Кристин Ханна - Ради любви
Лорен посмотрела на нее. Понимание в глазах Анджи заставило ее забыть об осторожности.
— Как вы справились с этим? С потерей Софии?
— Ох, — отпрянула Анджи. — Ты спрашиваешь, как жить с разбитым сердцем, — наконец сказала она.
— Да. Наверное.
— Я держала ее на руках. Я говорила тебе об этом? Она была такой крошечной. — Анджи судорожно вздохнула. — Я без конца плакала. Я очень тосковала по ней. Во мне ничего не осталось, кроме этой тоски… Потом ушел Конлан, я вернулась домой, и здесь случилась самая удивительная вещь.
— Какая?
— В мою жизнь вошла красивая девушка, она напомнила мне о том, что в мире существует радость. Я поняла, что мой папа был прав, когда говорил, что все пройдет.
— Старая сказка про то, что время лечит раны, верно?
— Я знаю, в твоем возрасте трудно в это поверить, но это так.
— Может быть. Все хотят, чтобы я подумала об усыновлении.
Первой же мыслью Анджи было сказать: «Отдай мне ребенка». Она ненавидела себя за это. Внезапно она вспомнила о детской и своих мечтах. Но справилась с этими чувствами.
— А чего хочешь ты?
— Не знаю. Я не хочу разрушить жизнь Дэвида — мою жизнь, — но не могу просто так отдать своего ребенка. — Она повернулась. — Что мне делать?
— Ах, Лорен.
Анджи обняла ее. Она умолчала о том, что стало ясным: Лорен уже приняла решение.
Глава 11
Весна пришла в Уэст-Энд рано. Вслед за холодной дождливой погодой на побережье вдруг хлынуло тепло. Когда солнце наконец решилось проглянуть сквозь облака, то первыми появились ярко-лиловые крокусы, потом деревья покрылись пышной молодой листвой. По обочинам дорог зацвели желтые нарциссы.
Лорен тоже расцвела. Она прибавила почти семь килограммов. И стала двигаться медленнее. В ресторане ей иногда приходилось останавливаться, чтобы перевести дух. Хождение от стола к столу стало событием олимпийского масштаба.
Что дальше?
Они сидели с Дэвидом на диване, прильнув друг к другу, сплетя пальцы рук. В камине потрескивал огонь.
— Я не знаю, — мягко сказала она. Эти три слова начали омрачать их встречи.
— На прошлой неделе мама снова говорила с адвокатом. Он нашел несколько супружеских пар, которые сгорают от желания его усыновить.
— Не его, Дэвид. Нашего ребенка.
— Я знаю, Ло. — Он высвободился и встал с дивана. — Но какие из нас родители? Если мы не поступим в колледж, то чем будем заниматься? Как мы сможем…
— Ты пойдешь учиться в Стэнфорд. Независимо ни от чего.
— По-твоему, я могу просто так взять и уехать? — спросил он хмуро.
Лорен заглянула в его глаза. Она хотела сказать ему, что все пройдет, что их любовь преодолеет все преграды, но не могла произнести это вслух. К тому же легкие толчки в животе напомнили ей, что они с Дэвидом переживают эту ситуацию совершенно по-разному.
Раздался звонок. Тяжело вздохнув, Лорен пошла открывать. За дверью стоял почтальон Эрни.
— Это вам.
— Спасибо.
Положив почту на стол, она стала бегло просматривать надписи на конвертах. Одно письмо было адресовано ей.
— Это из Университета Южной Калифорнии.
Ее сердце гулко забилось. В безумии последних недель она забыла о своем ходатайстве.
Дэвид подошел к ней. Он был так же взволнован, как она.
— Ты победила, — сказал он.
Распечатав конверт, Лорен увидела слова, о которых всегда мечтала.
— Мне дали стипендию, — прошептала она. — Я даже не думала…
Он обнял ее:
— Помнишь наше первое свидание? После игры в Абердине. Мы сидели на берегу у большого костра. Пока все бегали вокруг, танцевали и пели, ты мне сказала, что когда-нибудь получишь Пулитцеровскую премию. Ты сама не понимаешь, какой ты молодец.
— Что мне делать? — прошептала она.
Его голос звучал нежно:
— Пойти учиться.
Это было правильно — во всяком случае, умом Лорен это понимала. Как она будет растить ребенка, оставшись без образования, без будущего? Она вспомнила о матери, которая весь день стригла волосы, а всю ночь пила, ища любовь в сомнительных местах. Правда пробивалась сквозь ее защитную реакцию, острая, как гвоздь.
— Адвокат нашел для ребенка хороших людей?
— Самых лучших.
— Мы можем с ними встретиться? Можем выбрать сами?
Радость, преобразившая его лицо, снова сделала его похожим на мальчишку, в которого она влюбилась. Он обнял Лорен так крепко, что трудно стало дышать, и целовал, пока у нее не закружилась голова.
— Я люблю тебя, Лорен.
Его восторг немного охладил ее, заставил рассердиться.
— Ты всегда получаешь то, что хочешь?
Его улыбка исчезла.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты все время хотел одного: чтобы я от него избавилась.
— Ты думаешь, что я хочу погубить свое будущее?
— А я хочу? Ты негодяй. — Она оттолкнула его.
При этих словах он побледнел у нее на глазах.
Наконец он приблизился к ней:
— Прости меня. Пожалуйста.
— Это губит наши отношения.
Он взял ее за руку и подвел к дивану.
— Давай не будем ссориться, не будем больше об этом говорить, — сказал он тихо. — Совсем.
Анджи вышла из машины и захлопнула дверцу.
Складской отсек был прямо перед ней.
Длинное приземистое здание, одно из двенадцати. На воротах надпись: «Склад А-1». Вставив ключ в скважину, она открыла замок. Дверь с лязгом распахнулась, и Анджи щелкнула выключателем, осветив груду коробок и мебель, обернутую тканью.
Здесь хранились остатки ее семейной жизни. Кровать, на которой они с Конланом спали столько лет. Письменный стол, которым он пользовался, учась в аспирантуре, и от которого потом отказался. Раскладной диван, купленный потому, что на нем могла лежать и смотреть телевизор целая семья.
Но Анджи пришла сюда не ради того, чтобы предаваться воспоминаниям. Она пришла сюда ради Лорен.
Она раздвигала коробки, пробираясь к самому центру. Наконец нашла то, что искала. Три коробки с надписью «детская».
Она опустилась на колени на холодный бетонный пол и открыла одну коробку. На розовом постельном белье лежала лампа с Винни-Пухом.
Анджи знала, какие чувства испытает, глядя на эти предметы, выбранные с такой любовью, но так и не пригодившиеся. То были как бы кусочки ее души, потерянные по пути, но не забытые.
Она взяла крохотный белый сверток и поднесла к лицу. И вместо запаха детской присыпки или шампуня «Джонсонс» ощутила только запах картона.
Ничего удивительного. Ни один ребенок никогда не носил этих одежек, никогда не просыпался при свете, струящемся из корзинки с медом, которую нес Винни-Пух.
