Пенни Винченци - Греховные радости
— И поездка в Нью-Йорк излечила вас?
— Нет, не совсем. Но я стала чувствовать себя лучше. Постепенно повидала старых друзей, понемногу стала отказываться от успокоительного. Но проблемы все равно оставались. Отец — он всегда относился ко мне очень критически — не одобрял то, что я, как он выражался, «сбежала». Он постоянно говорил, что я отлично выгляжу и что, по его мнению, я просто симулянтка. Он говорил это как бы в шутку, но в то же время и всерьез, понимаешь? Мне это было тяжело. И мама, в общем-то, тоже не понимала, что со мной происходит. Она все время суетилась, лезла со всякими пустяками, проверяла, принимаю ли я лекарства, говорила, что я слишком много пью.
— Правда? — Энджи задумчиво посмотрела на нее.
— Да. В общем, приставала с разными глупостями. Нет, настоящий толчок к исцелению мне дал Малыш. Он пригласил меня как-то на обед в устричный бар на Центральном вокзале, это великолепное место, Энджи, тебе бы оно понравилось, я его никогда не забуду, угостил меня устрицами, самыми первыми в том сезоне, и сказал, что, по его мнению, было бы здорово, если бы я опять пошла работать. Он сказал, что Мэри Роуз снова работает, что у нее все идет хорошо и что это пошло ей на пользу. Мэри Роуз, если ты не знаешь — это жена Малыша, она жуткая, как бы тебе это сказать…
— Зануда? — подсказала Энджи.
— Нечто в этом роде. Когда она рожала Фредди, это их сын, то все роды заняли у нее только три часа, всего лишь, и она мне постоянно говорила об этом, причем таким тоном, что, дескать, если бы я заранее вела себя осторожнее и лучше бы подготовилась, то и у меня все прошло бы так же. Ничего, посмотрим, как ей повезет в следующий раз.
— Будем надеяться на лучшее, — сказала Энджи. — Значит, Малыш. Господи, Вирджиния, а почему его так зовут?
— Потому что когда он был еще маленький, а его настоящее имя Фред, у нас в семье всегда самого первого сына называют Фредом, так вот, тогда его называли Фредом Маленьким или просто Малышом, а потом, уже в Гарварде, он был самым молодым игроком в футбольной команде; ну, как-то так и пошло с тех пор. Ему нравится, — не очень уверенно добавила Вирджиния.
Если Малыш действительно больше шести футов ростом и такой здоровый, как говорил Александр, подумала Энджи, то вряд ли ему это может нравиться; однако вслух она этого не сказала. Для Вирджинии Малыш явно был темой, не подлежащей критическим замечаниям.
— Так, значит, Малыш считал, что вам надо снова начать работать?
— Да. Я рассказывала ему о том, что дни в Хартесте тянутся так долго и что мне надо туда возвращаться, а я не знаю, смогу ли, потому что боюсь снова впасть в депрессию. И тогда Малыш сказал, что на работе дни покажутся намного короче. Он был, в общем-то, прав, я действительно скучала по своей прежней работе, чувствовала себя одинокой, ужасно одинокой, а те англичане, с которыми я познакомилась — соседи, старые друзья Александра, — были приятными людьми, но меня к ним как-то не тянуло. Я только подумала, что Александр будет очень против того, чтобы я работала. В общем, я ему позвонила, страшно долго с ним разговаривала и почувствовала, что эта идея ему не нравится, совсем не нравится, но он отреагировал потрясающе. Просто потрясающе. Я ему рассказала, что боюсь возвращаться назад, что хотела бы снова начать работать дизайнером, и он ответил, что конечно, если я этого действительно хочу, мы можем об этом подумать. Сказал, что его всегда тревожило, что я там одна и мне скучно; что вполне понимает, почему мне трудно подружиться с живущими там людьми; но его беспокоит, что будет с Шарлоттой. Не заброшу ли я ее окончательно. Я пообещала, что этого не произойдет и что к тому же у нее есть Няня, а он ответил, что поговорит с Няней, и в самом деле поговорил, и она, великое ей спасибо, сказала, что считает мою мысль пойти работать очень удачной. Она здесь мой самый лучший друг, Энджи; она и ты. Вот так вот все и решилось. И я вдруг почувствовала в себе смелость вернуться. Но, боюсь, Александру все-таки не нравится, что я работаю. А еще больше — что его дочь воспитывает нянька, а не мать. Поначалу мы думали, что по воскресеньям Шарлотта и Няня будут уезжать вместе со мной в Лондон, но с течением времени они все чаще и чаще предпочитали оставаться в Хартесте. Конечно, деревенский воздух для детей полезнее, верно ведь? И Александр тоже рад, что его дочь растет в доме, который он так любит. Но ему все равно не нравится, что я работаю, — хотя, с другой стороны, он очень боится и того, что может произойти, если я перестану работать. И я сама тоже этого боюсь. О господи, ты только посмотри, сколько уже времени! Энджи, извини меня, я бы отвезла тебя домой, но боюсь, я слишком много выпила. Я тебе вызову такси.
— Не говорите глупостей, — ответила Энджи. — Мы так хорошо поговорили. И никакое такси мне не нужно. Мы встречаемся с М. Визерли в «Карлтон-тауэрс», и я с удовольствием прогуляюсь пешком. Честное слово.
Медленно идя по Слоан-стрит, Энджи думала о том, как странно, что Вирджиния, такая богатая и благополучная, лучшими своими подругами называет двух женщин, предельно далеких от нее и по возрасту, и по социальному положению.
По мере того как шло время, Энджи стала замечать в Вирджинии все больше перемен. Она казалась все более уверенной в себе, все более счастливой; Энджи объясняла это ширившейся известностью Вирджинии и ее деловыми удачами; после успеха с оформлением той гостиницы, которую они делали для М. Визерли, заказы к ним стали приходить почти каждый день, и они даже всерьез обсуждали, не взять ли им кого-то третьего, чтобы справиться с растущим объемом работы (предложение, на которое Энджи отреагировала наполовину с удовлетворением, наполовину — с внутренним сопротивлением); но тут однажды, в самой середине августа, Вирджиния как-то сильно опоздала утром на работу, а когда пришла, то была очень бледная и заявила Энджи, что почти наверняка беременна.
— У меня задержка уже больше чем три недели, а сегодня утром меня тошнило, — с гордостью произнесла она.
— Ой, Вирджиния, как здорово! — воскликнула Энджи, и это прозвучало немного неловко. За свою жизнь она еще не имела возможности научиться поздравлять людей с предстоящим появлением ребенка. — А как вы себя чувствуете? Ой, что я, дура, спрашиваю, ведь вам же было плохо! Садитесь, я вам принесу воды. А может быть, еще чего-нибудь?
— Ты просто ангел, Энджи. Сделай мне травяной чай, хорошо? Пожалуй, ромашку. Чувствую я себя не так уж скверно. Ничего. Я пока еще не имею окончательного подтверждения, то есть я не сдавала пока никаких анализов, но думаю, что это мне и не нужно. Вчера я была у своего гинеколога, я к нему ездила, а вовсе не к этой кошмарной леди Туайнэм. Вечером позвонила маме, чтобы рассказать ей, и она мне сказала, что Мэри Роуз тоже ждет ребенка. Странно, правда?
