Джудит Крэнц - Школа обольщения
И вот уже хихикающая девушка, прожившая всю жизнь в Нью-Джерси, верит каждому его слову, потому что, стоит ей только заметить, как вздулись штаны у Спайдера, — а это невозможно не заметить, — как она понимает, что и вправду божественна. И, сознавая это, она и вправду становится божественной, причем в девять раз быстрее, чем Спайдер успевает сказать: «Оближи губы, куколка, и улыбнись мне так же еще раз».
Именно эта разница между тем, как выглядит модель у занудного фотографа, бросившего ей дежурное «Чудесно, просто чудесно, дорогая!», и тем, как она выглядела, когда фотоаппаратом щелкал Спайдер, под облегающими белыми джинсами которого в треугольнике между ног отчетливо вырисовывалась громада его члена, а девушка ощущала электрические разряды внизу живота — боже, я уже вся мокрая в этом дурацком кринолине! — и составляла то, что называют хорошим снимком и великолепным снимком.
Хэрриет Топпинхэм, редактор модного журнала, открывшая Спайдера, достигла высот в своем деле. Как ни странно, все редакторы модных журналов, какими бы крупными шишками они ни были, не только вдыхают наэлектризованный, пропитанный духами воздух «от кутюр» и сплетничают на званых обедах. Они работают как звери. Одной из обязанностей Хэрриет был внимательный просмотр рекламы во всех журналах, не только модных притом, ибо реклама — животворная кровь газетного дела. Стоимость бумаги, расходы на печатание и распространение обычно превышают розничную или подписную цену газеты. Без доходов от рекламы не смог бы существовать ни один журнал, и редакторы остались бы без работы.
В Соединенных Штатах не так уж много редакторов высококлассных модных журналов. В каждом сугубо модном журнале имеется главный редактор, которому обычно помогают два или три заместителя. Существуют специальные редакторы, которые занимаются обувью, дамским бельем, аксессуарами, тканями; у каждого из них есть ассистент, так как в перечисленных отраслях фирмы ведут широкие рекламные кампании и им нужно уделять особое внимание и направлять их. В журналах с обшей женской проблематикой, таких, как «Гуд хаускипинг», отдел мод состоит из главного редактора, ее ассистента, редактора по обуви и редактора по аксессуарам, но они каждый месяц выпускают по шесть страниц или того меньше. В «Вог» около двух десятков редакторов, включая проживающих в Париже, Риме и Мадриде, — они в первую очередь осуществляли общественные связи, а уж потом выполняли функции редакторов.
В любом журнале только редакторы высшего разряда получают приличную зарплату. Остальным платят не больше чем хорошей секретарше, но они охотно трудятся, рабски покорные ради обретения положения, успеха и престижа. Эти редакторы низшего эшелона должны быть не только талантливыми и честолюбивыми. Желательно, чтобы они принадлежали к такому социальному слою, где работающей женщине не нужны собственные деньги на покупку дорогого мыла и приведение время от времени в порядок своих ног.
Когда модный редактор, подобно Хэрриет Топпинхэм, находится на вершине, ее, как мадам де Помпадур в период фавора у Людовика XV, беспрерывно осаждают искатели ее внимания. Фабриканты одежды, модельеры и лица, ответственные за связи с общественностью, оплачивают ее обеды в немногих избранных французских ресторанах; одежда достается ей если не бесплатно, то за значительно сниженную цену; а на Рождество ей приходится нанимать машину с шофером, чтобы дважды в день вывозить из кабинета подарки. Естественно, что путешествует она бесплатно. Размещение в журнале хотя бы детали или фрагмента символа авиакомпании или фотографии уголка гостиничного плавательного бассейна, сопровождаемые парой признательных слов в тексте, окупают проезд и проживание редактора, фотографа, моделей и ассистентов.
Хэрриет Топпинхэм достигла вершин бизнеса заслуженно, не расплачиваясь, собой за свой путь наверх, хотя ее отец, владелец компании, изготовлявшей сотни тысяч ванн, обеспечивал ей значительный доход. У этой женщины был такой жесткий и резкий характер, что при виде ее на память приходило отточенное лезвие ножа. Ее чувство собственного достоинства было настолько неподдельным, что порождало столь же неподдельный страх у всех ее подчиненных, а творческое воображение Хэрриет просто не знало границ, словно у Феллини. Ее находки сначала осмеивались, потом копировались, и в конце концов признавались классикой. Когда она впервые обратила внимание на работы Спайдера, ей было сорок с небольшим и многие считали ее уродливой. Она никогда не была тем, что французы называют «jolie laide» — прекрасная дурнушка, потому что не видела смысла в подчеркивании своих достоинств. Она предпочитала олицетворять другой обожаемый французами тип — «божественное чудовище». Все, чем она обладала, она демонстрировала бескомпромиссно, не приукрашивая себя: прямые редкие каштановые волосы сурово стянуты сзади, большой мужеподобный нос выдается вперед, тонкие губы покрыты ярко-красной помадой, невыразительные карие глаза, маленькие и пустые, посаженные по бокам головы, как у черепахи, замечают каждую мелочь и отбрасывают все, кроме самого утонченного, самого замысловатого, самого существенного и изысканного. Выше среднего роста, прямая, как палка, она одевалась кричаще и с шиком, поскольку никакие фасоны не могли придать ей стильность, которой она не обладала. Она не делала уступок текущей моде. Если в этом сезоне моден «американский спортивный стиль», или «возврат к мягкости», или «одежда чистых тонов», то, можете быть уверены, Хэрриет оденется так, что ее стиль нельзя будет увязать ни с годом, ни с десятилетием, но это будет стиль, который заставит любую другую женщину, как бы нарядно она ни была одета, почувствовать себя паршивой овцой в стаде. Хэрриет никогда не была замужем, жила одна в квартире на Мэдисон-авеню, заполненной коллекциями, по ее мнению, сокровищами, которые она привезла из бесчисленных поездок по Европе и Востоку, большей частью слишком странными и кричащими, часто чересчур гротескными, чтобы хорошо смотреться где-либо, кроме ее битком набитых интерьеров в коричневых тонах.
Примерно раз в год Хэрриет Топпинхэм любила «сделать» какого-нибудь неизвестного фотографа, чтобы при этом выгнать, хотя бы на время, одного из своих постоянных сотрудников. Какой интерес иметь власть над людьми, если они не подозревают, что ты в любой момент не колеблясь воспользуешься ею? Новый фотограф, созданный Хэрриет, становился ее должником на всю жизнь, и даже когда ее благорасположение проходило, на этом фотографе оставалась присвоенная ею печать избранности. Она считала открытых ею фотографов своими творениями, такой же собственностью, как предметы своей коллекции. В качестве главного редактора журнала «Фэшн энд Интериорз» она могла, не советуясь со своим врагом — художественным директором, — вызывать фотографов (ибо она отказывалась иметь дело с их агентами) для собеседования в свой кабинет, известный в посвященных кругах под названием «коричневая калькуттская яма».
