Джудит Гулд - Вспышка. Книга первая
Пьеса начиналась со звона дверного колокольчика.
– Мне страшно! – прошептала Сенда, обернувшись к Шмарии и сжав зубы, чтобы они не стучали. – Шмария, я не могу выйти на сцену. Не могу.
Его голос был мягким и уверенным, но линии, идущие от крыльев носа к губам, стали более резкими.
– Нет, можешь. Ты знаешь роль от начала до конца. Все будет хорошо.
– Звонят, – хорошо поставленным театральным голосом громко произнес актер, играющий роль барона.
– Я всех нас выставлю на посмешище. – Сенда просительно взглянула на Шмарию и крепко прижалась к нему.
Он зарылся лицом в ее волосы и произнес:
– Ты будешь неотразима.
– Нет, не буду. – Шепот ее перешел в писк. – О Господи, зачем я во все это впуталась?
– Ты просто немного волнуешься перед выходом на сцену. Эй! О чем ты беспокоишься? Ты их всех сразишь насмерть. – Его сильные руки хотели успокоить ее.
– Шмария…
Со сцены де Варвиль проговорил:
– Помилуй Бог.
Дрожа всем телом, Сенда еще отчаяннее вцепилась в него.
– Твой выход!
– Я забыла слова! – в панике прошептала она.
– Нанина, Нанина, – подсказал он.
Сдерживая волнение, она кивнула и несколько раз глубоко вздохнула. Сердце ее, казалось, вот-вот разорвется.
– Нанина! Нанина! – позвала Сенда из-за кулис, и голос ее прозвучал на удивление сильно. В изумлении она взглянула на Шмарию.
Он послал ей воздушный поцелуй и, повернув лицом к сцене, легонько толкнул вперед, шепнув:
– Твой выход, Маргарита.
Сенда почувствовала, как от его легкого толчка она грациозно выходит на сцену, где ее на мгновение ослепили огни рампы.
Твой выход, Маргарита!
Шмария назвал ее Маргаритой!
«Я и есть Маргарита», – подумала она, и ей вдруг показалось, что сцена слегка повернулась. Огни рампы потускнели, зрители исчезли. Почти не задумываясь над своими действиями, Сенда поплыла навстречу Нанине.
– Пойди закажи ужин, Нанина, – ясным голосом пропела она. – Придут Олимпия и Сен-Годены! Я встретила их в опере!
Шмария из-за кулисы как завороженный смотрел на красивую кокетливую молодую женщину. Затем, стряхнув с себя оцепенение, недоверчиво проговорил громким шепотом, обращаясь к себе самому:
– Черт меня побери! Это не Сенда. Это Маргарита Готье!
Реальность стала иллюзией. А иллюзия реальностью.
Зрители, сидящие в небольшом вычурном, погруженном во тьму театре, замерли, пораженные, не смея шевельнуться и нарушить магию волшебства. С той минуты, как Сенда вышла на сцену, все, начиная с царя и царицы и кончая актерами, ожидающими за кулисами своего выхода, ощущали, как в воздухе невидимыми кругами расходится напряжение. Все они словно бы покинули театр и через какое-то волшебное окно наблюдают за чужой жизнью, за самыми сокровенными моментами трагической судьбы Маргариты Готье.
До антракта оставалось еще много времени, но мнение зрителей уже было единодушным: совершенно сверхъестественная игра.
За исключением Сенды, остальные исполнители были опытными актерами – некоторые более десяти лет странствовали по провинциям. Однако именно ее необыкновенная игра стала сенсацией. Отбросив свое подлинное «я» и растворившись в образе чахоточной героини, она заставила и остальных участников спектакля играть в полную силу. Она возбуждала. Дразнила. Была свежей. Молодой. Обреченной. Все зрители были у ее ног, а она играла на самых глубоких, идущих от самого сердца чувствах.
Они любили ее.
Они обожали ее.
В ее героине была некая жизненная сила, которая заставляла зрителей осознать, что именно ее им не хватало в других виденных ими представлениях этой пьесы.
Занавес опустился. Начался антракт.
– Но она фантастически хороша! – прошептала княгиня, обращаясь к мужу. – Вацлав, где ты ее нашел?
Сентиментальная пьеса вызвала нескончаемый поток слез у графини Флорински, которая беспрерывно промокала носовым платком глаза за золотой оправой своих очков.
Во время короткого антракта шторы в царской ложе плотно задернули, чтобы полностью скрыть царскую чету от любопытных глаз. Слуги сновали по залу с массивными подносами, уставленными бокалами с шампанским. Все разговоры осыпанных драгоценностями зрителей кружились вокруг спектакля.
– Это какое-то волшебство, – слышался голос княгини Ольги Александровны.
– Ей следовало бы играть во французском театре, – говорила княгиня Мария Павловна.
– И подумать только, что все это на русском языке, – говорил князь Голицын адмиралу Макарову. – Это так ново, не правда ли? Я прежде видел эту пьесу лишь на французском.
Восторги, восторги.
За кулисами Сенда устало опустилась на стул среди груды театрального реквизита. Кто-то протянул ей стакан воды, и она благодарно приняла его. Шмария заботливо вытирал пот с ее лба.
– Я был прав! – торжествующе говорил он. – Ты сводишь их с ума!
– Я себя свожу с ума, – задыхаясь, говорила она, тяжело вздымая грудь. – У меня горло болит от кашля, и я чувствую себя совершенно обессиленной. – Она закрыла глаза и откинула назад голову. – Надеюсь, я смогу продолжать не хуже.
– Конечно, сможешь. Ты уже сыграла два акта. Осталось еще два, и они гораздо короче.
– И гораздо труднее, – напомнила ему Сенда. Она открыла глаза и посмотрела на потолок. – Ты думаешь, я играла прилично?
– Прилично? – Он усмехнулся. – Ты была чертовски хороша!
Она наклонила голову набок, посмотрела ему в лицо и благодарно улыбнулась.
– Заметь только, что я не знаю, кто мне нравится больше, – задумчиво проговорил он.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты или Маргарита.
– Негодяй. – Слегка развеселившись, Сенда игриво ткнула его кулаком. Затем нахмурилась и озабоченно дотронулась до горла. – У меня начинает пропадать голос. Это все из-за кашля. Может быть, мне надо слегка умерить мой пыл.
Они молча наблюдали за тем, как готовят сцену к третьему акту. Вскоре по другую сторону красного стеганого занавеса вновь заиграл оркестр. Она напряглась, вцепившись руками в подлокотники стула.
– Сиди спокойно. У тебя еще есть несколько минут. Отдыхай.
– Не могу. – Сенда поднялась со стула и в волнении принялась мерить шагами комнату. Лицо ее было напряжено. Шмария молча отступил назад, чтобы не мешать ее превращению в Маргариту.
Продолжительная сцена кончины Маргариты не раз заставляла зрительниц прикладывать кружевные платочки к влажным от слез глазам. Время от времени в зале слышались всхлипывания.
Сенда стояла с опущенными руками в луче прожектора, затем медленно подняла их и устремила взгляд на свои пальцы. Глаза ее светились божественным светом, а в приглушенном голосе слышалось откровение.
