Наталья Калинина - Паэлья от Синей Бороды
– Что – «потом»? – жадно ухватился за мою недосказанность Антонио.
– А потом – не знаю. Я очнулась уже здесь, сейчас.
Разочарование в глазах мужа было неподдельным. Похоже, он ждал, что я расскажу ему подробности, как и почему вскрыла себе вены.
– Ты была в ванной на полу, – снова начал он по кругу. – Кровь, много крови…
– Где? На зеркале? – порывисто спросила я.
– И на зеркале тоже. Это потому, что ты порезала руки.
– Антонио, я не резала себе руки! Порезала только палец, вот, смотри! Но это случилось, когда я вытирала зеркало. Но вены – нет. Зачем мне это делать?
– Я тоже тебя спрашиваю – зачем? – наморщил лоб Антонио.
И я громко застонала от бессилия, потому что переубедить его в том, что я не пыталась совершить суицид, показалось невозможным.
– Тебе плохо, кариньо? – встревожился муж.
– Да, мне плохо. Я хочу спать, – ответила я, лишь бы прекратить этот бессмысленный разговор. Вернемся к нему позже, сейчас мне сложно спорить. Я действительно все еще нехорошо себя чувствовала, видимо, от потери крови. Мне бы уснуть – вновь уснуть, сбежать в сон от тревожных мыслей. Потому что я действительно не понимаю, что произошло там, в ванной. И мне от такого провала в памяти, мягко сказать, неуютно.
– Спи, кариньо, – погладил меня по щеке Антонио. И, поправив на мне одеяло, поцеловал в затылок и вышел.
Почти весь следующий день я проспала и встала уже к вечеру, к возвращению мужа. Меня все еще шатало от слабости, но я прошла в ванную, чтобы умыться и почистить зубы. И не без некоторой дрожи глянула в зеркало, которое так напугало меня вчера. Зеркало как зеркало, без кровавых подтеков – я специально оглядела его внимательно, выискивая следы вчерашнего происшествия. И отражение как отражение. Пусть и синяки под глазами, излишняя бледность, но это было мое изображение.
Умывшись, я присела на край ванны. Что-то не получается. Не складывается. В моей голове. Я точно помню, что принимала душ и все поначалу было хорошо. Потом – наваливающаяся слабость. Зеркало. Чужие глаза в нем. Кровь, растекающаяся по зеркальной поверхности, не из порезанного пальца. И голос, отчаянно призывающий бежать. Мне хотелось думать, что вчерашнее происшествие приснилось, но забинтованные запястья утверждали, что произошло что-то, что выпало из моей памяти.
Господи. Ничего не понимаю. Да и чем я могла порезаться? Даже бритвы у меня не было: я пользовалась для депиляции специальным кремом и эпилятором. Что же случилось? Муж не может дать мне объяснений, он, похоже, знает не больше моего. Может, разыскать Розу и спросить у нее? Пожалуй, так и сделаю, тем более что все равно собиралась спускаться вниз что-нибудь перекусить. Но прежде чем выйти из ванной, я развязала бинты и внимательно осмотрела свои руки. На запястьях – по тонкому поперечному порезу, будто по ним провели лезвием. Я осторожно потрогала запекшиеся корочки и решительно выбросила бинты в мусорное ведро. Прочь лишнее напоминание.
Я всегда относилась отрицательно к суициду. Пусть и не была особо верующей, но самоубийство считала страшным грехом. Никогда бы я не решилась на такое, находясь в здравом уме и твердой памяти. Но сейчас насчет «твердой памяти» я сомневалась и, если уж начистоту, то и «здравого ума» – тоже. Так что не знаю, что я могла вчера выкинуть. Не знаю.
Я переоделась в своей комнате в джинсы и любимую толстовку и бегом спустилась вниз.
