Людмила Толмачева - Бегущая против волны
— Аленка! Это твой шанс! — с жаром выдохнула Эльвира. — Давай к елке, не бойся! В этой кофточке ты всех затмишь!
— А что я исполню? — округлила глаза Алена. — У меня не получится. Еще облома не хватало!
— Может, «Часики»? — неуверенно предложила Ирина, не разделяющая Эльвириного энтузиазма.
— Это где «девочкой своею ты меня назови»? — хохотнул Неврев.
— А что тут смешного? — урезонила его Эльвира. — В самый раз песенка: и мелодия, и текст простенькие, но за душу берут.
— Не знаю, — произнесла Алена, устремив взгляд к елке, где уже собирались участницы конкурса.
— Иди, иди! — подтолкнула ее в спину Эльвира. — Будешь смотреть на меня, поняла? Я подскажу слова, если что.
Алена встала и медленно, оглядываясь на мать, пошла к елке. Всего набралось одиннадцать участниц. Тамада махнул рукой, заиграла музыка, и девушки, подбоченясь правой рукой, стараясь подражать настоящим моделям, двинулись неплотной шеренгой вокруг елки. Ирина с замиранием сердца следила за дочерью. Ей казалось, что Алена, самая юная и хрупкая, проигрывает своим соперницам из-за детской угловатости и излишнего смущения. Ее личико с застывшей улыбкой напряглось, неестественно раскраснелось. Она растерянным взглядом искала в зале свою «группу поддержки», из-за чего один раз даже слегка споткнулась. Музыка умолкла, начались индивидуальные выступления. Алене достался пятый номер. Вот она подошла к микрофону, что-то шепнула наклонившемуся к ней тамаде и стала ждать, когда оркестр сделает вступление. У Ирины пересохло в горле и противно ныло под ложечкой. Оркестр нестройно проиграл вступление. Алена не сразу попала в нужный ритм, но постепенно справилась с волнением и разошлась так, что на последнем куплете ей подпевал весь зал. Под громовые аплодисменты она вернулась на свое место. Эльвира даже прослезилась, а Ирина только теперь перевела дыхание.
— Ну, Аленка, ты суперстар! — похвалил Неврев и, чтобы снять напряжение, потянулся к бутылке с коньяком.
— А я что говорила? — победоносно воскликнула Эльвира.
— Не сглазить бы, — вздохнула Ирина и суеверно поплевала через левое плечо.
Невревы последовали ее примеру, для пущей верности постучав еще по деревянной столешнице. Через час голоса были подсчитаны, и тамада вновь пригласил участниц на открытую площадку у елки. «Мисс Очарованием» объявили Алену. Остальные получали поощрительные призы. Награждал конкурсанток сам директор. Каждой девушке он вручил по коробке конфет, а Алене досталась диадема со стразами. Дубец церемонно склонился к ее руке, поцеловал, а затем вместе с залом долго аплодировал. В душе Ирины шевельнулось нечто похожее на подозрение, но она тут же отмела его, не поверив, по обыкновению, в человеческую непорядочность. Вскоре комментарий подруги вывел ее из прекраснодушного настроения:
— Дальнобойными орудиями ведет артподготовку наш директор, — шепнула Эльвира, — кажется, капитально ты его зацепила.
— Отстань! — рассердилась Ирина. — Аленка честно заработала первый приз. Весь зал ей подпевал.
— Ладно, чего ты взвилась? Одно другому не помеха. Перестань ломаться, когда в руки такая рыбина сама плывет.
Ирина, плотно сжав губы, поднялась из-за стола и пошла на выход.
В номере она переоделась, смыла макияж и легла с книгой в кровать. Но не успела прочитать и страницы, как прибежала Алена.
— Мам, ты чего тут? Сейчас концерт будет. Говорят, «Блестящие» приехали. Пойдем? Ну, мама!
— Я не пойду. Голова разболелась. А ты иди с Наташей.
— А правда, диадема клевая? Юлька в осадок выпадет, когда увидит.
— Алена, я давно хотела поговорить с тобой на эту тему…
— Какую? Ой, мама, мне некогда, на концерт опоздаю! Потом поговорим, ладно?
