Иди ты... в жёны (СИ) - Кит Тата
Тёзка мой вёл себя так, словно накануне мы обсудили план действий, и я тоже в курсе, как и что тут делается.
Проходя мимо, он сунул мне в руки обрезанную канистру из-под моторного масла, которая сейчас служила ящиком для шиферных гвоздей и молотка. Остановился передо мной, стоя спиной ко мне, долго смотрел на крышу бани и, повернувшись, забрал у меня канистру.
- Чё ты в неё вцепился, как в родную? Надо сначала старый шифер снять, потом новый приколачивать, - ворчал он, унося инструмент на уличный обеденный стол. Вернулся ко мне и, кивнув на баню, коротко скомандовал. – Залезай. Ты шифер снимаешь, я – принимаю.
Сразу залезть на крышу у меня не получилось, потому что, выяснилось, что для начала нужно было установить что-то типа рельсов для того, чтобы сначала спустить старый шифер, а затем поднять новый.
В общем, Александр Олегович начал с конца для того, чтобы прийти к началу. Что ж, тоже подход.
Всё утро мы возились с крышей. Люба и её мама иногда выходили на улицу, смотрели на нас с крыльца, о чём-то общаясь под кружечку чая или кофе. И, наверное, я смотрел на Любу как тот кот из Шрека, раз она в один из моментов спустилась с крыльца, подошла к бане и поднялась по старой хлипкой лестнице на крышу, чтобы дать мне отпить кофе из своей кружки.
- Вот теперь можно считать, что я проснулся.
- Может, ещё чего хочешь? – Люба игриво дёрнула рыжими бровями.
- Может, вынесешь мне чего-нибудь поесть?
- Не могу. Меня мама загонит, - с улыбкой шепнула Люба, чмокнув меня в нос. – Голодный?
- Конечно! Я в пять утра только сосиску в тесте во рту подержать успел. А уже обед, судя по солнцу.
- Так мама же выносила вам сосиски в тесте. Где они, кстати? – Люба обернулась на стол.
- Сосиски в тесте? В тесте! – я шептал громко, как истеричка на грани срыва, и показывал на Любиного отца, который забивал последние гвозди в крышу бани. – Он ещё и чай горячий постоянно пьёт. Когда только наливать его успевает?!
- Сейчас мы накроем стол. У нас с мамой почти всё готово.
- А что там? – я готов был подавиться слюной просто от информации о том, что где-то рядом есть еда.
- Мы с мамой налепили немного пельменей.
- Домашние пельмени? Настоящие?
- Ага. Тебе сколько штук сварить?
- Все! Мне – все!
- Штук с двадцати начнём, ладно. Потом, если что, добавки получишь. Просто там ещё лечо, горлодёр, салат из огурцов…
- Если сейчас начнёт капать с крыши, то знай, что это дождь из моих слюней.
- А ещё мы хлеб сами испекли…
- Это уже контрольный, Любонька.
- Я знаю. Сейчас на стол накроем. Минут пять продержишься? – поинтересовалась Люба.
- Хорош ворковать, голубки. Не для ваших уруру крышу строим. Ну-ка, зятёк, проверь-ка крышу. Крепко, нет, прибили?
- Как проверить? – спросил я у уже спускающегося с крыши вслед за Любой Александра Олеговича.
- Ну как-как? Походи, потрогай, попрыгай, если совсем без башки.
Я просто постоял и поводил по крыше под моими ногами в резиновых галошах взглядом. Визуально она была безукоризненна.
- Нормально всё. Крепко, - я не стал ждать одобрения и сразу слез с крыши. Тестя уже рядом видно не было.
Сняв галоши у нижней ступеньки крыльца, как сделал это тесть, я зашёл в дом и чуть не упал в голодный обморок от аппетитных запах, что сразу ударили мне в нос.
- Мужики, мойте руки и идите на улицу. Мы с Любой сейчас всё принесем.
- Может, что-то попробовать надо? – спросил я, с надеждой глядя на Любовь. – Вдруг недосолили чего…
Сочувствующе и понимающе улыбнувшись, Люба наспех отломила кусок свежего домашнего хлеба, сдобрила его ложкой сметаны, а сверху не пожалела варенья, которое варила вчера.
- Вот, попробуй. Досолила, нет? – она вложила мне в уже широко открытый рот эту пищу богов.
- Ммм! – только и мог я мычать, разжёвывая хрустящую, но нежную корочку хлеба со сливочным вкусом домашней сметаны и сладостью варенья. – Идеально! Вкуснее ничего не ел.
