Сильная и независимая (СИ) - Резник Юлия

— Мне правда надо ехать, — усмехается в бороду Наумов. Ах ты ж… Вот же! Интересно, что он себе надумал — что я не прочь пойти на второй заход?! Да за кого он меня принимает? Точнее, себя! Тоже мне мачо недоделанный — поди, в сорок пять не так-то просто восстановиться для второго захода. Что еще ему остается, как не скалиться?

— Ага. Давай. Удачи.

— Й-у-у-уль…

— М-м-м?

— Ты давай, разгоняй свои гаремы… — пробрасывает, обуваясь.

— Я?! Гаремы? Да у меня кроме мужа… А, ладно. Даже не думай, что я стану оправдываться.

— Да разве мне оправдания нужны? — удивляется Наум. — Просто раз у нас завертелось — никаких других. Со своей стороны обещаю…

— Разогнать свои гаремы? — ехидно отбиваю его же выпад.

— Ну какие гаремы, Юль? С моей-то занятостью… Мне лишний раз шевелиться не хочется, не то что трахаться.

Удивительно, как меня качает от одной эмоции к другой! Наконец, верх одерживает веселье. Все же в отношениях двух взрослых состоявшихся людей есть свой непередаваемый кайф — нам даже притворяться лень.

— Я после нашего марафона, наверное, неделю буду отходить. Болит все, — бурчу.

— Вот и хорошо. Я как раз вернусь, когда все устаканится. Таблетки только не бросай пить. Без резины, оказывается, ощущения действительно на порядок ярче.

После этих слов томящееся внутри желание вспыхивает огнем. Я невольно переступаю с ноги на ногу, сжав бедра.

— Не боишься отдавать этот вопрос на откуп женщине?

— Почему я должен бояться?

— Потому что ребенок — верный способ тебя на себе женить.

— Ну, мы уже выяснили, что дети должны рождаться в любви. Так что я в тебя верю.

Выходит, я сама себя в ловушку загнала? Интересное кино! С другой стороны, мне, если честно, понравилось с ним вот так… Очень-очень понравилось. Одно досадно — я же буквально пару часов назад клялась, что никаких мужиков! А тут опять на те же грабли! Впрочем, если не строить никаких долгоиграющих планов и продолжать жить в первую очередь для себя, Наум может стать неплохим дополнением к обретенной свободе. Так почему бы не позволить себе ни к чему не обязывающие встречи?

— Ладно, Юля, пойду я.

— Ага.

— Не поцелуешь даже?

— Я думала, ты сам.

— И то так, — кивает Наумов, решительно сгребая меня в объятия. И снова это наваждение. И снова я таю, стоит ему ко мне прикоснуться. Стоим в полутемной прихожей, как два подростка в подъезде, что никак не могут расстаться…

— Ч-черт. Правда, надо идти.

— Иди.

Прислоняюсь спиной за закрытой за Наумовым дверью. Улыбка ну просто до ушей! Даже подзатыльник себе приходится отвесить, чтобы перестать скалиться. Но как же хорошо!

Только я заставляю себя отойти от двери, как опять звонит домофон. Уверенная, что это Наумов, который что-то забыл, открываю замок без раздумий. Замираю, в шоке приоткрыв рот:

— Эдик?!

— Привет.

— Ты чего здесь? Первый час! И где дети?!

— Дети дома, не пыли. Дашь пройти?

Хороший вопрос. Ведь если подумать, мне совершенно не хочется этого делать. Мой дом пропитан другим мужчиной и воспоминаниями о времени, проведенном с ним. Мне так не хочется впускать в него свое прошлое, но… Куда его денешь, правда?

— Да. Конечно.

Моисеев снимает куртку и настороженно оглядывается. Может, запах почуял? Я не удивлюсь. Впрочем, врываясь ко мне посреди ночи, он, наверное, должен был понимать, что я могу быть не одна, правильно?

— Так что у тебя случилось?

— Это правда, что ты пригрела какого-то малолетку?

— Ты приехал, чтобы задать этот вопрос? — вскидываю брови. На самом деле я была готова к тому, что рано или поздно сыновья сдадут отцу мои отношения с Даней. Так что даже смешно, что это случилось, когда мы расстались.

— Я приехал тебя образумить. Юля… Ну, ты же, блин, не можешь не понимать, как это смешно!

Та-а-ак. А вот это уже интересно.

— Что именно?

— Эти твои отношения с мальчиком вдвое младше. Ну, зачем? Что ты хочешь мне доказать?