– Роза! – громко крикнула я. И, не услышав ответа, вновь позвала домработницу. Но она не отозвалась. Я вошла на кухню, посмотрела на настенные часы – почти девять вечера. Роза, видимо, сделала свои дела и ушла, не дожидаясь ужина. Я прошла к плите и приподняла крышку оставленной на ней кастрюли. Какой-то рыбный суп, очень ароматный и еще горячий. От такого аппетитного запаха у меня закружилась голова, и я решила не ждать Антонио и поужинать прямо сейчас. Тем более что за весь день ничего не съела, и вчера тоже, если не считать принесенного мне мужем сока. Поэтому я с чистой совестью налила себе пиалу супа и, взяв большой ломоть свежего хлеба, принялась жадно есть. Роза – отличная кухарка, и при всей моей несимпатии к ней, я была ей очень благодарна за такую вкусную и питательную еду.
Насытившись, я решила выйти во двор подышать воздухом. К тому же оставаться одной в доме больше не хотелось. Но когда я дернула ручку входной двери, обнаружила, что она – дверь – заперта. Роза, уходя, заперла ее. Ничего страшного, сбегаю в комнату за ключами.
Но искать их мне пришлось долго. Я безуспешно перерыла всю сумочку, в кармане которой должны были лежать ключи, проверила карманы всей одежды, пересмотрела ящики, но, увы, ключей не было. Я их где-то потеряла. Остановившись посреди комнаты и обхватив ладонями голову, будто это помогло бы мне, попыталась вспомнить, когда в последний раз пользовалась ими. Но никаких мыслей насчет того, где я могла их оставить, так и не возникло.
Делать нечего, придется сидеть в ожидании Антонио взаперти. Я спустилась с книгой вниз, зажгла везде, где можно, свет, потому что дом продолжал внушать мне панический страх, особенно когда я вновь осталась одна. Может, попросить Розу жить в доме? Надо будет поговорить с мужем на эту тему. Хоть какая-то компания. Читая, я то и дело прислушивалась, не раздастся ли какой посторонний шум. Но нет, дом безмолвствовал. Он словно играл со мной в прятки: когда я ждала подвоха, все было спокойно, но как только расслаблялась, как, например, вчера, получала «сюрприз». В полной тишине, нарушаемой лишь тиканьем настенных часов, я наконец-то дождалась Антонио и, накрывая на стол к ужину, повинилась, что где-то потеряла ключи.
– Сделаем новые, – успокоил меня муж.
– Может, надо поменять замок?
– Нет, – ответил Антонио и спросил о моем самочувствии.
– Все хорошо. Правда хорошо, – с излишней бодростью ответила я. Говорить о вчерашнем мне не хотелось. Если Антонио вдруг вновь начнет спрашивать меня, зачем я «это сделала», сорвусь, разобьюсь в непосильной попытке доказать, что у меня и в мыслях не было кончать жизнь самоубийством. Но муж, правильно угадав мое настроение, не задавал никаких вопросов, касающихся вчерашнего вечера. Напротив, будто стараясь обойти щекотливую тему, расспрашивал о каких-то совершенно отвлеченных вещах: как прошел день, что мне снилось, какую книгу читаю и о чем она. Мы немного поговорили, а потом отправились спать. Несмотря на то что весь день я провела в постели, заснуть мне удалось довольно быстро, видимо, все же я была еще очень слаба.
Следующий день ознаменовался другим неприятным сюрпризом: к потере ключей добавилась и пропажа моих документов. Всех! Не только паспорта, но и документов, которые я собирала в Москве, чтобы подать здесь на вид на жительство. Очередь на подачу документов была огромная, прием осуществлялся по предварительной записи, нам с Антонио было назначено аж на январь, и до этого момента мои документы спокойно лежали в папке, которую я положила в ящик с бельем. Практически весь день я не выходила из комнаты, изучая новые уроки испанского и просто читая. И вот когда вечером решила принять душ, обнаружила, что из ящика с бельем исчезла папка! Когда она пропала? Видела ли я ее вчера? Не помню. Она всегда лежала на самом дне ящика, и вполне возможно, что исчезла не сегодня, а раньше. Я нервно перерыла все в своей комнате в надежде, что паспорт и папка с документами лежат в другом месте. Но нет, нет, нет. Спустившись вниз на кухню, я спросила у хлопочущей над приготовлением ужина Розы, не видела ли она пластиковую синюю папочку с бумагами на русском. Домработница не удостоила меня и словом, лишь отрицательно покачала головой. Мне ничего не оставалось, как броситься обратно в комнату и схватиться за мобильный телефон.
