Наталья Калинина - Нечаянные грезы
Она перевернула страницу и увидела карандашный набросок женского лица. Большие глаза в обрамлении густо накрашенных ресниц, ежик волос, улыбка паяца… Блин, да ведь это же она в день их первой встречи.
«Моя милая Карменсита! Не могу без тебя. «Пускай другой тебя ласкает, пусть множит дикую молву, Сын Человеческий не знает, где преклонить ему главу…» Ты теперь замужняя дама. Мать пишет, у тебя родился ребенок. На кого он похож, а? Может, на меня? Наша с тобой кровь смешалась в одну — не могла она не смешаться, ведь ты отдавалась мне без остатка. Только если это сын, не называй его Андреем. Все Андреи непутевые ребята и неверные любовники. Ну, а если дочка, назови ее в честь нашей любви. Догадалась как? На-деж-да. Когда я встретил тебя, я вдруг поверил в то, что ты моя самая главная женщина. Но ты не виновата, что мои надежды не оправдались. Я первый изменил тебе… Прости, Бог, тех людей, которые хотели нас разлучить и добились этого. На-деж-да. Я точно знаю, что у тебя родится дочка…»
— Идиоткой будешь, если оставишь. Или же тогда срочно замуж выходи. Мать-одиночка в нашем городе хуже огородного пугала. Я, конечно, чем могу, всегда подсоблю, но работать не брошу, не надейся. Пенсию собственную заработаю, хоть кровь из носу. — Капитолина Дмитриевна обняла дочку за плечи, прижала к своей хлипкой груди. — Поехала бы к нему в гости, рассказала все честно. Глядишь, и женится на тебе твой Андрюша.
Галина оттолкнула мать и затрясла головой.
— Не поеду. Ни за что на свете.
— А за этого твоего Китайца, или как там вы его зовете, я тебя не отдам, дочка, хоть у него и дом полная чаша. Ворованное все у них. Его батя большим махинатором был — года на заправке не проработал, а уже сыну мотоцикл с люлькой купил, потом и «жигуленка». Твой отец хоть и алкашом был, чужой копейки сроду не брал.
— Что же мне делать, мамочка? — вырвалось у Галины прежде, чем она успела подумать, что никто, кроме нее самой, не способен развязать тот узел, который она затянула на себе собственными руками.
— Что делать? — Капитолина Дмитриевна теребила воротник своего старенького пальто— она уже собралась идти на работу. — Поезжай к Зинаиде в Щукино. Правда, на работу ты там вряд ли устроишься — она мне прошлый раз написала, что почту, и ту у них собираются закрывать. Все нынче из деревни в город бегут. Ну да у них свой сад-огород. Небось с голоду не помрете.
— Я там от скуки умру.
— Ты хоть дружку своему письмецо черкни. Может, что посоветует.
— Нет. Не могу я это сделать. Он думает, я замуж за Китайца вышла. Я сама ему так написала.
— Дуреха ты у меня. К тому же и гордячка. Небось погуливает парнишка, а ты решила, будто вашей любви конец.
— Не в этом дело, мама.
— А в чем же тогда? Все они гуляют. И что же теперь нам, бабам, делать прикажете? В девках всю жизнь сидеть? Да ты ведь у нас тоже не святая.
— Но я новую жизнь начала. Я у него за все прощения попросила. И он меня простил. Он сказал, мое прошлое не имеет для него никакого значения.
— Все они так поначалу говорят, а потом этим прошлым на каждом шагу по глазам бьют. Зря ты покаялась своему Андрюше, дочка. Ну ладно, я опаздываю. Вечерком все обсудим, ладненько? Там в духовке борщ и каша. Не вешай носа, моя рыбонька. Обязательно найдется дверь с зеленой лампочкой. Вот увидишь.
Галина проснулась в сумерки. Ей показалось, в комнате, кроме нее, кто-то есть. Прислушалась. В ногах мурлыкала кошка, за окном шумел ветер. Внезапно она отчетливо услыхала биение чьего-то сердца. Оно билось в ритме ее собственного, но на тысячную долю секунды его опережало. Это было сердце ее ребенка. Галина улыбнулась. Блаженно закрыла глаза.
Минут через двадцать она встала с кровати, подошла к зеркалу и повернулась в профиль. Живот уже слегка выпирал, но это еще не было похоже на беременность. Она достала из шифоньера черную юбку и белую шифоновую кофточку — в этом наряде она тайком окрестилась в церкви. С тех пор она не надевала этот наряд, опасаясь, что он утратит свою святость. Юбка стала слегка туговата в поясе, и Галина, чтоб не повредить малышу, переставила крючки. На улице было скользко, мела мокрая поземка. Она вернулась и переобулась в старые подбитые резиной сапоги — еще не хватало упасть…
В церкви было малолюдно и зябко. Она долго стояла на коленях возле иконы Богоматери с младенцем, не зная, о чем бы ее попросить. Наконец ее губы прошептали: «Помоги мне сохранить маленького Андрюшеньку. Очень тебя прошу».
Она неумело перекрестилась, поднялась с колен и стала слушать, как поет жидкий церковный хор. Внезапно обернулась, будто ее кто-то шилом кольнул, и встретилась глазами с Эвелиной Владимировной.
«Нет, только не это!» — пронеслось в голове. Она попятилась к выходу и заспешила по темной, пронизанной стылым ветром улице.
— Куда же ты? Мне нужно поговорить с тобой. Андрюша очень болен. Он лежит в госпитале. — Галина застыла как вкопанная, не в силах пошевелиться. Эвелина Владимировна взяла ее под руку, потащила в переулок.
— Здесь ближе, — сказала она. — Попьем чайку. Я покажу тебе Андрюшины письма.
Илья Петрович помог Галине раздеться.
— Вы поправились и чрезвычайно похорошели, — сказал он и поцеловал ей руку. — Мне очень жаль, что вы поспешили выскочить замуж.
У него были блудливые глаза. Ей стало противно и неловко. Она протянула руку за своим пальто, которое Илья Петрович уже успел повесить на плечики, но тут в прихожей появилась Эвелина Владимировна.
— Пошли в столовую, — сказала она, размахивая конвертом. — Там светло. Андрюша прислал фотографии.
— Что с ним? — наконец удалось выдавить из себя Галине.
— Самый банальный грипп. Правда, у моего мальчика неважные миндалины, и врач настаивает на операции, но я категорически против. В нашей армии, как выражается наш завкафедрой, гланды удаляют через задний проход.
Илья Петрович рассмеялся шутке жены и отодвинул для Галины стул. Она очутилась под большим абажуром цвета чайной розы, за столом, покрытым скатертью того же оттенка. В следующее мгновение перед ней лежала цветная фотография: Андрей и молоденькая блондинка смотрят друг другу в глаза и улыбаются.
— Это наша Аля, троюродная сестра Андрюши. Она живет в Ленинграде и каждый день его навещает — привозит еду, свежие газеты и так далее. Господи, как хорошо, что на свете все еще встречаются такие милые, бескорыстные люди.
— Ты обещала напоить нас чаем, — сказал Илья Петрович жене и едва заметно подмигнул Галине. Когда Эвелина Владимировна вышла, наклонился к ней и прошептал: — Я сразу понял, что ты в положении. Угадал?
Она зарделась и опустила глаза.
