Людмила Толмачева - Бегущая против волны
Ирина даже успокоилась, придя к такому решению. Вдруг стало легко и комфортно. Как будто очистилась от грязи, в которой нечаянно испачкалась. К ней вернулось ее обычное ровное настроение, как это с ней всегда бывало после бурного всплеска эмоций. Внезапно захотелось домой, в городскую суету, в привычную обстановку. Завтра утром они уезжают из пансионата, но будь такая возможность, она сбежала бы отсюда прямо сейчас.
На следующий день, вечером, когда они с Аленой смотрели «Иронию судьбы», неожиданно пришел Анатолий. Это был его первый приход в бывший дом после развода с Ириной да еще без предупреждения. Ирина пригласила его в гостиную, не зная, как вести себя, о чем говорить, потому и заторопилась на кухню готовить чай. Пусть побудет наедине с дочерью, решила она, ведь он пришел к ней. Она нарочито долго возилась с угощением, нарезая принесенный Анатолием торт, заваривая чай, раскладывая в вазочки конфеты и печенье. Заметив, что дрожат руки, она тряхнула от досады головой и мысленно приказала себе «не телепаться».
Они сидели за столом, как будто ничего не произошло. Со стороны посмотреть — вполне нормальная семья. Много лет подряд они вот так же садились за праздничный стол, пили чай, ели сласти, о чем-то говорили. Им и в голову не могло прийти, что когда-нибудь это обычное для родных людей занятие превратится в пытку, так как разговора не получалось, хоть убей! О чем говорить бывшим супругам, когда так свежи воспоминания и еще не затянулись раны? Даже присутствие дочери не спасало их от мучительного напряжения.
— Ну как поездка в пансионат, понравилась? — глядя на Алену, спросил Анатолий.
— Угу, — промычала Алена, прожевывая кусок торта.
— Она у нас «Мисс Очарование», — сказала Ирина не без гордости.
— Я уже об этом рассказала, — отмахнулась Алена. — И диадему показывала.
— Невревы снимали ее на камеру, но пленку еще не передали. Потом как-нибудь посмотришь, — сказала Ирина, радуясь, что появилась тема для разговора.
— А на лыжах катались? — спросил Анатолий, опять же обращаясь исключительно к дочери.
— Не-а. Я проспала все утро после бала. А мама ходила. Мам, расскажи, как ты грохнулась лицом в сугроб и долго барахталась, пока…
— Зачем я буду выставлять себя в смешном свете? — спросила Ирина, не дав Алене закончить фразу. — Просто я давно не вставала на лыжи. Надо будет в следующие выходные съездить с Невревыми в Рощино, покататься с горок.
— А я даже не помню, когда на лыжах ходил. Кажется, два года назад, — сказал Анатолий и смутился.
«Да, два года назад мы все вместе ездили в Рощино, — подумала Ирина, — и катались с гор. Я сломала лыжу, ужасно расстроилась, тогда Анатолий придумал соорудить из трех лыж санки. Мы втроем, усевшись на импровизированные санки, с диким хохотом и визгом съезжали со склона горы вниз, обязательно заваливаясь в конце пути набок, а потом тащились наверх, с ног по самую макушку облепленные снегом, запыхавшиеся, довольные».
Она улыбнулась своим воспоминаниям и тоже смутилась, поймав на себе брошенный украдкой взгляд Анатолия.
— А мама была самая красивая на вечере, — вдруг брякнула Алена.
— Никто и не сомневался, — нейтрально согласился Анатолий.
— Алена, ты басню Крылова давно читала? — без улыбки спросила Ирина.
— Какую басню? «Стрекоза и муравей»? «Попрыгунья стрекоза лето красное пропела…»
— Нет, другую. Про кукушку и петуха. Помнишь, как они хвалили друг друга? Тебе они никого не напоминают?
— Да, ладно тебе, мам! Ты на самом деле была самая-самая красивая, обаятельная и привлекательная. Это заметили все.
— Может, и ты какую-нибудь «Мисс» завоевала? — полушутя поинтересовался Анатолий, впервые прямо посмотрев на Ирину.
— Она не мисс, а миссис, папуля. Пора уж знать такие вещи. А один мужчина…
— Алена! — воскликнула Ирина, но продолжать не стала, понимая, что нотации сейчас более чем неуместны.
— Что? — с вызовом спросила дочь.
— Сходи на кухню, я там шоколадное печенье оставила. Оно в шкафу, на верхней полке лежит.
Алена слегка фыркнула, но послушно пошла на кухню. Ирина проводила ее взглядом, а затем в упор посмотрела на Анатолия.
— Как ты живешь? — задала она вопрос, неожиданный для самой себя.
— Нормально, — пожал он плечами.
— О доме не скучаешь?
— Как тебе сказать? Вроде скучаю, но…
— Понятно. Можешь не продолжать.
— Нет, я не то хотел сказать. Конечно, скучаю, Ира. Очень, — торопливо говорил он, видимо, боясь, что не успеет до возвращения дочери. — Но… Понимаешь, обстоятельства сложились так, что теперь уже назад дороги нет. Короче, у нас будет ребенок.
Ирину как будто в прорубь окунули. Дыхание перехватило, стало нечем дышать. Она встала, вышла из комнаты, столкнулась в коридоре с Аленой, выдавила: «Я сейчас» — и закрылась в ванной. Включив воду, она глухо зарыдала. А потом долго умывалась холодной водой, чтобы не выглядеть слишком опухшей. Когда вышла из ванной, Анатолия уже не было.
— Он давно ушел? — спросила она Алену, вытиравшую на кухне вымытые чашки.
— Минут пять назад, — угрюмо пробурчала Алена.
— Чем ты недовольна?
— Мама, зачем ты унижаешься? Я бы никогда не стала плакать перед мужчиной, который меня бросил.
— Аленушка, какой ты еще ребенок…
— Не разговаривай таким тоном! — крикнула Алена. — Я не маленькая! Я все понимаю. У них будет ребенок? Да?
— Да.
— Я так и знала, — упавшим голосом произнесла Алена и села на стул. — Я его ненавижу.
— За что? За то, что у тебя появится брат или сестра?
— Не нужны мне братья от нее! Поняла?
— Но…
— Не хочу! Пусть только попробует привести сюда кого-нибудь!
Она тоже зарыдала, но ее слезы были другими. В них были обида, протест, ревность, в то время как слезы Ирины выражали рухнувшую надежду, сожаление об утрате, окончательной утрате прошлой жизни, как оказалось, такой ясной и счастливой.
Ближе к весне позвонила Эльвира. Так вышло, что они перестали общаться после пансионата. «Наши отношения переживают временный кризис, — объясняла самой себе Ирина. — Рано или поздно все утрясется и войдет в норму». Но истинную причину охлаждения она вдруг выложила подруге в первые же минуты их телефонного разговора.
— Привет, подруга! Как жизнь молодая? — бодро начала Эльвира.
— Бьет.
— По голове?
— Куда попало. А у тебя?
— Туда же. А ты что же, обиделась на меня? Объясни хоть причину-то.
— Не болтай! Хотя… Что нам друг от друга скрывать? Могу и объяснить. Мне не по душе, как ты влияешь на мою дочь.
