Людмила Леонидова - Часовые любви
— Не фанерные?
— Что простите? — не понял Людвиг.
— Это у нас теперь так называют пение под фонограмму.
— Да-да. Они пели сами в микрофон.
Твердый лимон не хотел выжиматься на суши и брызнул прямо в лицо девушке.
— Ничего страшного, не волнуйтесь, это даже полезно, — опередив извинения, сказала она. — Я ведь не пользуюсь макияжем.
Про русских красавиц не ошибся. Никакой косметики, кроме помады, все натуральное. Лицо девушки, и без того броское, покрылось румянцем.
— Да, так вот, — повторился он, — они сами пели в микрофон. Это было так трогательно, так забавно. — Водка давала о себе знать. Людвиг расслабился. — И еще! Я хочу вам признаться. — Лицо москвички не выразило никакого любопытства. Хотя признание взрослого мужчины должно было заинтересовать, ну, по меньшей мере подкупить ее самолюбие. — Именно здесь я познакомился тогда с замечательной девушкой.
Наконец-то Регина с удивлением посмотрела на иностранца:
— Она была русская?
— Она была замечательная. Я ее очень любил.
Людвиг замолчал, вновь предавшись воспоминаниям.
— А я училась немецкому за границей. И другим языкам тоже. И продолжаю учиться сейчас. Мне осталось немного. В агентстве «Берд» я, можно сказать, на практике.
Признание за признание! Уже ничего! Регина решила рассказать о себе… многое и при этом ничего.
— У вас обеспеченные родители? — поддержал разговор немец.
— У меня обеспеченный спонсор, — коротко и по-деловому отозвалась она.
Вот и разгадка, которую он пытался выудить у таинственной красавицы. Вновь вспомнилась Мария, и ее ответ на вопрос, есть ли у советской девушки личная жизнь.
Современность бодрит! Без всяких сантиментов, коротко и по-деловому: есть спонсор.
Он богат и, вероятно, стар. Это злит. А где же романтика, любовь? Где то, что он некогда потерял, оставил здесь? Волнующая наивность, простота, открытость, как же подрастеряли вы все это, русские красавицы?
— Он обожает вас? — все же не выдержав, задал Людвиг мучающий его вопрос.
— Возможно.
Ответ никакой.
— А вы?
Регина посмотрела на пожилого клиента долгим непонимающим взглядом.
— Что — я? Чувствую ли, что обязана ему?
— Нет, я вовсе не собирался спрашивать об этом. Вы относитесь к нему так же, как и он к вам? Вот о чем был мой вопрос.
— Я отношусь к нему с большой благодарностью.
— И только?
— А что еще?
— Да, действительно, что еще может испытывать такая женщина к престарелому… — Стоп, может, это вовсе и не мужчина, а престарелая тетушка с наследством? — Он мужчина?
— Конечно!
Слова, сказанные с гордостью, а вовсе не с тихой благодарностью, рассердили Людвига еще больше. А ведь этим спонсором мог бы быть и он.
— Значит, все же любовник!
Людвиг не заметил, как произнес это вслух.
— Вовсе нет, — вдруг откровенно, без стеснения произнесла переводчица. — У меня нет любовника!
Словно большая глыба спала с плеч Людвига, и настроение резко пошло в гору.
У нее нет любовника! Возможно, никогда и не было. Это делает старцу спонсору честь. Он бережет ее… для кого? Не исключено, что и для себя! Он будет долго ходить вокруг длинноногой холодной красавицы, разглядывая каждую черточку ее молодого тела, а потом… потом он, возможно, попросит сделать что-нибудь для него такое! И это станет расплатой за его долгий, мучительный процесс обожания издалека.
— Вы позволите мне распрощаться? — еще раз, не дотронувшись до еды, спросила Регина. И, явно оправдываясь, добавила: — Завтра я прибуду ровно в десять, без опоздания. Я ненавижу опаздывать. Я буду вас ждать… внизу в холле? — Опять этот неуверенный взмах ресниц.
— «Я вечно не успеваю и опаздываю повсюду», — вспомнил он давние слова Маши, нежившейся в его постели до утра.
— Вы не могли бы подняться ко мне утром в номер? — С такой надо идти напролом, иначе ничего не выйдет! — Мы выпьем кофе и кое-что обсудим… еще, — не моргнув глазом воспользовался он ее немым вопросом.
— Нет проблем.
— Я буду вас ждать.
Людвиг встал, отдал распоряжение официанту присоединить ужин к его счету в отеле, вышел с Региной в холл и…
А что, если…
— Может быть, если у вас есть пять минут, поднимемся прямо сейчас…
— Давайте лучше завтра… тогда я приду на пять минут раньше условленного, то есть без пяти десять, хорошо?
Она переиграла его. Счет в ее пользу. Он галантно, совсем не по-деловому подает ей полушубок, едва касаясь белоснежной манжетой плеча девушки и словно невзначай ее острой груди. При этом взгляд блудливо скользит по прозрачным колготкам, волнующему изгибу подъема ног в тупоносых туфельках.
Стоп! Ведь на улице по колено снега!
— Вы собираетесь идти до дома пешком? — заботливо интересуется он.
— Что вы, за мной приедут, — улыбается она с облегчением, что наконец-то закончился ее рабочий день.
— Вы уже заказали такси?
— За мной приедут, — повторяет она, словно захлопывая ворота в свою личную жизнь: «Нет доступа, введите код!»
Она не желает обсуждать ее жизнь вне работы.
— Я подожду, пока не придет машина, — настаивает Людвиг. — Не стоять же в этакую пору вам одной на улице?
— Спасибо, машина уже здесь… — И чтобы не было сомнений, добавляет: — Прямо перед входом. Доброй ночи.
— Доброй ночи.
На раздумье, пожать или поцеловать ей руку, ушло несколько секунд. Решил просто кивнуть.
Мягко ступая по ковру, девушка совсем не его мечты исчезает в лютом холоде морозной Москвы.
Глава семнадцатая
Опять она куда-то спешит.
Опять ей некогда. Пошла вторая неделя их совместной работы. Кабинеты, склады, цеха, переговоры, люди, много людей.
Их отношения не продвинулись ни на шаг. Ее строгая красота, свет зеленых глаз, походка уверенной в себе женщины затягивали, любопытство переполняло его, хотелось хоть краешком глаза заглянуть в душу этой молодой особы. Замкнутая и сдержанная во всем, она не желала раскрываться даже перед человеком, проводившим с ней целые дни допоздна.
И что больше всего удивляло Людвига, несмотря на юный возраст, отношение к ней солидных людей с первых минут общения менялось на глазах. Они начинали в ней видеть не соблазнительную девочку, чей ореол свежести мог приукрасить его седины, ни подтанцовку для престарелого актера, а партнера, мыслящего, способного решать вопросы и высказывать свою точку зрения. Это делало ей честь, заставляло опытных бизнесменов провожать ее удивленным, задумчивым взглядом.
— Я попрощаюсь с вами. — Усталым взором Регина обводит стены новенького кабинета и разгибает тоненькую талию, обернутую в пушистую шотландскую юбку. Длинные рукава шелкового белого блузона чуть испачканы на концах пылью от бумаг, стопками размещенных на письменном столе. Она вскакивает, открывая длинные ноги в черных замшевых сапогах, туго обтягивающих икры. «Как она в них влезает, ведь нет никакой молнии? — задается неожиданным для себя вопросом Людвиг. — Или кто-то по утрам втискивает ее в них, проявляя ловкость фокусника?» — Мне нужно заглянуть кой-куда, — глядя на часы, сообщает она, предваряя его предложение о совместном ужине.
