Мэтт Пенья - 12 историй о настоящей любви (сборник)
– Какой кофе ты пьешь?
– Черный.
– Ну, надо же. Какой крепкий дровосек.
Норт фыркнул.
Мериголд улыбнулась.
– Я тоже пью черный кофе.
Он наклонился к ней, вытянувшись во весь свой немаленький рост над островком посреди кухни.
– А я думал ты из тех девушек, кто пьет травяной чай.
– Ну, конечно. – Мериголд закатила глаза, протягивая ему кофе. – Из-за ресторана, да?
– Из-за солнцестояния. И твоего имени. И этой керамики, – он поднял чашку повыше. – А что за ресторан?
Она забыла, что не рассказывала ему. Казалось, он уже все знает и так. Мериголд уселась за столик, Норт сел напротив.
– Мама держит ночной веганский ресторан домашней еды в центре города, – выпалила она на одном дыхании. – Да, я знаю. Это очень поэшвиллевски.
– «У Генриетты?» Твоя мама – Генриетта?
Брови Мериголд от удивления поползли вверх.
Норт пожал плечами.
– Тут не так уж много ночных ресторанов, а в Шугар Коув их и вовсе нет. Так что я часто забегал туда после кино или концертов. Все знают твою маму, – добавил он. – Или, по крайней мере, слышали о ней. О том, как она помогает бездомным и все такое. У нее отличная репутация. Это очень круто.
Мериголд ожидала, что он будет ее подкалывать, а вместо этого ощутила ком в горле. Она уже давно не слышала, чтобы кто-то хвалил Генриетту. Мамины работники устали и от ее грусти, и от ее гнева так же, как и Мериголд. Но Генриетта создала себе доброе имя тем, что хорошо кормила любого, сколько бы денег в кармане у него ни было. В меню ее ресторана было простое блюдо с бобами и рисом, за которое клиенты платили кто сколько сможет. Деньги тех, кто давал больше, чем стоило блюдо, переходили к тем, у кого денег было мало или совсем не было. И люди на удивление щедро платили сверх положенного.
– Спасибо, – едва слышно проговорила Мериголд.
– Ты веганка?
– Нет, я даже не вегетарианка. Но в основном ем веганскую пищу, – призналась она, – Мне нельзя хранить мясо в доме. Поэтому раньше я ела его в школьной столовой.
– Школьный мясной обед. Прямо бездна отчаяния.
Мериголд улыбнулась.
– Ты даже не представляешь.
– Значит… ты сейчас не в школе?
– Нет, уже окончила. А ты?
– Тоже. Сколько тебе лет?
– Девятнадцать. А тебе?
– Тоже.
Они улыбнулись друг другу. Смущенно. И удовлетворенно. Пауза начала затягиваться, пока не затянулась слишком. Норт поерзал на стуле.
– Я был вегетарианцем пару месяцев. Мне пришлось снова начать есть мясо, потому что для работы на ферме нужен определенный уровень протеина и энергии. Но как только я оттуда выберусь, я снова попробую.
– Тебя не привлекает семейное дело?
– Ни капли. А тебя?
Мериголд покачала головой.
– Ресторанный ген мне не передался. У дедушки и бабушки тоже свой ресторан, – пояснила она. – Китайский. В Атланте.
– Круто. А мои бабушка с дедушкой создали еловую ферму.
– «Семейное дело. Работаем с 1964 года», – процитировала она их слоган.
Что-то вспыхнуло в глазах Норта. Будто он чувствовал то же самое, что и она, когда Норт с уважением отозвался о ее матери. Гордость и, возможно, облегчение.
– Так и есть, – отозвался он.
– Почему же ты не хочешь быть фермером, Норт Драммонд?
– Просто это не мое, – он сделал глоток кофе. – Как у тебя с ресторанами, наверное.
Но в его словах слышалось что-то, чего он все-таки не смог скрыть. Скорее страдание, чем безразличие.
– И все же, почему ты не хочешь стать фермером, Норт Драммонд? – снова спросила Мериголд.
Он грустно улыбнулся.
– Эта работа действительно не по мне. Ферму должен был унаследовать Ник, мой старший брат. Но оказалось, что ему она тоже не нужна. Года два назад он ушел посреди ночи. Собрал все свои вещи и переехал в Вирджинию, чтобы жить там со своей девушкой. Теперь они разводят смешанные породы собак. Паглей и лабрадудлей.
Мериголд поразила горечь, с которой он рассказывал эту историю.
– Но… он ведь просто пытался выбраться оттуда – так же как и ты. Нет?
– У моего отца недавно обнаружили болезнь Паркинсона.
– Черт. Вот черт. Мне так жаль.
Норт уставился в чашку.
– Ему становится все тяжелее работать, и родители все больше и больше теперь полагаются на меня. Они надеются, что я буду управлять фермой, но на самом деле больше всего ею хочет заниматься сестра. А мои родители – хорошие люди, но… старомодные, что ли. Прошлым летом из-за этого вышла большая ссора. В итоге Ноэль тоже сбежала.
Мериголд пожалела, что не может перегнуться через стол и обнять Норта. Она все поняла: любовь, стыд, необходимость остаться, пока все не наладится.
– Я пытался убедить ее вернуться. Пытался убедить родителей отдать ферму ей, чтобы я смог уйти.
– Почему же ты не можешь просто уйти, как сделали твои брат и сестра?
– Даже в нынешнем положении ферма почти не приносит дохода. Без меня родители разорятся.
Мериголд сглотнула. Она приняла точно такое же решение: отложить свое будущее на потом.
– Я… Я тоже остаюсь здесь, чтобы помочь.
Норт поднял взгляд. Ни жесткости, ни напряжения в нем больше не было.
– Это как-то связано с твоим отцом?
– Это все из-за моего отца.
– Поэтому вы с мамой живете вот так?
Теперь уже Мериголд уставилась в чашку.
– Слышал истории о женщинах, которые не знали, что у их мужей была тайная, вторая семья?
– Ага.
Мериголд пожала плечами.
Повисла пауза.
– Серьезно? Нет, ты это серьезно?
– В Шарлотте. Жена и две дочери.
Норт выглядел ошеломленным.
– Они тоже были не очень счастливы, когда узнали о нашем существовании, – добавила Мериголд. – И теперь он живет там. С ними. Возмещает убытки. Им. Возможно, завел уже третью и четвертую тайную семью, я не знаю. Все выяснилось в прошлом году, незадолго до Рождества.
Норт помотал головой.
– Не представлял, что так бывает в реальной жизни.
Мериголд тоже не представляла.
– Так почему вы не оставили себе дом? – спросил он.
– Потому что мы с мамой… это мы оказались второй семьей.
Глаза Норта расширились от понимания.
– Он женился на другой женщине еще до того, как даже встретился с моей мамой. А мы были его экзотическим, легкомысленным, хиппи-проектом на стороне, – Мериголд выплюнула эти слова, будто яд. – Вот почему теперь его жена, его законная жена, забирает все деньги в судах. Он был вынужден продать наш дом, и нам пришлось переехать.
