Маша Царева - Блондинки предпочитают джентльменов, или Глупа, одинока, опасна
– Уже было два звонка, мы опоздаем. Сашенька, пойдемте в зал.
* * *А все-таки не зря говорят, что жизнь полосатая. За черной полосой непременно следует светлая. Когда мы наконец покинули концертный зал, я чувствовала себя счастливой и свободной. Хотелось смеяться, топать по лужам, строить страшные рожи прохожим. Наверное, так чувствуют себя только дети накануне летних каникул. Ну и, может быть, те, кого только что выпустили из тюрьмы.
И Георгий как-то преобразился. Взял меня под руку, время от времени шутливо подталкивал в бок и даже купил мне эскимо в ларьке – я сочла этот импульс очень даже романтичным.
– Саша, вы просто удивительная девушка, – сказал он, затормозив машину возле моего подъезда.
– И чем это я вас так удивила? – кокетливо поинтересовалась я.
– Вы красивы, остроумны, вам идет красный цвет. И белый тоже. Но самое главное… Сегодня я посмотрел на вас другими глазами. Вы были такой красивой на концерте. И вы… так тонко чувствуете музыку. Я понял, что вы очень глубокий и сложный человек.
Я опустила глаза, признаться, мне даже как-то неловко стало. И немного стыдно – как будто бы я присвоила чужие достижения. Ведь я же ему соврала. Разве хорошо, когда отношения начинаются с пусть и небольшой, но все-таки лжи? Может быть, стоит признаться, что к классической музыке я более чем равнодушна? Но тогда он во мне разочаруется, и ничего у нас не получится. С другой стороны, у нас и так вряд ли что-то выйдет, если ему вздумается еще раз пригласить меня на подобный концерт. Второго такого похода мои нервы не выдержат.
– Вы тоже… тонко чувствуете музыку, – осторожно сказала я.
– Я-то? – усмехнулся Волгин. – Саша, я должен вам кое в чем признаться. Боюсь, вас это шокирует.
– Что такое? – перепугалась я. – Вы носите женское нижнее белье?
– Что вы, нет, – рассмеялся он.
– Все остальное меня, пожалуй, не шокирует.
– Саша, на самом деле я терпеть не могу классическую музыку, – глядя в противоположное автомобильное окно, сказал он.
– Что?! – Я ушам своим не поверила.
– Понимаю, что для вас это болезненный удар. Простите, если можете.
– Я… Конечно, прощаю, но… Даже не знаю, что сказать…
– Знаю. Я виноват, – вздохнул Георгий, – чувствую себя подлецом. Эти билеты всучил мне бывший одноклассник на встрече выпускников. Я и брать-то их не хотел, но он сказал, что обидится. Я не знал, кого позвать, но потом встретил в баре вас. И решил, что вы разделите мои взгляды на классическую музыку и вместе с вами мы сможем… повеселиться на концерте.
– Повеселиться? – приподняла брови я.
– Для вас это, наверное, звучит кощунственно. Но я думал, что мы будем обсуждать личную жизнь музыкантов и считать лысины в партере. Но потом я посмотрел на вас и увидел в ваших глазах слезы…
«Ну конечно, я готова была разреветься от досады, что концерт все не кончается!» – подумала я.
– Вы, наверное, самая умная из всех моих знакомых женщин.
Ну, это он палку перегнул, хотя услышать такое о себе, бесспорно, приятно. Скорее, я самая изворотливая.
– И еще кое-что. В антракте я хотел предложить вам уйти, но тут вы начали так тонко рассуждать о Моцарте, что я… Я просто не знал, что и ответить. Мне хотелось произвести на вас впечатление, но ничего не лезло в голову… Кроме каких-то глупых шуточек о Сальери!
Я накрыла его руку своей.
В тот момент, в тот самый момент я и поняла, что, кажется, влюблена в Георгия Волгина.
ГЛАВА 8
Прошла неделя. И снова мы обедали за разными столиками кафе, и снова он вежливо кивал мне издалека, вместо того чтобы подойти и по-свойски меня облобызать. И он мне больше не звонил. Если честно, мне было немного обидно. Почему-то мне казалось, что совместный поход на скучный концерт сблизил нас до состояния почти родственных душ. Но, увы, я ошиблась. Даже в тот волшебный вечер, прошедший под знаком Сальери, он и не подумал, как подобает влюбленному мужчине, поцеловать меня на прощание или ненавязчиво напроситься на бокал вина. Нет, он просто поцеловал мою руку и сказал: «Спасибо за чудесный вечер, увидимся на работе». И все. Все?
Неужели это и в самом деле все?
Только одно событие заставило меня немного отвлечься от мыслей об этом странном служебном романе.
Из Лос-Анджелеса вернулась Лека. Все это время я старалась не думать ни о ней самой, ни о том, кто являлся причиной ее великолепного настроения.
Выглядела она настолько хорошо, насколько в принципе может быть красивой такая особа, как Лека Спиридонова. Ровный шоколадный загар скрыл изъяны ее кожи, она немного похудела и как-то по-новому накрасила глаза. На ней были обрезанные чуть ниже колена светлые джинсы и широкая футболка с надписью «Голливуд». Она была похожа на иностранку.
– Кашеварова! – Она бросилась ко мне с такой радостью, как будто бы мы были родными сестрами, встретившимися после долгой разлуки.
– Привет, – я заставила себя улыбнуться и поцеловала ее в деликатно напудренную щеку.
Не нравилось мне все это, кто бы знал, как не нравилось. Почему-то было больно смотреть на Леку, такую оживленную и хорошенькую. Мне хотелось спросить ее о самом главном, но я мужественно сдерживалась. Интересно, Эдик так и не рассказал ей обо мне? Наверное, нет, иначе с чего бы ей так радоваться… С другой стороны, может быть, ей велено передать мне некую новость – например, о том, что Эдуард предлагает мне все-таки присоединиться к его голливудской идиллии?
– Ну, как Калифорния? – осторожно начала я.
Лека, словно ожидавшая этого вопроса, разразилась пятнадцатиминутным монологом о шикарном калифорнийском климате, высоченных пальмах, теплом океане и белоснежных пляжах, роскошных барах и шокирующей концентрации безупречно красивых людей на квадратный метр.
– Там столько моделей, столько! – взахлеб рассказывала она. – И официантки, и девушки на заправках, и горничные! Со всего мира туда съезжаются красавицы, и все они мечтают стать знаменитыми актрисами! Представляешь, а в магазине я видела Дениз Ричардс! Она ослепительная!
– Я бы тоже была ослепительной, будь у меня столько денег. Ну а как твои интервью?
– Потрясающе!
Лека принялась рассказывать о том, каким обаятельным оказался один из ее героев – кинопродюсер. А я подумала о том, что почему-то меня раздражает ее манера многословно восхищаться всем, с чем ей приходится сталкиваться. Хотя, наверное, Леке можно только позавидовать. Наверное, я бы тоже не отказалась обладать таким легким характером и относиться к людям с таким беззлобным юмором. Когда-то и я была такой. Беда в том, что чем старше я становлюсь, тем более циничный колорит приобретает и мой юмор, и я сама. Я подозрительнее отношусь к людям, особенно к мужчинам, и никогда не стану петь дифирамбы какому-то полузнакомому продюсеру, потому что в глубине души буду уверена в том, что он – один из представителей многочисленного племени обманщиков и что от него настрадался не один десяток ни в чем не повинных дам.
