Джессика Соренсен - Секрет Эллы и Миши
— Может она тоже.
— Она?
Я ненавидела, когда он был прав. — Хотя нет, ее родители довольно обеспеченные.
Он смотрел на меня с этим глупым высокомерным выражением лица, которое всегда было у него, когда я признавала, что он прав. — Вот видишь.
— Она милая, — возражаю я, — и не задает мне кучу вопросов.
— Может показаться, что ты пытаешься держать все в себе, — сказал он, засовывая одеяло в коробку. — Но это не правильно. Ты должна найти того, кому сможешь довериться. Иначе ты просто сорвешься.
Мои глаза устремились к окну, из которого виден угол дома Миши. — Думаю, я уже сделала это.
У Дина на лбу появились складки, пока он бросал медиатор от гитары в чемодан. — Сорвалась? Или поговорила с кем-то об этом?
— И то, и другое, — произнесла я и пошла к двери. — Так, когда ты уезжаешь обратно в Чикаго?
— Надеюсь, сегодня вечером. Не в обиду тебе, но это место навевает на меня слишком много неприятных воспоминаний.
— Постарайся попрощаться прежде, чем уедешь.
Он не отвечает, а я и не жду ответа. Наверное, это самый долгий разговор, который у нас когда-либо был. У меня создалось впечатление, что он может стать нашим последним разговором еще на очень долгое время.
ГЛАВА 12
Миша
— Чувак, ты опять витаешь где-то в облаках? — спросил Итан, а уже через секунду жирная тряпка полетела мне прямо в лицо.
Я довольно сильно зашвыриваю ее обратно в него. — Ты начинаешь раздражать меня всем этим дерьмом.
Итан наигранно расширяет глаза. — Да ладно, мужик. Ты какой-то рассеянный последние два дня. — Он засовывает голову обратно под капот. — И я не собираюсь говорить почему.
— Вот и хорошо, потому что я не хочу это слышать. — Я обошел свою машину сзади и уставился на инструменты, висевшие на стене в гараже. Взяв ржавый ящик для инструментов - одна из немногих вещей, которые оставил мой отец - я выбросил его в мусорный бак. Он снова звонил этим утром, прося по автоответчику мою маму или меня ответить.
Итан поднял голову вверх и уставился на мусорный бак. — Не хочешь объяснить, что это было?
— Нет. — Я взял гаечный ключ и начал работать над машиной.
Мы работали над ней уже довольно длительное время, но сейчас стало очень жарко, и с каждой секундой я все больше злился на отца. Наконец, не выдержав, я отодвинулся и бросил ключ на бетон. На этот раз Итан не стал задавать вопросы.
— Нужно устроить сегодня вечеринку, — объявляю я, не в состоянии усидеть на месте. — Такую же грандиозную, как и та, что была в день нашего выпускного.
— Ты действительно хочешь пережить эту ночь? — Итан выбрался из-под капота. — Потому что я не уверен, что смогу.
Я вышел на солнечный свет, решив освободить свой мозг от всякой фигни. — Если ты что-то не можешь вспомнить, то оно и не причиняет тебе боль, верно?
— Не думаю, что ты хочешь этого. — Итан встал рядом со мной, и мы стали смотреть вниз на дорогу, где старик толкал тележку из магазина. — В моей жизни есть много моментов, которые я хотел бы вспомнить. Я отдал бы все на свете, чтобы вспомнить, но не могу. Я потерял целый год своей жизни. Лучше оставаться в пределах полу-ясной головы. Кроме того, это совсем на тебя не похоже. В чем дело?
— Ни в чем, — вздохнул я, засунув пальцы рук в волосы, — просто мысли вслух.
Итан вернулся в гараж, и снова начал работать над двигателем. Примерно на втором курсе, он начал тусоваться с ребятами, у которых были поистине ужасные взгляды на жизнь. Они любили сидеть без дела и получали высокие баллы, только благодаря своей харизме. Когда Итан связался с ними, то буквально в течение месяца забросил учебу и попал в какую-то серьезную передрягу.
Через год он принял верное решение и обратился за помощью. Он очистил свою жизнь, порвал с вредными привычками и стал работать до чертиков, чтобы нагнать все в школе. Он отставал на год, но в итоге ему удалось закончить в один год с нами. Взглянув на него, вы бы об этом даже не догадались.
Боковая дверь дома Эллы распахнулась, и вышла Лила. Она выглядела расстроенной, но не так сильно, как прошлой ночью. Она посмотрела на подъездную дорожку, ведущую к дому через улицу, где очень громко во дворе играли в футбол. Ее глаза бродят по моему дому и расширяются, когда она замечает, что я наблюдаю за ней.
Она осторожно спускается с верхней ступеньки. — Привет, Миша.
— В чем дело? — спросил я, выставляя подбородок вперед. — Элла уже встала?
Защищая свои голубые глаза от солнца, она посмотрела на окно Эллы. — Да, сказала, что выйдет через секунду. Просто разговаривает с братом.
— Он ведь не был придурком, да?
— Не знаю, что представляет собой брат-придурок, так как у меня его никогда не было, —улыбка растянулась на ее губах.
Я подошел к забору, подтягивая джинсы, которые спадали слишком низко на бедра. — Там слышны были крики?
Лила качает головой и встречает меня у забора, вытягивая прядь своих светлых волос изо рта. —А Элла сильно кричит?
Я положил руки на верхнюю часть забора. — Зависит от того, о какой Элле мы сейчас говорим?
Ее лицо опустилось. — Как я могу знать ее восемь долбанных месяцев и в это же время совсем ничего не знать о ней. Это ведь должно что-то говорить обо мне, да?
Я почувствовал себя не в своей тарелке из-за ее слов. — Думаю, Элла просто сделала своей миссией спрятать от тебя то, кем она является на самом деле, и поверь, в этом нет твоей вины.
Она смотрит на меня подозрительным взглядом. — Честно, мне кажется, что она такая со всеми, кроме тебя.
— Мы знаем друг друга уже целую вечность, — сказал я. — У нас неплохие отношения.
Ее голубые глаза заблестели озорством. — Так вот почему ты разбудил ее чувства тогда в машине?
— У меня такое ощущение, будто ты нарываешься, — сказал я. Эта девушка нравилась мне все больше и больше.
— Все может быть. — Она перегнулась через забор, чтобы получше рассмотреть мой гараж. — Это Итан там ковыряется?
Я отошел на шаг, чтобы она могла лучше рассмотреть гараж. — Да, он возится с машиной.
— Думаю, что пойду и помогу ему немного, — ухмылка растянулась на ее лице. Она перепрыгнула через забор, завизжав, когда ее туфля за него зацепилась. Стараясь не смеяться над ней, я отцепил ее туфлю, и Лила пошла в гараж, удивив тем самым Итана.
Дверь дома Эллы открылась, и мое внимание сфокусировалось на девушке, которая вышла на солнечный свет. Элла надела узкое темно-фиолетовое платье и высокие по колено ботинки на шнуровке, но ее волосы были аккуратно завиты. Этакий своеобразный микс ее старого и нового образа. Выражение ее лица не изменилось, пока она переходила через дорогу, но в глазах читался такой странный взгляд, словно она была напугана и одновременно взволнована.