— Тебе? — я чуть не роняю чайник, который схватила, забыв, что Наум взял на себя труд тот наполнить. Хорошо, что у нас так и не дошло до чая. Не хотела бы я, чтобы эти двое встретились.

— А зачем тебе еще этот ребенок?

— Ну-у-у… Тебе все как есть рассказать? Смотри, сам напросился. Во-первых, Эдь, он охрененно трахается. Во-вторых, может это делать практически безостановочно, прикинь? В-третьих…

— Хватит! — зло стискивает зубы бывший. — Избавь меня от грязных подробностей.

— Ты сам спросил — я ответила. Правильно ли я понимаю, твой интерес удовлетворен? — киваю на выход. — Мне завтра рано вставать…

— Я тебя не узнаю. Скажи, тебе что, совсем не стыдно?

— Нет.

— Очень жаль! Потому что я глаз не могу поднять. Чтобы ты понимала, я о твоих… с позволения сказать, отношениях узнал от матери! Пацаны случайно проговорились двоюродным, те — родителям, Ленка, конечно же, рассказала маме…

— Ох ты боже мой. Какая трагедия. Бывшая жена устроила личную жизнь!

— Да что ты там устроила?! Смешно! Думаешь, ты нужна этому малолетке? Да он просто разводит тебя на бабки, как ты не понимаешь?! Теперь понятно, почему ты не платишь на детей алименты! Все на любовника спускаешь, да? Мозги в трусы вытекли?

— Стоп! Погоди… — мне так смешно, что даже не получается рассердиться. — Какие, мать твою, алименты?

— Такие, Юля. Дети живут со мной.

— И? Тебе предоставить чеки, сколько я на них трачу? Да у меня три тыщи баксов ушло лишь на то, чтобы обновить парням амуницию. А сколько стоил наш отдых и все остальное, тебе рассказать, Эдь? Нет, ну если ты их прокормить не в силах, то, конечно…

— Разве я жаловался, что не могу?!

— Не знаю. Я вообще не пойму, что ты несешь. Такое чувство, что тебя подменили! Ведешь себя как дебил.

— Давай без оскорблений!

— Давай, — покладисто соглашаюсь я. — Только знаешь что? Не тебе меня упрекать наличием содержанки, когда твоя собственная хвастается подарками на весь гребаный интернет.

— Господи, ты еще и следишь за ней!

На лице бывшего появляется неприкрытое самодовольство. Нет, неужели он правда верит, что я убиваюсь по нему до сих пор? Серьезно? Как можно прожить пятнадцать лет с женщиной и настолько ее не знать?!

— Да больно надо, Эдь. Это твоя жизнь — я в нее не лезу. Вот и ты в мою не лезь. Ни тебя, ни тем более твою родню не касается, как я живу и с кем.

— Я тебе добра хочу!

— Добрыми намерениями вымощена дорога в ад. Езжай домой, мне неспокойно, когда сыновья одни.

— Хорошо ты устроилась, Моисеева.

Это я комментировать не берусь, иначе он никогда не уйдет. Делаю себе пометку еще раз поговорить с мальчиками. Надо их забирать. Это не дело. Я даже не удивлюсь, если свекровь попытается их настраивать против меня.

Четвертый за эту бесконечную ночь звонок домофона раздается, когда Эдик уже стоит одной ногой на пороге.

— Ну, пока? — подталкиваю его взглядом к выходу.

— Боишься, что малолетка устроит тебе сцену ревности?

— Что за херню ты несешь? — закатываю глаза, уверенная в том, что кто-то просто ошибся номером. Но тут лифт, что гудел этажами ниже, вдруг останавливается… на моем этаже, и из кабины появляется сначала огромный букет цветов, и только потом — принесший его курьер.

— Сто восьмая?

— Да, — бесстрастно киваю я.

— Юлия?

— Все верно.

— Тогда это вам.

Пока я пытаюсь как-то перехватить громадный шар пыльно-розовых хризантем, Моисеев протискивается мимо к приглашающе распахнутым дверям лифта. Улыбаясь, зарываюсь лицом в цветы. Не самые мои любимые, признаться, но конкретно этот букет и впрямь красив… Как зефирка. И, кажется, я догадываюсь, кто это так расщедрился. Но боясь ошибиться, тяну с тем, чтобы заглянуть в приложенный к букету конверт.

Наши с Эдиком взгляды встречаются до того, как двери лифта успевают захлопнуться. С удивлением понимаю, что успела напрочь о нем забыть. Видимо, наша истерия с Моисеевым и впрямь закончилась. Может, и он когда-нибудь это поймет? А то как-то глупо получается — он заварил такую кашу, а что с ней делать дальше — не знает.