Э. Бушан - Вторая жена
Она повернулась.
— Иди, Минти. — Она подтолкнула меня из кухни в коридор. — Я отвезу тебя домой на такси. Потом я должна, я хочу увидеть своих детей. — Она повернула ко мне измученное лицо. Я должна их видеть.
У двери Роуз схватила портфель и сунула его мне в руки.
— Это его. Ты должна его забрать.
Глава 12
Я никогда не боялась темноты. Я посвящала это время горячим страстным играм. В темноте можно былостроить планы, мечтать, чувствуя рядом теплое сонное тело, и радоваться его красоте или своей власти над ним или размышлять, за что я его ненавижу.
Но я пошла спать этим вечером, истыпывая страх. По всему дому были разбросаны подсказки о том, когда я пришла и чем занималась, но я ничего не помнила. Гора носков, штанов рубашек возвышалась в бельевой корзине Натана. Мой халат в ванной был влажным. Мои туфли были убраны в шкаф в спальне. Посудомоечная машина была готова к выгрузке. Полупустая банка тунца, оставшаяся после ужина мальчиков, была втиснута между сыром и беконом в холодильнике.
Мы с Евой разговаривали шепотом, пока мальчики резвились наверху.
— Это так ужасно, Минти. — Она то краснела, то бледнела и постоянно подносила руку ко рту. — Бедный, бедный Натан. — Она дважды сотворила крестное знамение, и я подавила истерическое желание зашипеть: «Это ему уже не поможет».
— Ева, мы ничего не будем говорить мальчикам до завтра… после школы. — Она бросила на меня скептический взгляд, и я собрала все силы, чтобы убедить ее. — Мне так будет легче. Мне нужно время, чтобы сделать кое-что, прежде, чем я смогу полностью посвятить себя им. Я постараюсь принять меры…
— О'кей.
Я знала, что должна что-то сделать, но что? Были какие-то процедуры, не знакю какие. И были вопросы, требующие ответа. Я позвонила тео, юристу Натана, и вынуждена была несколько раз повторить, что Натан умер, потому что даже супер-профессиональный Тео не мог в это поверить.
— Ты поможешь мне? — Умоляла я его. Я вдруг испугалась, что «Вистемакс» не выплатит выходное пособие Натана.
— Не волнуйтесь, — Тео отвечал бодро и уверенно. Он щелкнул языком. — Вы слышите? — Этот звук отозвался во мне зубной болью. — Они заплатят.
Я позвонила, чтобы сказать Барри.
— Это так ужасно. — Его голос был полон искренней заботы. — Ужасно. Не вздумай приходить в офис. Мы разберемся. Я скажу Крису.
Крис будет воровать мои идеи. Но так и быть.
Я уже позабыла о Крисе Шарпе, когда позвонила Пейдж. Тот же набор слов, передаваемых по телефону — этот неприкосновенный запас, к которому мы обращаемся в самые черные и безнадежные минуты.
— Так ужасно, — Пейдж немного заикалась. — Ужасно, Минти. Та сама справишься? Мне так жаль, я ничем не могу тебе сейчас помочь. Линда может зайти и забрать мальчиков.
— Я им пока ничего не сказала. Жду подходящего момента.
Пейдж не хотела и не могла этого понять.
— Разве они не догадываются, что что-то случилось?
— Я хорошо притворяюсь.
Последовала недолгая тишина.
— Тебе виднее.
Между этими разговорами я постаралась составить список. Но это оказалось выше моих сил. Я боролась со словами «завещание», «регистрация смерти», «объявление в газете», но они никак не хротели выстраиваться в порядке значимости.
— Мама, — Лукас вбежал в дом и бросился ко мне. — Мама, почитай мне сказку. — Он весь светился здоровьем, такой оживленный и веселый, что люой режиссер детских передач ухватился бы за него.
Теплая рука скользнула мне в ладонь:
— Привет, мамочка. — Это был Феликс. — Ты такая печальная. Тебе грустно, мама?
Я наклонилась и схватила их в объятия. Их маленькие твердые головы уперлись мне в грудь. Теперь я полностью отвечала за них.
Натан был со мной всю эту кошмарную ночь. Мы были в гостиной, на полукруглом столе у окна тикали часы, и мы спорили о них. Натан считал, что им лучше стоять на каминной полке. «Пожалуйста, я так хочу, Минти.» Я посмотрела на карточки с образцами краски и услышала свой голос: «Как ты думаешь, Восточная бежевая подойдет сюда?». «Восточная бежевая, — парировал он, — похожа на компост».
Натан в саду в старых вельветовых брюках, любимой синей рубашке, в Веллингтонах копает землю под сиренью. Я у доски изо всех сил пытаюсь разгладить его рубашку, но она снова и снова оказывается мятой. Натан воткнул вилы в землю и извлек из-под куста сверток в белой шерстяной шали. «Это мое тайное горе, Минти». Я ясно слышала, как он произнес это в моем тревожном беспамятстве.
В спальне было душно, меня бросало то в пот, то в дрожь, вероятно, от сегодняшнего стресса. Могла ли я сделать для него что-то еще? Да, могла. Был ли Натан так несчастен? Да, был… Я бросилась наверх в спальню для гостей. Кровать не была застелена, но я скользнула на голый матрас, натянула на себя пуховое одеяло и уставилась в темноту. Я не могла разглядеть картину надо мной, но внутренним взором я видела эти розы. Я подсчитывала их размер и расположение на полотне. Я исследовала каждую тень и оттенок, я перечисляла их по пальцам: белый мел, взбитые сливки, слабый чай, красно-коричневый у основания лепестков, разбросанных вокруг вазы. Когда мне показалось, что я больше не вынесу, я поднялась, протянула руку и повернула картину к стене.
Чуть позже, не знаю когда, я оказалась в кабинете Натана. Я выдвинула ящик его стола и рассматривала папки, аккуратно помеченные черными чернилами. «Страхование» — оранжевая папка. «Адвокат» — красная. «Дом» — синяя. «Здоровье» — желтая.
Почему он выбрал желтый цвет для здоровья? Это было неправильно. Желтая лихорадка, малярия, желтуха… Я открыла ее и стала просматривать документы снизу вверх. Были различные письма от врачей с Харли-стрит. Тест от окулиста, анализы крови. Все в пределах нормы, ничего, угрожающего здоровью. Верхнее письмо в стопке было совсем иным. В нем говорилось: «Уважаемый г-н Ллойд, как мы договаривались на предыдущей консультации, я связался с моим коллегой г-ном Оксфордом из Лондонского кардиологического госпиталя. Я описал ему Вашу ситуацию — кровяное давление, шума и пр. — и он будет готов начать обследование. Если Вы обратитесь к нему напрямую…».
Письмо было отправлено шесть месяцев назад. Я перечитала вежливые фразы. За мягким словом «ситуация» угадывался профессиональный намек на серьезность положения. У Натана, считал консультант, был типитный надоб симптомов, и он должен был сообщить об этом.
Натан ничего не сделал. Я со злостью скомкала письмо. Почему? Почему Натан ничего не сказал мне? Это было бы так легко урегулировать. Мы могли бы пойти на обследование вместе. Я бы сидела тихо, как мышь, читая «Кантри лайф» или мятый с загнутыми уголками «Хелло» в приемной, в то время, как пути и ответвления артерий от его сердца исследовались на экране в кабинете. Я бы взяла его за руку, прежде, чем выслушать заключения врачей.
