Светлана Борминская - Цыганочка с выходом
„Конечно, какой ты убийца, — думала, глядя на желтое в кровоподтеках лицо, подозреваемого Горностаева, ст. следователь прокуратуры Ольга Солодкина. — Челюсть сломана, через десны продернута закрученная проволока. Ни говорить, ни пить, ни есть не можешь, кормят тебя через трубочку… менеджер, бывший дантист… И жена с грудным младенцем только на улице не живет. Натворил дел!“
Неизвестно что и не понять — почему, но КТО-ТО дает толчок тому или иному делу или человеку, в руках которого это дело находится, и Ольга Леонардовна вдруг дала себе слово докопаться, понять и разобраться в этом мерзком на любой взгляд преступлении — убийстве матери и ее сына. Ведь посадить невиновного человека на долгие годы в тюрьму — почти то же самое, что убить его без суда.
И, повертев в руках следственный документ-постановление о взятии Горностаева Д.И. под стражу, написала:
„К настоящему времени собранные доказательства, дающие основание для предъявления обвинения, проверяются и оцениваются в совокупности“.
— Найду! — вслух сказала Ольга Леонардовна и стала искать.
НАТАШАИ тут я заболела.
У меня что-то случилось с организмом. Я упала прямо на лестнице. И лежала там неизвестно сколько…
Я обнаружила себя в палате с белым, окрашенным до середины окном и подумала, что лежу в туалете. Раньше такими белилами пользовались, чтобы с улицы желающие ознакомиться и убедиться, как вы там и легко ли вам при этом — не могли этого себе позволить.
Но я лежала не на полу, имея под головой унитаз — это была койка. Железная. Пружинистая и старая. Она заскрипела всеми мощами, когда я повернулась и взглянула на…
И тут я снова впала в ничто. И сквозь него у меня сильно болело внутри, и меня, кажется, резали.
— Что ж ты, доча, с таким маститом ходишь и падаешь, подбирай тебя, — потрясла меня за плечо и еще потрясла и еще, здоровенная старая медсестра лет сорока. — Давай укольчик засадим, поворачивайся! Ну?! — загудела она. Я повернулась и ойкнула.
— Твою Глафиру в недоношенные положили, — обрадовала меня м/сестра. — В доношенных мест нет. Такая девка заводная, как поест — сразу спать.
— Почему заводная-то? — всхлипнула я.
— Так как проснется — сразу есть просит.
Вот так.
СНОВА ЛАБРАДОР— У вас красивый ремешок, — сказала рыжая колли и лизнула Нельсона в губы.
— Вы тоже — супер, — задышал Нельсон.
И случилась любовь.
А некоторые удивлялись, чего это лабрадор такой веселый за пельменями с сумкой бегает и не рычит на Слепого Поводыря, когда тот по привычке наступает ему на лапы и висящий хвост сзади.
— Это сильнее, чем секс! Когда любимый мужчина признается, что он любит тебя! — говорила рыжая колли всем. А все думали — она просто лает.
— Я боюсь за тебя! Я переживаю за тебя! Я хочу быть с тобой! — говорила колли Нельсону. Лабрадор впервые слышал такие слова и забросил писанину романа, просто закинул на него, не подходил к ноутбуку, а подходил к колли…
Если бы не хозяева, лабрадор уже давно оформил свои отношения с Сабиной, женился по всем собачьим правилам, если бы не хозяева суки, жизнь могла подарить так много радостей. Но почти все мы имеем хозяев, которых замечаем, порой лишь перестав дышать от вдруг затянутого ремешка на своей шее.
И наступил день, когда лабрадор остался один.
……………………………………………………………………..
СОСЕДИПес ходил и слушал, ходил и слушал, ходил и слушал по лестнице, то нажимая ухом на чужую дверь, то становясь передними лапами на многие коврики.
— Если будешь встречаться с Венькой, я тебя убью! — сидя напротив Кокуркиной, грозно шипел Мальков.
— С каким Венькой? — стала уточнять старушка. — Венек — море!
— С шестого этажа! — начал раздеваться Мальков.
— А пошто он мне? — беспамятностью Кокуркина отличалась еще с московской Олимпиады.
— Я видел! — становясь на коленки, тряхнул рыжей головой Мальков.
— Что углядел, касатик? — старушка лежала по привычке тихохонько.
— Как он тебя раздевал глазами! — перевел дыхание Мальков.
— Когда? — дернулась старушка.
— А когда ты мусор до помойки несла и задницей крутила!..
Пес начал фыркать еще в подъезде, вспоминая, в каком виде Дарь Иванна обычно выносит мусор.
И, выбежав со всех ног на улицу, начал кататься в песке и лаять, лаять!
— Чего это он? — удивился участковый, проходя мимо. И сам себе ответил: — Весна! То есть лето, — поправился он.
И правда было лето.
Со дня убийства Нины Ивановны прошло уже 10 дней.
Наташа лежала в больнице. Гнойное воспаление левой молочной железы… Она болела и не выздоравливала, и в бреду смешались: муж Дима со сломанной челюстью и с топором в руках; Глашка, кричащая и голодная в руках мертвого Октябрика; черный обгоревший губернатор Соболь на падающем вертолете и взрыв!.. Седая Таня Дубинина с лицом, как медная монета, и опавшими плечами…
РАЗ-ДВА-ТРИ!— К вам в гости можно зайти? — вкрадчиво спросил из-под лестницы бывший геронтофил, бывший маньяк, а ныне — вольный свингер и по-прежнему примерный семьянин Мальков.
— Пойдемте прямо сейчас, — улыбаясь, пригласила Мила и счастливо вздохнула, прижавшись к плечу Вениамина.
Хренков брюзгливо наблюдал, как из-под лестницы на свет выходит, смахивая с себя паутину, сосед с нижних этажей — Мальков.
— Ну, зайди-зайди, если такой храбрый, — прокашлялся Хренков.
— Вы с кем спать будете? С Венькой или со мной? Или со всеми нами? — деловито уточнила Мила. — Давайте сперва с Венькой попробуйте, он такой зажигательный! Правда, Веньк? А я пока окрошки наделаю… Ладно?
И они, гогоча, скрылись в лифте.
Лабрадор похлопал глазами, отгоняя видение и, к счастью, ничего не понял. Собакам про свингерство известно пока совсем немножко, да и то они постоянно путают. По-собачьи, свингерством занимаются — одни лишь свиньи.
„Кокуркина — старая ветхая женщина в панцире прошедшей красоты…“ — написал лабрадор и зевнул, чтобы не заснуть, он решил пройтись.
— Вот выйду из дома и гляжу по сторонам, — остановившись возле лабрадора, любезно объяснила ему свое поведение Дарь Иванна. — Что и где? Зачем и по сколько? Постою полдня и знаю все-все-все.
„А то!“ — подумал лабрадор и решил укусить старушку. Ее прыткость была псу отчего-то неприятна.
— Хочешь, тебе расскажу? Ну, про что я знаю? — вглядевшись в красные собачьи глаза, воодушевленно предложила Кокуркина.
— Давай.
Дарь Иванна раскрыла рот и вдруг побелела:
— Ой! А чего ты только что сказал?
Лабрадор молча ухмыльнулся и стал подбираться поближе к ногам, Дарь Иванна поправила гребешок в волосах и бочком побежала от лабрадора.