Она умчалась, даже дверь плотно не прикрыла. Ирине не хотелось вставать, чтобы закрыться на ключ, о чем она вскоре пожалела. Минут через пять после ухода Алены в дверь постучали. Ирина подумала, что пришла Эльвира, и крикнула:
— Входи!
В дверях показался Истомин с коробкой конфет и бутылкой коньяка в руках. Он широко улыбнулся, кашлянул и бархатным баритоном спросил:
— Можно войти?
Ирина резко поднялась с подушки, села, свесив ноги с кровати, машинально поправила волосы:
— А собственно, по какому поводу?
Истомин прошел в комнату, поставил принесенное на стол, сел на стул и снова улыбнулся:
— А вы кокетка, Ирочка. Так поступают лишь очень умные женщины. Заинтригуют, очаруют и упорхнут, как Золушки с бала, оставив принца и прочих воздыхателей страдать в одиночестве.
— А принц, надо полагать, это вы?
— Разве не похож? Жаль, что вы не знали меня в молодые годы. Много потеряли. Впрочем, как и я. Глядя на вашу юную дочь, можно представить вас невинной девочкой, робкой и одновременно безумно сексапильной.
— Я тоже сожалею, — жестко произнесла Ирина, — но по другому поводу.
— Да? Интересно…
— Сожалею, что здесь нет лестницы, и я не могу спустить вас с нее.
— Ах, вот как! — озадаченно протянул Истомин. — Не ожидал.
— Убирайтесь отсюда!
— Ирина, но…
Ирина встала с кровати, подошла к двери, распахнула ее и сурово приказала:
— Сейчас же уходите или я вытолкаю вас!
Истомин побагровел, схватил коньяк и, не глядя на Ирину, вышел из комнаты. Ирина сделала шаг в коридор, крикнула:
— Вы конфеты… — и прикусила губу, увидев идущего навстречу Истомину Дубца.
Она скользнула обратно в комнату, захлопнула дверь, прижалась к ней спиной и замерла. Глухо прозвучали удаляющиеся шаги директора. Что он подумал? Господи, надо же так влипнуть! Хотя какое ей дело, что подумал директор? Кто он ей? Случайный благодетель, которого она ни о чем не просила. Ну и пусть идет своей дорогой — она никому ничего не должна.
Ирина снова легла на кровать, но душа, взбудораженная происшедшим курьезом, не могла успокоиться. Словно подброшенная невидимой пружиной, Ирина вскочила и начала ходить из угла в угол, ругая свою безалаберность: «Не могла оторвать зад, чтобы запереть дверь на ключ, ленивая корова! Наверняка он подумал, что у нас с Истоминым было заранее обговоренное свидание. Ведь я ушла посреди ужина, на виду у всех!» Ее злило, что она постоянно думает о Дубце. У какого-то французского писателя, кажется, Стендаля, она точно не помнила, есть теория о кристаллизации любви: человек, находясь в отдалении от другого человека, неожиданно задевшего его чувства, начинает все время думать о нем, постепенно придавая его образу идеальные черты. Неужели внутри у нее происходит эта самая кристаллизация? Там, на лыжне, в ее сердце внедрилась крошечная крупинка, которая обрастает и обрастает новыми гранями, помимо ее воли, и нет никакой возможности остановить этот процесс. Да что же это? Еще вчера она плакала о Сергее, Сереже, недосягаемом, но почти любимом, а сегодня весь день в плену у другого Сергея, абсолютно чужого, постороннего человека. Как объяснить эти метания? Она не способна на сильное чувство? Но для чего этот высокий слог? Просто она продажная тварь! Продалась за тряпки. Стоп! Что значит «продалась»? Она не позволила ему ровным счетом ничего, за что ее можно было упрекнуть. Конечно, нет гарантии, что в будущем он не продолжит атаку. Но ведь и от нее самой многое зависит. Нет, она не позволит больше вламываться к ней, как это только что проделал Истомин, развращенный до мозга костей хам. Она не опустится до положения содержанки. У нее взрослая дочь, которая все видит и понимает и которой она должна быть хорошим примером. Она хозяйка своей судьбы, своим поступкам и словам. Отныне она будет контролировать каждый свой шаг!
