Эрин Маккэн - Любовь и другие иностранные слова
– Не зови маму! – визжу я и быстро надеваю футболку, натягивая ее на свой новый бюст.
– Ее нет дома. Так как тебе обновка?
– Ну, не знаю, – я тычу пальцем в чашечки. Похоже, пуленепробиваемые. – А на вид как? – Выпячиваю грудь. – Как думаешь, Деннис ДеЯнг захочет теперь со мной спать? Надеюсь, что нет. Не хочу, чтобы он ради меня бросал жену.
– А он для тебя не староват?
– Еще как староват, но мне не нравится думать, что у него есть какие-то недостатки. Поэтому для меня он вне времени. Как и его божественный голос.
– Поняла. Так что, я прощена?
– Из-за этого твоего подарка? Нет. Ты прощена, потому что я люблю тебя. – Она крепко меня обнимает, а я говорю: – Но я не смогу это носить. Нелепость какая-то.
– Конечно, сможешь. У него отстегиваются лямки, и он отлично подойдет к твоему платью на свадьбу.
– И все же он выглядит нелепо.
– Под платьем будет смотреться просто блеск, уж поверь.
– Когда следующая примерка?
– Одиннадцатого октября.
– Это уже последняя?
– Я надеюсь, что да. Две уже было.
– Может, всего будет четыре.
– Четыре примерки?!
– Ага. Садись.
Я сажусь на край кровати, и она берется за расческу.
– И что, все подружки невесты опять придут? – спрашиваю я.
– Да.
– Тогда я не пойду.
– Пойдешь.
– Они меня бесят.
– Знаю, – говорит она, не давая мне огласить список жалоб. – Но будь с ними полюбезней. Они от тебя в восторге, особенно Мэдисон.
– Ты с ней дружишь, чтобы меня позлить? – Это я о ее лучшей подруге детства, Мэдисон Орр.
– Возможно, это тебя шокирует, но моя дружба с другими людьми тебя касается мало.
– Но их поведение очень даже меня касается.
– Мэдисон любит тебя.
– Мэдисон говорит обо мне в третьем лице, когда я стою прямо у нее перед носом.
– Да, так и есть. – Кейт слегка морщит нос. – Но это она не со зла.
– А еще тебя разве не раздражает, как она держит ручку? Берется за нее всеми пальцами и давит как ненормальная, – я пытаюсь неловко изобразить ее манеру письма.
– А ты расскажешь мне что-нибудь о том парне из Кэпа?
– Одно я могу сказать совершенно точно: если он так же держит ручку, то наши отношения обречены с самого начала. Но я знаю, что это не так.
– Огоо. То есть у вас уже отношения?
– Не знаю. Нет. То есть, конечно, мы состоим в некоторых отношениях. Учебных, – я поворачиваюсь, чтобы взглянуть ей в лицо, и она садится. – Но мне, правда, кажется, что между нами есть связь.
И я подробно рассказываю ей обо всем-всем-всем, что касается его. Обо всем, кроме фамилии: каждую восхитительную мелочь, особенно те из них, что подчеркивают наше сходство. Когда я заканчиваю свою восторженную речь (и даже во время нее я не забываю о знаках препинания), Кейт спрашивает: «Сколько ему лет?» Я словно на полной скорости врезаюсь в стену. И ведь видела ее, но решила не обращать внимания.
Бах! Ой!
Эммм.
– Он старше, – отвечаю я и валюсь обратно на кровать.
Туше.
– Джози, что такое? Сядь.
– Не могу. Лифчик меня перевешивает.
Я почти ничего из-за него не вижу. Хорошо, что Кейт ложится рядом и утыкается в меня плечом.
– Старшекурсник?
– Нет, но он старше, и я… – Даже выговорить ничего не могу, поэтому просто шумно выдыхаю и закрываю глаза.
– Тебе почти шестнадцать, то есть почти тридцать. Иногда. А в другие времена – двенадцать.
– Как-то не очень утешительно звучит.
– Знаю, что нет. Но просто знай: ты не похожа на обычных шестнадцатилетних девочек. И я уверена, что Итан это видит.
– Он видит, что мне шестнадцать. И я вижу. И ты. И весь мир.
– Но тебе же не вечно будет шестнадцать
– Знаю. Кейт, я правда знаю, и я твержу себе, что, возможно, когда-нибудь мы узнаем друг друга получше, и я, может, ему понравлюсь. Очень понравлюсь. Но до этого еще так далеко, а мне-то он уже нравится. Очень. И я не знаю, что делать с этими чувствами. Я даже не знаю, что это за чувства. Их много, и они настоящие, и я совсем запуталась.
– Просто не пугайся этих чувств, – говорит она, снова садясь. – Любовь – это очень серьезная штука.
– Ты думаешь, это любовь?
– Может быть. И если это так, то она продлится долго. И тебе нужно просто смириться. Любовь нельзя решить, как уравнение по математике.
– Я все могу решить, как уравнение по математике. Ну, почти все.
– Но не это. А какая у Итана фамилия?
– У него нет фамилии. Он как Стинг, Мадонна, Боно. Просто Итан.
– Я не буду гуглить его.
– Еще как будешь. – Я приподнимаюсь на локте.
– Да, наверно, буду, – она хихикает.
– И что, твое чувство к Джоффу тоже серьезное и огромное?
– Мое чувство к Джоффу очень настоящее и очень сильное. И я знаю, как ты к нему относишься, поэтому лучше пойду.
Она уже стоит в дверях, когда я спрашиваю ее:
– То есть ты правда его любишь? Его?!
– Джози, – она вздыхает. – Мы мило поболтали, и мне нравится говорить с тобой об Итане, но ты хочешь все испортить и заводишь разговор про Джоффа, чтобы можно было его оскорблять…
– Нет, не поэтому! Это просто приятное дополнение.
– Ну вот, началось. Все, я ухожу.
Она закрывает за собой дверь, и я остаюсь в комнате одна, вся в расстроенных чувствах и в лифчике, который, что бы там ни говорила Кейт, чрезвычайно нелеп. Чтобы заполнить эти чашечки, мне придется напихать их носками, хомяками или чем-нибудь еще.
Через пару минут я собираю волосы в хвост и пытаюсь освободиться от лифчика. И тут меня осеняет. Так вот что он символизирует! И этот лифчик, и контактные линзы, и проколотые уши – все это изменения и улучшения, которые предстоят мне в будущем. Я швыряю бюстгальтер в ящик комода, закрываю его и в бессилье валюсь на кровать. Какое тупое слово.
Когда?
Глава 21
В субботу утром, когда я спускаюсь к завтраку, папа сидит за столом. Что-то поменялось. Что-то совсем, совсем неправильно. Упаковка хлопьев стоит не на той полке. Молоко – не в том углу холодильника, а миски сушатся над раковиной.
Я быстро оцениваю ситуацию. Миски. ВСЕ миски. Молоко. Хлопья. Все? Вот вообще все?
Я смотрю на отца. Он сидит за столом, по лицу расплылась маниакальная улыбка. Он наблюдает за мной с ручкой в руке, и перед ним раскрыт его новый блокнот в кожаной обложке.
– Очень смешно, – говорю я.
– Не обращай на меня внимания. Я просто наблюдаю.
Я вытираю миску и приступаю к приготовлениям, сначала убрав все на свои места. И сразу пришлось все вынимать обратно.