Джудит Крэнц - Школа обольщения
Выполняя свое первое задание, Спайдер решил отказаться от моделей, обычно рекламирующих нижнее белье, то есть от девушек с такими прекрасными фигурами, что ни один человек в здравом уме не поверит, что они хоть раз за свои восемнадцать лет возмечтали надеть пояс-трусики или упругий лифчик. Он отказался и от фотографирования традиционных поз: тренированные студентки-балерины демонстрируют в неглиже всевозможные растяжки; томные пляжные красавицы, посыпанные песком, словно перепутали нижнее белье с бикини; сюжетная картинка, якобы схваченная глазом любителя подглядывать, — в углу снимка маячит мужская рука с бриллиантовым браслетом или мужская нога в начищенном ботинке.
Вместо этого он нанял моделей далеко за тридцать, еще красивых, но с лицами и фигурами явно не первой молодости. Он установил декорации, в точности копирующие примерочную универмага. На единственном стуле и небольшой полочке, обычно без всякой пользы имевшихся в подобных клетушках, были навалены экземпляры отвергнутого белья. Модели подозрительно оглядывали себя в трехстворчатые зеркала, сидели на краешке стула, закурив желанную сигарету, пытались выпутаться из тесных поясов, искали в огромных хозяйственных сумках губную помаду, чтобы она хоть чуть-чуть подправила дело, — словом, на фотографиях Спайдера женщины делали все то, что проделывает каждая из них, если ей нужно пойти и купить новое белье. Фотографии были забавны, сделаны с любовью, и, хотя тела моделей, несомненно, нуждались в том, чтобы белье улучшило их форму, тела эти все-таки выглядели женственными, аппетитными, принадлежащими женщинам в соку, у которых еще многое впереди.
Мужчины, видевшие этот номер «Фэшн энд Интериорз», испытали такое ощущение, словно вгляделись непредвзятым взглядом в то, что им обычно не дозволяется видеть, подсмотрели женские тайны, гораздо более интимные, чем те, что демонстрируются на центральном развороте. Женщины сравнивали себя с моделями, как они делают это всегда, как бы это ни было для них унизительно, и находили, что результаты не так пугают, как обычно. Лифчики выглядели так, словно и впрямь способны поддерживать пару нормальных грудей, — вот что странно! Белье же придавало владелице веру в себя.
Художественный директор «Фэшн», увидев фотографии, грозился уйти в отставку и визжал на каком-то мычащем венгерском диалекте — обычно он визжал по-французски. Хэрриет смеялась в голос, слушая его.
К тому времени, как апрельский номер появился в киосках, Спайдер выполнил еще три заказа «Фэшн»: рекламные страницы с парфюмерией, столь неистово сентиментальные, столь романтически викторианские, что любой кинокритик наградил бы их слезливыми восторгами, серию снимков обуви, которую фетишисты туфель хранили отныне в своих запасниках, и совершенно очаровательную коллекцию детских пижам и ночных рубашек, после которой не одна женщина перестала принимать контрацептивы, чтобы посмотреть, что же произойдет. Однако за последние четыре месяца Спайдер впал в крайнюю зависимость от Хэрриет Топпинхэм, которая платила за эти заказы, как скаредная домохозяйка, вынужденная подать на стол икру. И тем не менее незначительных сумм, вырученных фотографом за работу в модных журналах, обычно едва хватает на пленку, крем для бритья и кукурузные хлопья. А деньги, которые Спайдер получил за рекламные снимки, дали ему возможность отказаться от услуг его временных подружек, расплачивавшихся за обеды вместо него, хотя их менеджеры это не одобряли.
Публикация фотографий нижнего белья не принесла ему никаких коммерческих заказов. Хотя владельцы универмагов, где торговали бельем, были в восторге от результатов, художественные директора рекламных агентств, несмотря на все уважение к Хэрриет, сочли, что она, пожалуй, зашла слишком далеко. Фотографии с парфюмерией встретили более горячую поддержку, и через несколько месяцев, к концу 1975 года, Спайдер вздохнул спокойнее, отметив, что достиг некоторого успеха, сулящего самые блестящие перспективы. Почти в тридцать лет он наконец стал модным фотографом в собственной студии в Нью-Йорке, с собственным «Хассельбладом» и собственным стробоскопом. На это у него ушло почти шесть лет с момента окончания университета.
* * *Однажды в начале мая 1976 года в студию Спайдера зашла Мелани Адамс. Всего три дня назад она прибыла в Нью-Йорк из Луисвилла, штат Кентукки, и с ошеломляющей наивностью или невежеством заявилась прямо в приемную агентства Форда, очевидно, спутав ее с залом ожидания. И Эйлин, и Джерри Форд, разбиравшиеся в фотомоделях лучше, чем кто-либо, в этот день, как нарочно, оказались в отлучке, но для девушки с внешностью Мелани Адамс не оказалось лучшего места для реализации ее перспективных возможностей. Форды научили свой персонал не упускать из виду чудеса. Вся их работа строилась на предпосылке, что чудо истинной красоты существует. Конечно, они знали, что любую красоту предстоит извлечь из пустой породы и отшлифовать, как алмаз; они организовали процесс обработки перспективной фотомодели, согласно которому девушку сажают на диету, ведут к лучшему парикмахеру, делают макияж у лучших косметологов, учат сидеть, стоять и двигаться, а потом засылают к возможно большему числу фотографов, надеясь, что кто-нибудь из них оценит возможности пришедшей.
Как только одна из ассистенток Эйлин заметила Мелани, она решила опустить всю положенную процедуру создания фотомодели и немедленно выяснить, насколько фотогенична эта потрясающе красивая девушка. Она позвонила Спайдеру и попросила его сделать несколько пробных снимков, потому что снимки, привезенные Мелани, были безнадежны. Она никогда раньше не работала профессиональной моделью, и у нее с собой было лишь несколько старых снимков из семейного альбома да школьная выпускная фотография.
Мелани стояла в дверях студии Спайдера, пока он не обратил на нее внимания.
— Здравствуйте, — стесняясь проговорила она, одной рукой отбрасывая назад тяжелый водопад волос. — Мне сказали у Форда, чтобы я пришла сюда на пробы…
Спайдер почувствовал, что его сердце вот-вот остановится. Он застыл на месте, глядя на нее. Все остальные девушки в его жизни моментально превратились в лица из калейдоскопа кадров, мелькавшего как фон для начальных титров кинофильма. Но вот камера наконец остановилась, схватив в фокус объектива звезду, и фильм уже готов начаться… И он начался.
— Верно. Они звонили мне. Я тебя жду. — Спайдер говорил автоматически, произносил привычные слова. — Давай начнем. Сначала я хочу сделать несколько снимков при естественном освещении. Просто положи пиджак на стул, встань у этого окна и выгляни из него. («Боже, — думал он, — у этих волос тридцать разных оттенков: от карри до кленового сахара — некоторым из них невозможно подобрать названия».) А теперь поближе к окну, обопрись о подоконник правым локтем, встань в профиль ко мне. Выше подбородок! Слегка улыбнись. Еще немного. Теперь повернись ко мне, опусти руку. Хорошо. Подбородок ниже. Расслабься. — Он понимал, что, по счастью, при съемке этой девушки невозможно выбрать неверный ракурс. — Хорошо. Теперь подойди сюда и сядь на этот стул, на который направлен свет. Просто осматривай студию, как тебе захочется, и не обращай внимания на камеру.
