Анна Маркер - Влечение: эротическая сага
По описаниям Милы, она стала свидетельницей игры и одновременно её жертвой в доме Михаила Белых. Он, и правда, был похож на медведя из сказки Киплинга, только белого. Такой же здоровый увалень, заинтересованный участник чужих дел, с нотой педагогического наставничества. Этот медведь любил собирать у себя в доме подобные сборища с налётом роскоши и исключительности. С широким подбородком, нависшими дугами выцветших с возрастом бровей над глазами и седыми усами, он слыл шумным, веселым, отзывчивым человеком в своих кругах. В жизни Михаил Петрович тоже был человеком не злым. Капитал свой заработал в девяностые на нескольких хороших аферах с оружием. Бывший военный, он воспользовался своими связями при расформировании частей и подразделений. Грамотно разделил выручку, своё хорошо спрятал. Но сесть успел. Правда, ненадолго. Друзья, амнистия, его незлобный характер, позволили бывшему генералу отсидеть только четыре года. В местах не столь отдаленных он обзавелся хорошими связями в криминальном мире, понял, что в его ситуации надо принимать чью-то сторону для своего тылового укрепления. Выйдя на свободу, бывший военный, организовал собственный бизнес. Делился с теми и другими, не забывая про себя. Через десяток лет пробился в политики, стал уважаемым человеком в городе, обыватели которого уже и забыли его аферы с военным имуществом.
Кот его знал еще по армии, когда проходил свою срочную службу. У начальника тыла майора Белых тогда от воспаления лёгких погибла жена. Вскоре встал вопрос о памятнике. В гарнизоне, где всё это случилось, кроме деревянного креста на погост, установить было нечего. Майор узнал, что в одном из подразделений служит студент из архитектурного института – рядовой Ветхов. Вызвал к себе. Поставил задачу. Для работы нужны были только бетон и гипс. Тыловик Белых все организовал и привез. Костя показал свои эскизы. Петрович их одобрительно утвердил и через год после смерти жены на её могиле стоял сдержанный, красивый памятник, отражающий горькие чувства оставшегося мужа. В процессе работы скульптор и заказчик не раз оставались наедине, говорили о жизни, бывало и пили. Спирта у должностного лица хватало с лихвой. И он не скупился, часто заливал этим зельем свое невосполнимое горе. Дружбой такое знакомство назвать было трудно, но хорошие человеческие отношения завязались надолго.
Петрович впоследствии не раз направлял Коту своих клиентов. Появлялись памятники, за которые никому из них не было стыдно. Росло материальное благосостояние к тому времени демобилизованного Кости Ветхого и авторитет бывшего «зека» Миши Белых. Однажды сам Михаил Петрович приезжал на Высокий берег. Гуляли, катались на яхте, выпивали и вспоминали службу в далеком уральском гарнизоне.
Поэтому на ночной звонок Кота Петрович ответил сразу и пригласил к себе домой.
– Здорово, служивый! – пробасил он и схватил в охапку Кота. – А кудри-то где? Подрастрепал по жизни, салага!? Сколько лет-то мы с тобой не виделись? Семь-восемь?
– Все десять, Петрович… – Костя высвободился из медвежьей хватки и крепко пожал руку.
– Силен, дружище! Чую руки скульптора-профессионала. Тебе и качаться не надо. Лепи глину, руби мрамор – лучший фитнес.
– На том пока и стоим. Как жизнь Петрович?
– Строю замки из песка, который с меня уже потихонечку сыпется, сдабривая его секретом простаты. Ха-ха! Хорошо все! Стараюсь не демонстрировать людям свое счастье, чтобы не отравлять им жизнь… Давай-ка, за встречу накатим по маленькой. Я с тобой рад выпить. И после вчерашнего хочется опохмелиться.
Они сели к столу, разлили виски по бокалам, и, чокнувшись, опрокинули содержимое, закусив разрезанным яблоком.
– Докладывай обстакановку! Каким ветром тебя ко мне занесло, Кот? Голос твой какой-то кислый был по телефону. Что-то от меня надо?
– Петрович, ты как был деловым человеком, так и остался. А поговорить? А вторую? Забыл, как это у нас бывало?
– Не поверишь, Кот. Времени в обрез. Сам не понимаю: становлюсь старше с годами, а времени все меньше и меньше…
– Это ты жить спешишь, – Костя налил по второй. – С возрастом хватаешься за каждый час, уже понимаешь, что половина жизни пройдена, а что дальше – никому не известно.
– Это ты, брат, прав. Давай по второй. Только не чокаясь.
– С чего это? – Кот выдержал паузу, сообразив, что кто-то ушел в мир иной. – Кто?
– Выпьем. Расскажу. Мир праху его…– и они выпили по второй. Михалыч догрыз яблоко и крикнул горничной. – Лиза-а-а, принеси чего-нибудь закусить!
На столе тут же появилось блюдо с разной рыбой, икра, огурчики и много всякой вкусной еды. Со вчерашнего вечера у Кости во рту не было и маковой росинки, так, что всё, что появилось перед ним, разогревало аппетит.
– Так кого поминаем, Петрович?
– Генчика.
Кот насторожился. Именно этот человек, если Мила правильно назвала его имя, был нужен ему больше всего и встреча с ним являлся целью поездки. – Я его знаю?
– Вряд ли. Он парень не простой был. Но интересный. Авантюрный мужик! Как придумает чего-нибудь, так хоть стой, хоть падай. – Балу с взволнованной горечью стал вспоминать покойного. – Ещё совсем щенком был, а уже в бизнес пробивался. Крольчатами торговал. И смех и грех! Представляешь, в старом сарае, за огородом настроил стаек и выращивал в них кролей. Мелких, гладких, самых беспородных. Три копейки им в базарный день. Так что надумал? Стервец! У соседа на воскресенье в аренду брал пушистую породистую крольчиху. И на мясо, и на шерсть пригодную. Сажал её сверху в большую корзину со своими заморышами, и продавал по цене породистых, демонстрируя мамашу. Народ покупал, радовался.
– И, что, никто не заподозрил афёры?
– Как же, прочухали. Ловили и не раз. Спрашивали: «Почему вырастают не пушистыми?» Так этот сорванец с лёту реагировал: «А вы чем кормили? Клевером надо было, клевером»…
Балу рассмеялся, вспоминая напарника.
– Давай добавим, за авантюризм молодости, – он быстро опрокинул свой бокал и стал закусывать.
– В последний год мы с ним часто общались. Я же сейчас в политику подался, знаешь?
– Читал. В курсе.
– Вот мы с ним частенько и делали дела всякие вместе. У него лоск был такой, светский, что ли… Как у истинного английского лорда! За границей долго жил – набрался, наверное. Дорогим вещам цену знал. Он в антикварном мире был не последним человеком. И меня к этому ремеслу приручил. Щегольство… Это все же от урок. Уверенность в себе… Скорее от природы. А в таком букете, сам понимаешь, его портрет для наших дел незаменимый. Когда мы приезжали с ним на какую-нибудь встречу, он, как удав, притягивал к себе любую жертву, которую надо было проглотить.
