Наталья Светлова - Научиться дышать
Они сделали это быстро и молча. Но он не мог не заметить ее дрожащих рук и того, как Ирина отводила каждый раз глаза, когда они оказывались в непосредственной близости. Ему совсем не понравились слова ее матери… Уж не делает ли он ошибку, заключая этот союз?..
***
Вечер в квартире Волкова прошел спокойно, они просто мало разговаривали. Ирина понимала, что он ждет ее откровений, но решиться на них было очень трудно. Уже поздно лгать и умалчивать правду.
Девушка проснулась посреди ночи, терзаемая угрызениями совести. Ваня имеет право знать, с кем собрался жить. Снова шел дождь. Лил свои последние слезы перед зимней спячкой.
Под ночной шепот дождя она легонько растолкала Волкова ото сна.
— Вань, — неуверенно начала она, — я хотела рассказать об аварии…
Иван проснулся и включил ночник. Такая взволнованная, того и гляди — удар хватит. Не будет он ее порицать и учить жизни. Либо истина дойдет сама до сердца и души человека, либо эта истина ему не нужна. Так он считал, поэтому в ее исповедях не было такой уж нужды. Пусть извлекает уроки из произошедшего сама, без его указки, бьющей по пальцам за каждый неправильный ответ.
— Говори. Сделай это быстро, как руку вправляют или выдергивают зуб. Будет не так больно.
— Мы были в наркотическом опьянении, когда набились в ту машину и погнали по ночной Москве. Так что… так что инвалидная коляска мною заслужена.
Чего-то такого он и ожидал. Ира смотрела на него как котенок, над которым уже занесена нога в тяжелом ботинке, готовая к удару в любую минуту.
— Иди ко мне, — нежно произнес он и отодвинул одеяло, приглашая ее к себе.
Девушка потянулась к нему, но зазвонил телефон, и пришлось уже тянуться за ним. Мать. Так поздно собралась на нее кричать и звать домой?
— Ира, отец умер, — бесцветный, будто полинялый голос матери.
Ирина вскрикнула, будучи ошарашенной этой новостью. Почва была выбита из-под ног, пространство и время размылись, стали несуществующими понятиями. Волков прижал ее к себе, пока она не потеряла сознание, и стал укачивать.
«Богатые, бедные, а умирают все, — пронеслось у него в голове. — Смерть забирает всех. У нее нет прейскуранта».
10
Нас бьют — мы летаем от боли всё выше.
Джахан Поллыева
— Ира, смотри на меня, — гипнотическим голосом произнес Волков, и Ирина подчинилась, сосредотачивая на нем взгляд цвета прогорклого шоколада. — Дыши глубже, хорошо? Хорошо, Ира?
Она обессиленно кивнула и прильнула к нему в поисках живительного тепла. От ее Вани всегда исходят лучики добра, в его душе всегда сияют звезды, к которым она так неистово тянет руки. Девушка всхлипнула, и слезинки градом, толкая и обгоняя друг друга, покатились по впавшим щекам.
— Все образуется, милая. Твой отец просто изменил место постоянного жительства. Мы остались здесь, а он… он, я надеюсь, в лучшем месте. Я верю, что оно есть.
— Сначала твоя бабушка, теперь отец… Какое-то проклятье. Почему все так?
Он не стал ничего ей отвечать, так как ответа не было. Смерть — истинное проклятье для одних, избавление для других. А вопрос «Почему?» вообще должен быть забыт людьми, как риторический. Порой лучше не задавать его, ведь никто не даст ответ.
Полночь окутала улицы тяжелым черным одеялом, иногда им подмигивали редкие звезды. В такие моменты Волков вскидывал голову и смотрел на эту бескрайнюю черную дыру. Что там дальше, за горизонтом? Иногда все житейские проблемы кажутся лишь колебанием воздуха, когда думаешь о вечном безмолвии космоса, его пугающей тишине и бездонности. Но злоупотреблять любованием ночного неба не стоит, иначе бездна начинает вглядываться в тебя.
— Я даже не знала, что он болен, — прошептала девушка, сжавшись в комок на переднем кресле автомобиля. — Теперь ясно, куда он пропал.
— Ира, твой отец был мудрым человеком, — сказал Иван и услышал более громкий вздох, предшествующий новым рыданиям.
— Был, — эхом вторила она и плакала.
— Уверен, у него имелись веские причины сохранить свою болезнь в тайне. Мы можем не ехать прямо сейчас к тебе домой, приедем утром.
— Нет, едем сейчас.
Ирина притихла, превратившись в жалкий комочек, как бумага, которую мнут в руках и ради забавы бросают в мусорное ведро на дальность попадания. Так она себя и чувствовала: будто ее швыряли от стены к стене.
Волков не владел даром красноречия в полной мере, поэтому смутно представлял себе, что нужно говорить в таких ситуациях. Он понимал, что разница в том, что чувствует сейчас она и что чувствовал он, когда умерла бабушка — огромная. Ира — папина дочка, привыкшая жить под его большим крылом. Принять факт его смерти она не сможет еще долгое время. А он рано стал самостоятельным, и душа его закалилась тоже слишком рано, как он бы, наверное, ни хотел, но никто не спрашивал.
— Все меняется, кроме природы, — неожиданно ожила Ирина, поднимая голову, прилипшую лбом к боковому окну. — Ты замечал когда-нибудь, как все меняется, а она будто усмехается над любым техническим прогрессом?
— Какие-то мысли интересные пришли в голову? Поделись своими наблюдениями.
— Мы живем всего лишь в отведенный нам срок: тратим деньги и время, оставляем после себя мусор и свалки металла.
— Да, Ира, люди не ценят природу. Не всегда можно научить человека мусор выкидывать в урну, а не на асфальт.
— И мы с тобой умрем, а эти деревья, которые мы сейчас проезжаем, будут тут стоять еще век.
Иван распознал сигнал тревоги в ее словах. Подобные размышления всегда являются предвестниками депрессии, в течение которой она будет генерировать все новые и новые антиутопические идеи бессмысленности жизни.
— Они тоже умрут в свое время. Человек убьет их.
— Мы все убиваем и разрушаем, Вань, — прошептала она, уже вовсю отданная во власть хандры. — Смысл жить, если все равно умрем, и все нами сделанное исчезнет?
— Ира, ты еще ничего не сделала, чтобы это могло быть заметено песками времени. Пока что смерть не может у тебя ничего отобрать и оставить твое пребывание на этой земле бесследным.
На него в непонимании уставилась пара потухших глаз, напоминавших Волкову горячий, тающий шоколад. Ее лоб прорезала хмурая вопросительная морщинка. Все в нем восставало и бунтовало, требуя укрыть эту малышку, которая сейчас сливалась с темнотой ночи в своем черном пальто, от любого горя.
— Но это не значит, что ты ничего уже не создашь. Твоя жизнь теплится прямо сейчас в твоих же руках. Никто не может отнять у тебя право выбирать, никто не в силах повернуть вспять последствия этого выбора. Ты видишь жизнь в данный момент без прикрас, без красивой шляпки и бутоньерки в кармашке. Она сбросила маски, обнажила свое уродливое лицо. Теперь ты знаешь, что жизнь может отнять у тебя все, ты ни над чем не властна.
