наконец разговор зашел об арттурне Йена. Сьюзен очень оживилась и похвалила его работы и творческую концепцию. Я искренне разделяла ее восхищение: по-прежнему не до конца понимая творчество Йена, я чувствовала — оно стало мне гораздо ближе. Я очень зауважала Йена в последние месяцы и не сомневалась, что и впредь буду относиться к нему с определенным пиететом.