Почти украдкой поцеловал Любу в губы и помыл руки вслед за тестем, который тоже голодными глазами смотрел на кастрюлю с кипящими пельменями, но ничего просить не стал.
- Пошли, Сань, подождём на улице, - позвал он меня.
- Так, может, прихватим с собой что-нибудь? Всё равно же к столу идём, - предложил я.
- Идите! – нетерпеливо гаркнула на нас Любина мама. – И дай зятю какую-нибудь кофту. Там ветер поднимается.
- Пошли. Найдём тебе что-нибудь, - мы вновь оказались у коробки «на выброс». Тесть небрежно порылся в ней и вынул явно очень старый серый свитер. Растянутый, в катышках, подмышка зашита красными нитками швом наружу. – Дарю, - щедро бросил тесть, всучив мне то, что даже в тряпки не годится.
Но мне было плевать. Сейчас я мог думать только о еде, а не о моде. Один чёрт я уже в резиновых галошах, старых трико с вытянутыми коленками и дырками. Так теперь ещё и старый заношенный свитер будет соответствовать созданному моим кутюрье образу.
- Сюда бы ещё шапку «петушок», - пошутил я.
- Ну на, - хмыкнул тесть и тут же достал из коробки красный «петушок».
- Серьёзно?! - хохотнул я, радуясь тряпке как ребёнок.
Надел свитер, шапку, хлопнул в ладоши, выставил ногу, упер кулаки в бока.
- Жених! – усмехнулся Александр Олегович. – Ладно, пошли за стол. А то наши бабёнки сейчас психовать начнут.
Люба и её мама довольно быстро накрыли на стол. И тесть, и я, не сговариваясь, не притронулись к еде, пока за стол не сели наши дамы.
- Ешьте, давайте! Чё ждёте-то?! – бурчала на нас тёщенька. – А тебе чё, зятёк, сильно дует? – поинтересовалась она хмуро, глянув на «петушка» на моей голове.
- Угу, - я уже жевал первый домашний пельмень, умирая и воскресая от экстаза вкусовых сосочков.
- А кто это? – краем глаза я видел, как тёщенька, щурясь, смотрела куда-то в сторону забора. – К нам, что ли? Или к Петьке? Люб, к тебе?
Люба и её папа тоже пригляделись, а меня сейчас ничто не могло отвлечь от пельменей.
Разве что…
- Саш, посмотри, - тихо позвала Люба. – Кажется, это к тебе.
Пришлось и мне поднять взгляд от тарелки и посмотреть туда, куда смотрели все – на подъезжающую и паркующуюся у палисадника машину моей мамы.
Никогда не думал, что мама сможет меня хоть чем-то удивить. Но её появление у забора дома Любиной семьи буквально выбило почву из-под моих ног. Наверное, даже к лучшему, что я сидел в тот момент, когда узнал родительскую машину и увидел выходящего из него маминого водителя.
- Я отойду на минуту, - обронил я, направившись к выходящей из машины маме.
По её лицу, на котором яркими красками отражалось полное отвращение к окружающей обстановке, стало ясно, что по-хорошему мы с ней не договоримся. Но и по-плохому начинать знакомство наших с Любой родителей я тоже не хотел.
Мама, скривив накрашенные темно-красной помадой губы, пренебрежительно осмотрелась вокруг себя. Вдохнула, поморщилась ещё сильнее и, вынув из брендовой сумочки белый платок, демонстративно прикрыла им нос. Уж очень старалась показать, насколько ей всё здесь противно.
- Какими судьбами, мам? – я старался выглядеть дружелюбным, чтобы не накалять ситуацию ещё сильнее, чем это приехала сделать мама.
- Это… Что это?! – кажется, мама потеряла дар речи, стоило ей перевести взгляд с моего лица на то, что на мне было надето. Даже руку с платком от лица отвела. – Что это за мерзость, Саша?! Я тебя спрашиваю! – она кричала так, будто я надел на себя чужую кожу.
- Мам, давай ты успокоишься, и мы поговорим. Это просто одежда. Ты лучше расскажи мне, как ты меня нашла?
- У отца твоего выпытала. Ты же на звонки мои не отвечаешь, - бросила мама, продолжая при этом с ужасом разглядывать одежду, что была на мне. – Какой кошмар, Саша…
- Здравствуйте! – дружелюбно и достаточно мило улыбаясь, к нам вышла Люба. – Проходите к нам, Эльвира Марковна. У нас как раз обед. Гена, ты тоже не стесняйся, проходи, - обратилась она и к водителю.