Ева Модиньяни - Женщины его жизни
– В один прекрасный день Санни станет правителем Бурхваны. Он должен знать технику, изучить законы и культуру белых. А главное, он должен научиться от них обороняться. И тебе все это отлично известно.
– Ему же только восемь, – умоляюще произнесла Маари.
– Время летит быстро, – заметил Бруно, сам в эту минуту чувствуя себя старше своих лет. – Князь Асквинда болен.
– Но ведь есть ты, – возразила принцесса с гордостью в голосе. – Если бы не ты, белые уже отняли бы у нас наши алмазы.
– Очень скоро наступит день, когда Санни придется взять ответственность на себя, – твердо сказал он. – В этот день ему придется многое понять. Я хотел бы, чтобы все прошло наилучшим образом, а для этого наш сын должен скоро начать учиться.
– Все будет так, как ты хочешь, – сдалась Маари.
Бруно обнял жену, стараясь вселить в нее свою уверенность и развеять терзающие ее страхи. Ветер утих, вокруг царила тишина. Даже пламя костров казалось застывшим, как на гигантской картине, воины свиты молчали. Безмолвие ночи вдруг воскресило для Бруно мгновения, уже прожитые однажды: он ощутил витавший в воздухе зловещий запах смерти. Он чувствовал себя беспомощным и слабым, как человек, мучимый кошмаром, только ему не суждено было проснуться и стереть из памяти ужасное предчувствие. Запах смерти он чуял наяву.
Такой же запах и то же предчувствие охватили и сковали его в детстве, на тропинке посреди залитой солнцем долины у подножия Пьяцца-Армерины, в самом сердце Сицилии, когда он с ужасом, не в силах ничего сделать, наблюдал смерть своего деда, барона Джузеппе Сайевы ди Монреале.
Бруно видел, как убили его деда посреди заросшего клевером поля. Поднялся легкий ветерок и разнес вокруг запах смерти.
С тех пор этот запах остался у него в памяти и в сердце, и вот теперь он вновь слышал его под бездонным африканским небом, в неподвижном воздухе, во внезапно наступившей тишине, остановившей, казалось, даже мерцание звезд.
Повинуясь животному инстинкту, Маари вдруг нашла в себе силы заставить его повернуться кругом. Бруно услышал шорох и едва различимый звук легкого удара, затем почувствовал, как тело принцессы безвольно обмякло в его руках и медленно сползло на землю: ее тонкую шейку прошила пуля. В это же мгновение вновь поднялся легкий ночной ветерок, обвевая тело прекрасной женщины, лежавшей на траве под баобабом в луже горячей крови. Ее губы еще хранили улыбку, но янтарные глаза уже не отражали света звезд.
Бруно опустился на колени и нежно поцеловал то, что осталось от самой прекрасной мечты его жизни. Одиночная пуля, вылетевшая из леса, выпущенная из ружья с глушителем, предназначалась ему, Бруно Брайану Сайеве ди Монреале, наследнику несметных сокровищ Бурхваны.
* * *Тело убийцы было распростерто на опушке леса, вокруг стояли охотники-бушмены, обнаружившие его укрытие перед рассветом. Гром тамтамов, не умолкавший всю ночь, разносил вести надежнее телеграфных проводов.
Барон взглянул на израненного, истекающего кровью пленника: всем своим видом он напоминал большую морскую черепаху. Когда его положили на носилки, он стал бормотать какие-то бессвязные слова:
– Моя маленькая Йоганна… бесподобная… нежная… Прощай, милая Йоганна…
Бруно решил, что слышит бред раненого человека, на самом же деле это были отзвуки его последних мыслей. Весь ход его действий был восстановлен: он проник через границу со стороны Лесото, там, где располагалось голое высокогорное плато, приехал он на «Ровере», взятом напрокат в Дурбане. Африканский следопыт, послуживший ему проводником, был мертв. Судя по документам, он был фоторепортером, но найденный у него прибор ночного видения с сорокакратным разрешением не предназначался для «Никона» или лейки, а был навинчен на карабин марки «ремингтон», модель 700-БДЛ, двадцать второго калибра, из которого вылетела пуля с мягким наконечником, сразившая прекрасную Маари.
Паспорт убийцы был выдан на имя Петера Миллера: это был фальшивый паспорт на вымышленное имя, речь шла о профессиональном наемном убийце, привыкшем убивать по контракту, не спрашивая, кого и за что.
При нем не было найдено ничего такого, что могло бы помочь Бруно установить его личность. Он был настоящим профессионалом и хорошо продумал план возвращения туда, откуда пришел. Возможно, ему бы это удалось, если бы не бушмены, традиционно считающиеся лучшими охотниками во всей Африке.
Только с его собственных слов можно было больше узнать о нем. Но насколько больше? Раненый метался в бреду.
– Прекрасная… нежная… страстная… Йоганна, – на его изуродованном и окровавленном лице появилось выражение глубокой тоски.
Подошедший врач склонился над носилками, чтобы осмотреть его.
– Он умирает, – сказал доктор, обернувшись к Бруно.
Жизнь покидала Йоганна Кофлера, и в последние мгновения перед его глазами возникло во всем своем великолепии дорогое сердцу видение: влажная духота теплицы, многоцветье и благоухание сада, созданного силой его воображения и трудом его рук. Мысль о человеческих жизнях, оборванных его же руками, даже сейчас, когда его собственная жизнь трепетала на пороге небытия, не вызывала у него угрызений совести или чувства вины.
Жертва, попавшая в рамку видоискателя, прикрепленного к стволу карабина, представлялась его сознанию чем-то совершенно незначительным; он промахнулся и теперь расплачивался за это жизнью.
Его последняя мысль была отдана розе, носившей его имя: ей суждено было жить вечно.
– Йоганна… – Слеза сверкнула в уже угасших глазах.
– Он мертв, – сказал врач.
– Унесите его, – приказал Бруно, оглушенный горем.
* * *Тело прекрасной Маари, обмытое и умащенное благовониями, убранное в царские одеяния, лежало на брачном ложе из плетеного тростника. Через открытое окно доносились звуки поминальной песни туземцев. Заунывный мотив, усиленный гулом тамтамов, надрывал душу.
– Спи, прекрасная принцесса, – говорили слова песни, – мы пойдем на охоту в твою честь, из великой лунной долины мы принесем тебе богатую добычу и цветы, и плоды, да не угаснет твоя улыбка, освещая нам путь в ночи.
Бруно склонился над ней и коснулся ее губ прощальным поцелуем. Его серо-стальные глаза не пролили ни единой слезы.
Санни сжимал руку Асквинды, выглядевшего как никогда постаревшим и печальным.
Бруно поднял на руки мальчика. У него были серые глаза отца и янтарная кожа Маари. Он был высок ростом для своих лет и худ, но физически очень крепок.
– Поцелуй маму, – сказал Бруно.
Санни, оцепеневший от горя, поцеловал ее без единого слова жалобы. Он был маленьким воином племени бушвинда и знал, что жизнь и смерть идут рука об руку.
