Юлия Туманова - Дежа вю
— Скорее, кошелек…
Он редко вспоминал те два года, что отучился в Москве, и никогда не жалел, что после того, как его отчислили из института, ему пришлось пройти армию. Но Тина — да нет же, Алька! — понимала, что учеба в Литинституте многое значила для него. О Москве Олег рассказывал с восхищением и неприязнью одновременно. Бешеный ритм, непрекращающийся гул, деловитая мрачность толпы — все это было не его. Но яркая обложка города, внутренности которого пахли нищетой, опасностью и страхом навсегда остаться никчемной лимитой, завораживала.
Институт? Да, конечно, вылететь оттуда было обидно. Но он придумал себе другую мечту, увлекся журналистскими расследованиями, играл со словами, гонял чаи в редакции, до хрипоты спорил с коллегами, обзавелся кучей знакомых — интересных и нужных. А с появлением Альки вообще все, прежде важное для него, отодвинулось на задний план. Он работал еще больше, но причиной тому были уже не собственные амбиции или стремление к абстрактной справедливости. Теперь главным стала семья — он и Алька. Впервые Олег Морозов почувствовал ответственность не только за себя, и вскоре это стало привычным, стало частью его.
Жалеть об институте было некогда, возвращаться в Москву не хотелось. Поэтому случайно узнав, что это отец помешал ему учиться дальше, Олег даже не разозлился.
— …Ты хочешь сказать, что отец за деньги отправил тебя в армию? — деловито уточнила она.
— Примерно так, — кивнул он. — И в принципе я ему благодарен за это. Иначе я бы остался в Москве.
— А разве ты не этого хотел?
— Не знаю. Только еще неизвестно, встретились бы мы тогда или нет.
Мы?! Он сказал — мы?! Нет никаких «мы», были да сплыли!
Он спокойно выдержал ее злобный взгляд и даже улыбнулся слегка.
— Может, это было бы к лучшему! Да не может, а точно! Лучше бы мы никогда не встречались!
Олег помолчал немного, а потом спросил:
— Помнишь, как Иваныч нас чаем поил и солнце показывал?
— Солнца, — поправила Тина. — Их было много. Валерий Иваныч делал их из дерева. На доме, где когда-то был детский сад, даже табличка висела: «Музей солнца». Пожалуй, самый необычный музей Академгородка, куда Морозова однажды отправили на интервью, а с ним увязалась Алька.
Закопченный чайник весело свистел на плитке, деревянные солнышки грели ладони, беспричинный, счастливый смех щекотал губы…
— А мумий помнишь? — тихо хихикнула Тина нынешняя.
— Еще бы! Ты ходила вокруг них якобы такая смелая, а у самой руки тряслись!
— Ага, и бледная была, прямо жуть! — подхватила Тина. — Я себя когда в зеркало увидела, подумала, что это очередная мумия! Трусила ужасно!
— Вообще ты не всегда трусила, — улыбнулся Олег. — Помнишь бандитов на пляже?
Она отрицательно покачала головой.
…Это было летом. Они весь день провалялись на диком пляже. Занимались любовью так неистово, что сверху, с обрыва сыпались мелкие камешки. У обоих спины потом были в красных, крошечных отметинах. Они мазались Алькиным кремом, дурачились, гонялись друг за дружкой, а солнце незаметно заваливалось за горизонт, пока совсем не исчезло. Вот тогда, из сумрака леса, выдвинулась на берег пьяная компания придурков.
Лишь бы она успела убежать, думал Олег, яростно отбиваясь и сплевывая кровь.
— Ну, вы, ребята, даете! Вы глаза-то разуйте, — услышал он и понял — не успела.
Краем заплывшего глаза увидел, как двое обступили Альку. Она стояла, подбоченясь.
— Снимай золото, кому говорят! — орали отморозки.
Олег отчаянно завопил то же самое, с ужасом догадавшись, что она ни за что по собственной воле не расстанется с его подарком — золотыми серьгами и кольцом.
— Да это ж обычная бижутерия! — сообщила она парням. — Разве ж этот, — презрительный кивок в его сторону, — разорится на настоящее золото! Вот вы бы своей бабе подарили подделку, а? Нет! Сразу же видно, вы — мужики серьезные! — Медленно, но верно она наступала, выпятив вперед грудь. — Так вот я че говорю, щас вы у меня эти цацки возьмете, девкам вашим отдадите, а те вас и погонят в три шеи! Вам оно надо, позориться?
Заинтересовавшись такими речами, двое парней пропустили целую серию морозовских ударов. А потом он справился и с двумя оставшимися — не зря потел в секции в школьные годы. Да и пьяны были парни, реакции никакой.
— Бежим! — приказал он.
— Хоть штаны надень! — невозмутимо ответствовала Алька, покручивая на пальце колечко…
— А ты тогда сильно испугался, да? — спросила Тина.
— В общем, да, — признался он.
— А потом взял и всех уложил!
— Это был эффект неожиданности, — скромно сказал Морозов.
— Ну, тогда ты не был ботаником, — протянула она. — И очков не носил!
Он смущенно поправил на носу очки в модной оправе, но тут же решил реабилитироваться:
— Да у меня и теперь спортзал под рукой вообще-то… — Бахвалясь, он задрал рукав и продемонстрировал бицепс.
— Аплодисменты в студию, — с улыбкой прокомментировала Тина.
— Вот, — по-стариковски вздохнул Олег, — и все почему? В старости приходиться думать о здоровье, о физической форме, так сказать… Ты сама-то хоть на природу выбираешься?
— Знаешь, — вздохнула Тина, — некогда все. Дети вытаскивают иногда в парк…
— А почему за городом домик не купила? — проворчал он. — Хоть ночью бы воздухом нормальным дышала.
Она всплеснула руками.
— Ну ты даешь, Морозов! Занудой сделался, как моя мама!
— Кстати, как она?
— Нормально, — Тина улыбнулась, — смотрит сериалы, строит Сашку с Ксюшкой, Веронику жалеет.
— Замуж вышла?
— Кто? Мама?!
— Да нет, Вероника.
— Три раза была. Это цирк просто, а не семейная жизнь! Она их все на деньги проверяла.
— Как это?
— После загса сразу заявляла, что сестра, то есть я, на нее сердита и содержание урезала до невозможности. Так что молодой муж сталкивался с неприятным фактом — богатая невеста оказывалась бесприданницей.
Тина закатила глаза. Морозов понимающе кивнул.
— Так ей надо было перед свадьбой их на вшивость проверять, — посоветовал он.
— Ага. Ты ей сам это объясни! Морозов, кстати, а у тебя что, на самом деле детей нет?
— Почему — кстати? Мы же о Веронике говорили…
Ну и кто опять тебя дергал за язык, безнадежно спросила себя Тина. Нормально ведь общались. Милая безобидная болтовня.
— Нет у меня детей, — деревянным голосом сообщил Олег. — Насколько я знаю, нет.
Тина открыла рот для следующего вопроса. И тут же громко клацнула челюстью, закрыв. Любопытство не порок!
А что, если это не любопытство?
То есть, не совсем любопытство…
— Спрашивай, — махнул он рукой, угадав ее сомнения.
