Нора Робертс - Последняя любовь
—Что-то случилось? — донесся сзади голос Оуэна, и Эйвери обернулась.
Улыбаясь, она подошла к Оуэну, обняла, положила голову ему на грудь.
—Нет, все хорошо. Так, как и должно быть.
10
Через неделю после Рождества, отправившись пополнять запасы, Эйвери не выдержала и купила себе игровую приставку. Вначале она долго колебалась — и так день-деньской на ногах, у нее нет времени для игр. Однако после двух проигрышей подряд — в матче-реванше с Гарри после рождественского обеда и унизительного поражения в боулинге, где даже четырехлетняя внучка Кароли набрала больше очков, — решение было принято.
Она научится. Будет тренироваться и разгромит всех.
А пока она крутилась как белка в колесе. Швыряла в печь пиццы, делала соусы, увольняла разносчика — черт его дери! — перекраивала график работы, пока не найдется замена. Когда выдавалась свободная минутка, помогала Хоуп обустраивать гостиницу и даже — огромная жертва! — переночевала в номере «Уэстли и Баттеркап».
Попутно она нашла время на окончательную разработку нового ресторана, лично измерила помещение, набросала несколько эскизов и отдала все Бекетту.
С Оуэном они почти не виделись. Братья Монтгомери вплотную занялись зданием по соседству с гостиницей, и у Эйвери не было повода — как, впрочем, и времени — туда забегать.
Пока.
Каждый вечер перед сном она смотрела на здание через дорогу и представляла себе новый ресторан. Свой ресторан. И желала спокойной ночи гостинице.
Пару раз Эйвери видела у перил террасы силуэт женщины. В ожидании Билли.
Редкая преданность. Большинство людей не способны поддерживать длительные отношения в нормальной жизни, а здесь кто-то хранит верность за гранью реальности.
Эйвери искренне надеялась, что в один прекрасный день эта преданность будет вознаграждена.
И каждое утро бросала взгляд в окно на свой будущий ресторан и думала, как она там все устроит. Неподвижная женская фигура никогда не появлялась при свете дня.
Рождественская неделя пролетела как в тумане, оставив в памяти только два момента — последний взгляд через дорогу вечером и первый утром.
* * *
Тридцать первого декабря Эйвери закрыла пиццерию в четыре часа, поднялась наверх за кастрюлей с приготовленными накануне фрикадельками, спустилась к машине, вновь взбежала по ступенькам. К пяти часам она приняла душ, уложила волосы, оделась и собрала сумку.
Сегодняшние сборы отличаются от сборов на прошлой неделе, думала Эйвери, надевая сексуальное белье и укладывая в сумку крошечные черные трусики и коротенькую черную маечку, для «сна».
Спать с Оуэном, как это будет?
Нет, решила она, застегивая молнию на сумке, лучше ничего не представлять и ни о чем не думать.
Схватив сумку, она торопливо сошла вниз, отправив по пути сообщение Хоуп.
«Сейчас забегу, оценишь мой вид».
Не успела Эйвери повернуть ключ в замке зажигания, как пришел ответ.
«Жду».
Проехав через площадь, Эйвери остановилась на гостиничной парковке и выскочила из машины. Хоуп уже открывала дверь в фойе.
—Я наводила порядок у себя в кабинете.
—Ты ведь уже навела там порядок.
—Хотела кое-что поменять, а заодно проверить бронирование. Заказали еще два номера на март.
—Так держать!.. Ладно, давай, только честно!
Эйвери сняла пальто, бросила его на спинку стула перед камином и крутанулась на каблуках.
—Не так быстро, Спиди-гонщик!
—Хорошо. — Эйвери глубоко вздохнула. — Я немного волнуюсь. У меня был ужасный день, после расскажу, потом я не могла выбрать серьги, а обычно я всегда знаю, какие надеть. Тут-то я и поняла, что нервничаю. В следующем году у нас с Оуэном будет секс. То есть завтра, вернее, сегодня ночью, после вечеринки.
—Классные сережки! — сказала Хоуп, одобрительно кивнув при виде цитриновых капель в оправе из тонкой серебряной проволоки. — Тебе идет этот цвет, и к платью подходит. Ну-ка, повернись, только медленно.
Эйвери послушалась, демонстрируя короткое облегающее платье оттенка мерцающей меди.
—Отлично. И туфли мне нравятся, особенно в сочетании с металлическим блеском платья.
—Знаешь, с тех пор, как ты сюда переехала, я купила больше туфель, чем за предыдущие пять лет.
—Видишь, как положительно я на тебя влияю! Что под платьем?
—Гранатовый лосьон для тела «Маргарита и Перси», бюсттальтер-балконет лимонного цвета и стринги, которые ты уговорила меня купить.
—Прекрасный выбор.
—И еще! — Многозначительно подвигав бровями, Эйвери показала на вырез платья. — Бюстгальтер приподнимает грудь, и она кажется больше, чем на самом деле.
—Именно то, чего заслуживает каждая женщина и что так ценят мужчины. Однако... — Хоуп задумчиво обошла вокруг Эйвери. — Нужен последний штрих.
—Какой?
—Есть у меня одна штучка... Браслет, сестра подарила на Рождество.
—Я не могу взять твой подарок.
—Глупости. Моя сестра тебя обожает, а он забавный и удобный — бронза, медь и бусины из матового золота. Пойду принесу.
—А почему ты не одеваешься?
—Клэр с Бекеттом заедут за мной часов в восемь. У меня еще куча времени. Если хочешь, возьми газировку, и вот тут кексы. Я осваиваю новые рецепты.
Эйвери выбрала имбирный эль, решив, что обойдется без кофеина. Она и так нервничает. В хорошем смысле слова. Нет ничего лучше хорошей вечеринки, а у Оуэна они всегда превосходные. Угощение точно не вызовет нареканий, ведь она лично приготовила или приготовит большую часть блюд.
И выглядит она отлично; Хоуп наверняка бы сказала, если бы она промахнулась с нарядом. Будет весело. Много друзей, еды, выпивки, музыки, болтовни. А новый год откроет дверь и новым... отношениям с Оуэном.
—Ничего страшного, если вдруг не сложится, — пробормотала она, сделала большой глоток и направилась к фойе. В воздухе нежно и сладко пахло «Пыльцой фей», ароматом из номера «Оберон и Титания».
Эйвери вошла в обеденный зал, посмотрела на здание через дорогу. Еще несколько месяцев, и у нее будет новый ресторан. Она надеялась, что будет готова.
Она надеялась, что будет готова и к тому шагу, который собиралась сделать сегодня ночью.
Вдруг до нее донесся аромат жимолости, словно подул летний ветерок. Сердце подпрыгнуло к горлу от радости и волнения.
—Я не знала, что вы сюда спуститесь, впрочем, вы, наверное, можете пойти куда хотите. Эта картина здесь так чудесно смотрится.
Застывшие на картине подсолнухи вдруг словно ожили, затем полотно вновь стало неподвижным.
