Вера Колочкова - Привычка жить
От зеркала Женю оторвал телефонный звонок. Надо же – снова Оксанка. Что у нее на этот раз? Девушка взахлеб тараторила что-то в трубку – Женя ни слова не понимала. Тем более что от волнения Оксанка опять перешла на родной диалект. Скинув с плеч шубу, Женя села поудобнее, вклинилась довольно неуклюже в поток непонятных для быстрого восприятия словосочетаний, то есть оборвала ее на полуслове:
– Оксан! Давай помедленнее, а? Не верещи так, мембрана в телефоне лопнет! Что у тебя опять случилось?
– Да не у меня, а у тебя, Жень! Я вспомнила! Я все вспомнила! Это же просто ужасно, что я вспомнила, Жень…
– Чего ты вспомнила? Говори яснее!
– Ну, про того маньяка все вспомнила… Знаешь, будто память у меня враз открылась! Ой, будто все сначала пережила…
– Да что, что ты вспомнила-то?
– А то! Я когда дернулась к нему со своим баллончиком и на колпачок нажала, он, знаешь, так вздрогнул от неожиданности, замахал руками и на вдохе прохрипел: «Женя»…
– Не поняла… Что он прохрипел?
– Да имя твое прохрипел, господи! Вроде как возмутился, что ли… А потом так страшно рот открыл, глаза закатил и рухнул…
– Да ну, не сочиняй, Оксанка… А может, это у тебя не память открылась, а просто сон такой приснился? А что? Бывает же…
– Та шо я, совсем тупая, по-твоему? Уж и сна от яви не отличу? Нет, Жень, я теперь совершенно точно все вспомнила! Он точно твое имя назвал! Надо быстрей звонить этому… как его… майору тому ментовскому! Ну, помнишь его? Белобрысенький такой хлопчик! Он еще сказал, что зайдет потом к тебе, поспрошает дополнительно… Звони ему срочно, Женя!
– Да ну тебя, Оксанка! Успокойся давай. Никому я звонить не буду! Зачем это?
– О господи, глупая ты какая! Надо сказать, что я все вспомнила! Звони давай!
– Да ну, Оксанка, брось… Не надо никому звонить…
– Почему?!
– Да, знаешь… Еще подумает чего-нибудь…
– Господи, та шо такого он должен подумать?!
– Ну… Что я ему навязываюсь…
– Ни фига себе… – опешила на том конце провода Оксанка. – Как это – навязываешься? Ты что, Жень, совсем рехнулась, что ли? Он же милиционер… Как можно милиционеру навязываться? Звони давай!
– Нет, Оксанка, не буду. Зачем? Пусть человек спокойно отдыхает. У него выходной сегодня.
– А ты откуда знаешь?
– Да так, случайно просто.
– А завтра позвонишь?
– И завтра не позвоню.
– Так как же, Жень! Ничего не понимаю… Этот маньяк – он же и впрямь на тебя хотел напасть, а не на меня вовсе! Он попутал меня с тобой! Тебе что, не интересно, что ли? Ну, ты даешь… Выходит, я из-за тебя пережила такое, а ты даже звонить не хочешь…
– Ладно, я подумаю, Оксан. Завтра видно будет. Не волнуйся так.
– Та какое там – не волнуйся… Скажешь тоже – не волнуйся! Посмотрела б я на тебя, как бы ты на моем месте не волновалась… Так будешь звонить или нет?
– Ну сказала же – подумаю! Все, Оксанка, пока! Прими валерьянки и спать ложись! Утро вечера мудренее!
Нажав на кнопку отбоя, Женя откинулась на спинку дивана, машинально водя рукой по шубному ворсу. Под пальцы попалась пуговица, потянулась на длинной ниточке, оставшись в руке.
Оторвалась, стало быть. Женя поднесла ее к глазам, стала рассматривать внимательно. Господи, и зачем она трубку взяла? Не надо было! Сидела, шила себе, радовалась потихоньку, перед зеркалом вертелась… А тут – нате вам. Будто подкрался кто-то сзади, толкнул под руку – не тому, мол, радуешься ты сейчас, девушка! Прошло, мол, для тебя то время безвозвратно, когда можно было тряпочкам радоваться да тихой гармонией наслаждаться, на себя их напялив… И впрямь слишком уж безобидной была для тебя эта зависимость, девушка!
Вздохнув, она снова машинально продела нитку в иголку, начала пришивать оторванную пуговицу на законное место. Сильно уколов палец, вскрикнула, стала смотреть, как проступает на коже капелька крови, потом слизнула ее автоматически. Тут же захотелось плакать – просто сил нет. Еще и лицо милиционера Димы вдруг перед глазами всплыло… Вот же напасть какая с этим милиционером, господи!
А на следующий день в воскресенье лицо милиционера Димы всплыло перед ней не в эфемерном воображении, а в самой что ни на есть настоящей яви. Увиделось в открытую дверь. Как раз после обеда звонок в дверь и раздался. Максимка только-только, с матерью и сестрой нежно распрощавшись и взвалив на плечи рюкзак с хоккейной амуницией, благополучно отбыл на свою новогоднюю турбазу. Вдруг снова в дверь позвонили – она и пошла открывать. Думала, Максимка что забыл…
– Здравствуйте, Женя. Можно войти? У меня для вас новости есть.
– Да-да… Проходите, конечно… – растерянно отступила в прихожую Женя, с ужасом думая, что даже причесаться толком с утра не удосужилась. – Вы проходите в комнату, я сейчас…
Заскочив в ванную, она быстро сунулась к зеркалу и даже лица своего поначалу не разглядела. Вернее, не узнала совсем. Выглядывала из зеркала перепуганная до смерти девчонка с глазами на пол-лица, таращилась непонимающе, и губы у девчонки дрожали как-то странно – то ли заплакать она собиралась, то ли засмеяться – совершенно непонятно. Уняв с трудом противную дрожь, Женя привела лицо в порядок, сделала его таким, каким оно и должно быть у женщины спокойной и серьезной, вполне самостоятельной, матери двоих детей к тому же. Потом постаралась спокойно дотянуться до щетки, спокойно причесаться. Так, очень хорошо. А вот пудру зря схватила. Зачем это? Посмотрела на себя – в ужас пришла. Сразу видно, что только-только напудрилась. Смешно. Зачем дома-то? Еще подумает этот Дима, что из-за него все старания… И вообще надо успокоиться уже основательно. Чего это она задрыгалась так нервно? Ну, пришел и пришел, подумаешь. Говорит, новости есть. Какие, интересно? Маньяк из больницы сбежал и прямиком к ней с ножом направляется?
Быстро умывшись и вытерев лицо насухо, она даже чуть волосы взлохматила – пусть перед вами, дорогой майор Дима, ваша девушка Галя красоту наводит, а ей, проходящей по делу Евгении Ковалевой, это без надобности…
Вернувшись в комнату, она обнаружила там и Катьку, сидящую напротив Димы в позе нога на ногу. Улыба лась Катька гостю совсем по-светски, несмотря на тоже некоторую лохматость и утренний заспанный вид. Глаз Катькин горел на гостя любопытством неуемным, и, судя по всему, она собиралась присутствовать при разговоре. Женя посмотрела на него поверх Катькиной головы, спрашивая взглядом: можно ли? Он едва заметно мотнул головой, что, как Женя поняла, означало одно: ребенка надо отсюда убрать.
– Кать, пойди посуду помой! – строгим голосом отдала Женя материнское распоряжение.
– Да ну, мам! Потом помою… – отмахнулась от нее Катька, продолжая нахально разглядывать Диму.
