Елена Свиридова - Возвращение из ночи
— Смотри! — закричал он, вытащил портрет, поставил на мольберт, зажег свет. — Смотри! Я все равно ее потерял...
— Я знаю, где она... — уверенно произнесла Маша. — Хочешь ее увидеть?
— Теперь я уже ничего не знаю, — грустно сказал Ромка. — Она здорова, с ней все в нормально?
— Ну... как тебе сказать... — замялась Маша.
— Что, она заболела? — спросил Ромка встревожено.
— Да нет... Чего ты так испугался? Все у нее на месте — руки, ноги, голова! Только она ничего не помнит. Даже имя свое...
— Ничего себе! — удивился Ромка. — А ты откуда это знаешь?
— Оттуда, что ее мой отец привез! Она с нами живет!
— И давно? — спросил Ромка растерянно.
— Несколько дней назад...
— А... как она выглядит?
— Вот так, как здесь и выглядит! — Маша показала рукой на портрет.
— А... отчего с ней это случилось? — спросил Ромка.
— Да что ты все выпытываешь? Я сама толком ничего не знаю. Поедем, сам увидишь!
— Хорошо. Только сначала приведем тебя в порядок. Ну-ка, снимай все, и в душ!
— Как? — растерялась Маша.
— Да так, вот моя рубашка. Будет тебе малость великовата, но ничего, рукава закатаешь.. Джинсы тоже подвернешь, подтянешь ремнем. — Он бросил одежду на диван, — раздевайся, не бойся, я выйду! А ты топай в ванну и не обращай внимания ни на кого! Да, чуть не забыл... — он вытащил из шкафа полотенце, протянул Маше, вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь...
— Послушай, я нормально выгляжу? — спросила Маша Ромку, выходя из ванной в его рубашке и джинсах.
— Как тебе сказать...
— Так и скажи! — потребовала Маша.
— Если честно, то конечно бывает и хуже. Я всякое видел. — Ромка оглядел ее в ярком свете солнечного утра. — А знаешь, тебе синяки даже идут!
— Ты что, издеваешься? — возмутилась Маша.
— Ничуть, — ответил Ромка, с улыбкой глядя на Машу. — Я только сейчас заметил, что ты очень красивая девчонка! Ну, а всякие там ссадины, царапины — дело временное. До свадьбы уж точно заживут!
— Какой еще свадьбы?!
— Просто так говорят. Шутка дурацкая. Ты уж прости, я вообще человек мрачный, шутить не очень умею.
— Ну, не сказала бы, что ты очень мрачный! По-моему, ты очень даже веселый парень, и нечего на себя наговаривать!
— Это я с тобой развеселился, — сказал Ромка.
— Да уж, со мной не соскучишься, — засмеялась Маша. — Ну ладно, мне надо позвонить. Где тут у вас телефон-автомат?
— Далеко, — сказал Ромка. — Тебе обязятельно звонить надо?
— Я должна сказать отцу, что со мной все в порядке... Ну, и предупредить, что немного подралась, а то он испугается...
— А Анна? Она... дома? — спросил Ромка.
— Она все время дома. Куда ей идти, если она ничего не помнит?
— Конечно, я не подумал, — Ромка внимательно посмотрел на Машу. — У тебя есть косметика?
— Нет, я вообще-то не крашусь.
— Плохо. Ладно, сейчас что-нибудь придумаем.
— Что, очень страшная? — спросила Маша испуганно.
— Я же сказал — красивая! Просто надо тебя чуть-чуть подправить, чтобы никто ничего не заметил, — он достал какую-то коробочку, вытащил из нее пастельные карандаши, взял пучок ваты, толстую мягкую кисть. — Ты мне доверяешь? Я, все-таки, художник...
— Ладно, валяй, — сказала Маша.
— Тогда садись лицом к свету. Вот так... — Он положил на стол маленькое зеркальце, перевернул шершавой стороной вверх, натер на нем пастель, смешал с какой-то мазью.
— Надеюсь, Машу Распутину из меня не сделаешь? — усмехнулась девушка.
— Ну уж нет! Если только Машу Троекурову...
— А это кто такая?
