Ирина Гончарова - Целоваться с дьяволом
— Знаешь, он какой?
— Ну какой?
— Добрый! И все понимает! И тебе обязательно надо с ним встретиться! Он легко покончит со всеми твоими страхами и комплексами! — с горячностью заявила Марина.
— Ну ладно, мне немного осталось, наговорю до конца и позвоню твоему самаритянину!
На том и порешили.
А вечером Светлана отложила все дела и, вставив новые батарейки, подключила диктофон.
— Здравствуй, Света. — Пафнут улыбнулся. — Я пришел!
— Боже мой! Пафнут! Какой ты стал большой и грозный! — удивилась я. — Постой, это сколько ж прошло лет, как мы не виделись?
— Много! А ты похорошела! Это твой сын? — Он потянулся посмотреть.
Я повернула Витьку лицом к нему.
— Да, вижу — твои кудряшки. — И он легонько дернул Витьку за вихор.
— Ну как ты? Чем занимаешься? — спросила я, пока мы спускались по лестнице. — Ты извини, надо погулять — очень голова болит!
— Перепел? — усмехнулся Пафнут. — Ну пойдем проветримся.
Мы шли по дорожкам парка, и Пафнут рассказывал мне о своей жизни…
Из армии, куда его забрали из интерната, вскоре отправили в Афганистан. Первый же день — бой…
— Сразу пятерых ребят скосило. Я чуть не поседел. Очнулся, смотрю: они еще теплые лежат, глаза у всех открыты. Стал я двигаться, тут меня моджахеды и заметили. И взяли с собой. Почему они меня не убили — не знаю. Лучше бы убили, такая страшная жизнь началась для меня потом. В плену я был просто рабом, ходил на цепи по двору, убирался, мыл, чистил, таскал все время какие-то ящики. Так продолжалось несколько месяцев. Кормили плохо, постоянно били, издевались всячески… — Пафнут запнулся, и мне представилось, как тяжело ему было. Эта пауза о многом говорила. Я смотрела на его лицо, и острое чувство жалости пронзило меня. Но Пафнут справился с собой и продолжил: — Единственной отрадой в это время стало знакомство с дочерью командира отряда Хасана, огромного чернобородого и жестокого мужика. Хасан держал в страхе весь отряд, относились к нему как к богу, никто не смел ослушаться его приказа. Он круто расправлялся с обидчиками, был вспыльчивым и изощренным садистом. В противоположность Хасану Азиза — так звали девушку — была очень женственной и ласковой. С тонкой талией, роскошными черными волосами и красивыми глазами. Азиза очень понравилась мне, втайне я мечтал, что она однажды останется со мной. Она приносила мне еду, правда, ее всегда сопровождал кто-нибудь. Но однажды она пришла одна… На нас будто вихрь налетел, мы прижались друг к другу и целовались как бешеные. В эту ночь мы стали близки. Но видимо, кто-то заметил отсутствие Азизы и ее слишком счастливый вид. Сложить два и два не составило труда… Жизнь моя после этого превратилась в кошмар. Меня страшно били, пытали огнем. Я кричал, пока не потерял голос… Потом меня бросили в сырой подвал, но и там не оставляли в покое. Азизу я больше не видел и понимал, что, скорее всего, больше не увижу никогда, что меня забьют насмерть… И наверное, так бы оно и случилось… Хасан не простил бы меня за то, что я обесчестил его дочь. Я приготовился к смерти, но мне повезло. Наши войска постоянно прочесывали эту местность и вскоре добрались до этого аула. Когда меня нашли, я был в отключке, лежал в сыром подвале, связанный и избитый. Они буквально спасли меня, потому что от голода я не мог говорить. И в России еще полгода я провел в больнице…
— А, это туда я писала тебе! — догадалась я.
— Да, я получил все твои письма. — Он внимательно посмотрел на меня и спросил: — А ты знаешь, что я приезжал в Москву?
— Нет! — удивилась я. — А когда?
— У меня был отпуск — три дня в январе девяносто второго, — и я приехал.
— А я тогда у бабушки жила, моего отца как раз убили в то время, — пояснила я.
Пафнут замолчал, и мы какое-то время шли молча.
— А что было потом? — нарушила я тягостную тишину.
— Я отправился служить дальше. Понимаешь, надо было отомстить за моих ребят, к тому же за это хорошо платили. В общем, все это время я воевал.
— А почему ты перестал мне писать? — Я посмотрела на него в упор. Он не отвел глаз — и так мы стояли, молча глядя друг на друга.
— Я не мог. У тебя своя жизнь, у меня — война. Это несравнимо.
Мы еще помолчали.
— Кстати, а ты помнишь Ал-Фе? — спросил Пафнут.
— Аллу Федоровну, директора интерната? — улыбнулась я. — Конечно, я часто ходила к ней первое время. Она уже на пенсии. Это она дала тебе мои координаты?
— Да нет, — уклончиво ответил Пафнут, — я по твоим письмам узнал обратный адрес.
— Да, но бабушка никогда бы не дала тебе адрес этой квартиры — она тебя не знает! — насторожилась я.
— Ну проследить за Викторией для бывшего солдата не составляло труда, — усмехнулся Пафнут.
— А зачем ты меня искал? — Я еще раз внимательно посмотрела на Пафнута.
— Ты знаешь, как-то так оказалось, что у меня никого родней тебя нет. Мама погибла, ты помнишь, а отец прошлой зимой замерз, пьяный, на улице, ну туда ему и дорога… Я часто вспоминал тебя. Наши посиделки. Помнишь тот день, когда Ал-Фе отпустила тебя гулять?.. Я тебе нравился? — вдруг порывисто спросил он.
— Да, — осторожно ответила я. Честно говоря, сегодняшний Пафнут мало чем походил на первого хулигана интерната. Ушла из глаз насмешливость и подростковое желание во всем быть первым. Сейчас предо мной стоял воин — жесткий, настороженный и хладнокровный.
— А ты знаешь, кто убивал бомжей в парке интерната? — неожиданно задал он вопрос.
— Я догадалась, — спокойно сказала я.
— И не сказала ментам? — удивился Пафнут.
— Ты был один из нас, почти брат, как я могла тебя сдать, да меня удавили бы в первую же ночь где-нибудь в сортире…
— А я думал, ты скажешь, что любила меня, — усмехнулся он.
— Понимаешь, любовь — она разная бывает. Тогда я любила тебя, а потом ко мне пришла другая любовь, и вчера я проводила ее, потому и напилась. А вообще-то я замужем. Правда, с мужем жить больше не хочу, боюсь его пьяного…
Пафнут долго молчал, потом неожиданно спросил:
— Помнишь Жюль Верна — «Таинственный остров», капитан Немо?
— Ну еще бы, — улыбнулась я, — как вы все сидели открыв рты и слушали меня.
— Любимая книга, — кивнул Пафнут, а потом он повернулся ко мне и сказал торжественно, глядя в глаза: — Знаешь, Светка, ты мне больше чем сестра, и я говорю тебе: все еще будет!
— Ну конечно, — промямлила я.
Сама я уже в это не верила. Встреча с Пафнутом только взбудоражила меня, но она не заполнила ту пустоту, которая возникла после смерти Андрея.
— Я сейчас должен идти, но вернусь. И мы еще обо всем поговорим, — пообещал Пафнут. Глаза его странно блестели, рот был плотно сжат, а руками он нервно одергивал куртку. Чувствовалось, что он страшно напряжен. — Давай поцелуемся! — попросил он.
