Светлана Полякова - Храни меня, любовь
— Почему? — спросила она, просто чтобы что-то спросить — врачам она и сама не верила, после смерти отца.
— Потому что они иногда перестраховываются.
Она хотела закричать: так нельзя, я же испугалась, и мама… Но подумала, что это выйдет глупо, по-детски, и удержалась.
— Надо просто найти хорошего детского пульмонолога и показать малыша ему, — сказал он. — Я попытаюсь что-нибудь придумать. В конце концов, наверняка у моих знакомых есть кто-нибудь…
Она даже не знала, за что она больше благодарна — за то, что он принимает такое участие в судьбе ее сына, или — за то, что сказанная только что фраза обещала продолжение их знакомства. Робко подняла глаза и зажмурилась — таким ослепительным и добрым показался ей его взгляд.
Он тихо засмеялся:
— Вы — сами еще такой ребенок, Топя…
Она хотела сказать ему, что вовсе нет, но почему-то ей на самом деле захотелось быть ребенком, и рядом с ним она могла себе это позволить — быть ребенком…
И засмеялась.
— Кстати, мы уже второй час бродим вокруг вашего дома…
Она и не заметила. А сейчас испугалась — ей казалось, что прошли несколько мгновений — они вышли из храма, и он предложил ее проводить, неужели — уже так долго? И покраснела мучительно — снова ее фантазии, она же наверняка отвлекает его дурацкими своими историями от важных дел.
— Простите, — едва слышно прошептала она.
— За что? — рассмеялся он.
— За то, что я вас… — Она судорожно вздохнула-всхлипнула и, окончательно смутившись, добавила: — Отвлекаю…
— Вы? Меня? — Он снова рассмеялся. — А мне кажется, это я вас отвлекаю…
Он остановился и взял ее руки в свои — крепко и на сей раз совсем не случайно.
— Я… Мы уже будто сто лет знакомы, правда?
— Правда, — едва слышно повторила она кротким эхом.
— Давайте уж на «ты», а то мне все время кажется, что из-за этого холодного «вы» все закончится быстро и неминуемо.
«Как смерть», — подумала Тоня.
— Давай… те, — кивнула она.
И окончательно смутилась. «Веду я себя глупо», — рассердилась она на себя. Даже глаза поднять боится… Девочка-школьница.
А поднять глаза она все-таки не рискнула, вспоминая свое ослепление несколько мгновений назад.
Он же стоял, не выпуская ее ладошки, и смотрел на нее — она почему-то догадалась, что он улыбается.
— А «те» — это что? — поинтересовался он. — Приставка такая? Или слово?
Она не удержалась и хихикнула. «Ну в самом деле, — укоризненно подумала она, — и ведешь ты себя, Тоня, как маленькая и глупейшая девица…»
— Давай, — поправилась она.
— Что давай? — переспросил он.
Она все-таки подняла глаза — он смеялся, и так у него это получалось — славно и мягко, и еще она вдруг поняла, что он тоже сейчас ведет себя как мальчишка, точно они оба впали в детство, забывая, что уже взрослые, и им хорошо… И ничего в этом нет постыдного или смешного, все нормально…
В конце концов, на них смотрит только луна да темное небо над ними, а больше ведь никто и не видит…
«Ну разве что Шерри из окна», — подумала Тоня и испугалась — она же про все забыла сейчас, и про Пашку своего, и про маму, и про бедную Шерри… Разве ей может быть так хорошо? Разве она имеет на это право?
И эта мысль была как удар кнута… Точно она только что парила на мягком, теплом облаке высоко-высоко в небе, а потом явилась Реальность с кнутом, и теперь она, Тоня, летит на землю, зная, что удар от соприкосновения с твердой земной поверхностью неминуем.
Хоть закрывай голову, хоть не закрывай…
Он угадал перемену ее настроения — улыбка исчезла, а глаза стали как у собаки, которую сейчас выгонит любимый хозяин.
— Что-то случилось?
— Нет, — помотала она головой. — Просто…
« Просто я не имею права на счастье», — хотелось признаться ей, как признаются в тяжком грехе.
— Просто мне пора, — вздохнула она.
— Но еще рано, — возразил он. — Еще очень рано… Тебя кто-нибудь ждет?
— Да, — тихо сказала она.
И испугалась, что он подумает, будто ее ждет какой-нибудь муж или любовник, тут же добавила:
— Шерри… Моя подруга. Она там одна…
Она даже рассказала ему про Шерри, совсем немного, но он почему-то стоял нахмурившись.
«Он же думает, что я просто хочу от него избавиться», — догадалась Тоня. И рассмеялась, снова позволив себе несколько мгновений счастья…
— Знаешь что? — предложила она, уже не в силах сопротивляться этому странному чувству радости внутри. — Давай поднимемся… Я сварю тебе кофе. Может, еще осталось вино — мы ведь на брудершафт не выпили… А ты познакомишься с Шерри. Она славная, ты сам увидишь.
«В конце концов, завтра ведь все вернется на круги своя, — подумала Тоня, когда они уже вошли в подъезд. — Все вернется. А сегодня просто такой день… День утешения. Назовем его так… Если с человеком случаются одни неприятности, имеет же он право на один-единственный утешительный день?»
Шерри так летела домой, точно на крыльях, так торопилась рассказать Тоне обо всем — и расстояние преодолела, не заметив даже, и по лестнице взлетела как птица, только вот Тони дома не оказалось…
Шерри долго звонила, потом открыла дверь ключом, предусмотрительно выданным ей хозяйкой квартиры. Сначала она хотела позвонить Тониной маме, подумав, что Тоня еще там, но остановила себя — ни к чему это, вдруг Тоня уже ушла и мать волноваться за нее будет. Шерри и сама стала волноваться, но успокоилась мгновенно — Тоня, в конце концов, взрослая девушка. Мало ли какие у нее могут быть дела?
Чтобы не скучать, Шерри включила телевизор, посидела немного, тупо наблюдая, как Розита целуется с Педро, и почему-то ей впервые стало скучно наблюдать за ними. А ее жизнь показалась ей куда интереснее бразильского сериала. И этот Андрей с маленькой дочкой, и то, как Шерри им медведицу добывала — ах, Шерри и сейчас улыбнулась и прикрыла глаза, так здорово было ей вспоминать все это! И в осеннем воздухе вдруг отчетливо запахло весенней свежестью, такими милыми были эти воспоминания…
Она переключилась на другой канал, там шли местные новости. Показывали школьников, и серьезная девчушка, чем-то похожая на Анечку, рассказывала, что у них сейчас в школе проходит неделя Добра. Шерри почему-то стало еще веселее — потому что, сама того не зная, она тоже в эту неделю Добра включилась, и надо было продолжать.
Она поднялась, потянулась и принялась за «продолжение добрых дел». Сначала она убралась в квартире — чисто-чисто, сама даже удивилась, что получилось все так замечательно. Потом приготовила ужин, с надеждой, что к завершающему моменту появится и Тоня. И за ужином Шерри ей все расскажет. И как ей руку поцеловали, и про мишку, и про неделю Добра. Подумав, она достала бутылку кагора, стоящую в холодильнике, и красиво сервировала стол.