— Да была одна красавица... Владимир Дубровский ее любил... — Ромка стал аккуратно наносить на Машино лицо натертую краску с помощью ваты и кисти.
— А! Так это из Пушкина! — произнесла девушка. — Тогда ладно!
— Все. Теперь не шевелись и молчи, а то грим не получится, — Ромка увлеченно работал, то и дело обходя девушку вокруг и оглядывая ее с разных сторон.
Она терпеливо молчала, хотя это и давалось ей с трудом.
— Ну, кажется, все, — Ромка последний раз взглянул на свое искусство и остался доволен. — Теперь порядок. На, смотри! — он протянул ей зеркальце.
— Ничего себе! — воскликнула Маша. — Я прямо как артистка! В жизни не красилась!
— По-моему, тебе идет. — Ромка пошарил в карманах, нашел телефонный жетон, протянул Маше. — Ты хотела позвонить... Теперь можно. Идем.
Они дошли до ближайшего автомата. Маша набрала номер, искоса глядя на Ромку.
— Сказать, что приеду не одна?
— Нет, лучше не надо... Я только провожу тебя, а зайду как-нибудь потом... — пробормотал он смущенно.
— Ну уж нет! Если бы не ты, то вообще неизвестно, что бы со мной было! А теперь я хоть на человека похожа! Вместе поедем, и все!
— Как хочешь, — сдался Ромка.
В трубке раздались длинные гудки. Маша вытащила жетон и набрала номер еще раз. Снова никто не подошел.
— Да что же это такое! — возмутилась Маша. — Спят что ли? Ладно, поедем так. На всякий случай ключи у меня есть. — Она взяла Ромку за руку и потащила к шоссе.
— Автобусы редко ходят, — сказал он. — Придется подождать.
— Какие автобусы? Поедем на такси! Не беспокойся, деньги у меня есть. — Маша подняла руку, пытаясь остановить машину, но та проехала мимо. Вообще шоссе было почти пустое, и Маша недовольно опустила руку.
— Интересно, узнает она меня или нет, — взволнованно сказал Ромка.
— Конечно узнает! — уверенно заявила Маша.
— Но ты же говоришь, она ничего не помнит!
— Какой же ты бестолковый! — Маша дружелюбно хлопнула Ромку по плечу. — У нее преходящая ретроградная амнезия!
— Что? — оторопело спросил Ромка.
— А то, что я сама это у отца в книжке читала! Она не все забыла, понимаешь?
— Это как? — удивился Ромка.
— Вот так! У нее из памяти какие-то куски жизни выпали, а какие-то остались. А про тебя она даже рассказывала, что друг у нее был, художник, только имя твое не вспомнила...
— Ничего себе! — произнес Ромка.
— Я уверена, как только она увидит тебя, к ней сразу память вернется! И отец, и дядя Джек говорят, что из амнезии можно вывести шоком.
— Господи, да я не хочу, чтобы у нее был шок! — испуганно сказал Ромка.
— Ну как тебе объяснить? — Маша, увидев очередную машину, снова замахала рукой, и машина притормозила на обочине. — Ладно, расскажу по дороге...
Взявшись за руки и перепрыгивая через еще непросохшие лужи они побежали к машине.
...Меня беспокоило, что Герман с каждым днем становился все более мрачным и замкнутым. Мы почти не виделись, он уезжал из дома даже по выходным. Я чувствовала, что с ним происходит что-то, но взяв однажды за правило не приставать с расспросами, молчала. Иногда мне начинало казаться, что он больше не любит меня, что его страсть ко мне может быть и не совсем прошла, но постепенно начала угасать. А что, если он увлекся другой женщиной? Если все его разговоры о делах — просто уловка, прекрытие, за которым скрывается новый роман? Но тогда почему он так мрачен, даже раздражителен? Возможно, ему мешает брак со мной... От этих мыслей на душе стало тоскливо и гадко, но я никак не могла от них отделаться, наоборот, все больше накручивала себя. К тому моменту, когда Герман появился в доме, я готова была уже начать выяснять отношения немедленно, затеять новую ссору, но его приветливый вид сразу изменил мои намерения.
