Возлюбленная для чемпиона (СИ) - Кужель Маша

Никита вопросительно вскидывает бровь, и я киваю, заверяя его, что ей здесь очень рады.

Я откидываю назад ее волосы и наклоняю ее лицо к себе. Слезы, катящиеся по ее щекам, касаются моих щек и причиняют почти такую же боль, как вчерашние новости от Кирилла.

— Давай пойдем куда-нибудь, где мы сможем поговорить наедине.

Я целую ее в макушку.

— Ты можешь полностью довериться мне. Пойдем.

Я беру Аню за руку и веду в свой номер.

— Ты знаешь, что папа умирает?

Дверь захлопывается за мной со зловещим стуком. Аня пристально смотрит мне в лицо, когда я киваю. Я не был дома уже много лет, но завтра, когда моя команда отправится обратно в Москву, я останусь тут и поеду к Нестеровым. Я должен увидеть Федора в последний раз.

— Кирилл звонил. Он еле разговаривал.

— Понятно.

— Иди сюда.

Она не двигается, не бросается ко мне на грудь, как это было только что в коридоре.

Как будто теперь, когда мы здесь, когда мы одни, она сомневается в своем решении прийти ко мне, а я не могу этого допустить. Я подхожу ближе и притягиваю ее к себе. Ее руки по-прежнему сложены на груди, но я глажу ее волосы, ее спину.

— Мне так жаль, — говорю я. — Это несправедливо.

Я сожалею. У меня болит душа. Федор Нестеров был самым близким человеком, заменившим мне отца.

Аня сдается, опускает руки и обхватывает меня. Слезы градом льются из ее глаз, она дрожит в моих объятиях, трясется и прижимается ко мне.

Я не знаю, сколько времени мы простояли так — в моем гостиничном номере. Мои руки обхватывают ее, ее слезы пропитывают мою рубашку. Вдруг она отстраняется, делает глубокий вдох и поднимает подбородок.

Я вглядываюсь в ее лицо — в эти глубокие шоколадные глаза, о которых я мечтал столько ночей, в эти сладкие розовые губы... Она тоже рассматривает меня, и я задаюсь вопросом, скучала ли она по мне так же сильно, как я по ней.

— Мне, наверное, пора. Твоя жена...

Я наклоняю голову в сторону, ожидая, что она закончит фразу. Но она молчит. Тогда я говорю:

— Розе, возможно, не понравится, что ты здесь, но, поскольку она сейчас живет с каким-то известным актером, у нее не так много времени для общения со мной.

Аня морщится и отводит взгляд.

— Ты уже знала.

Она пожимает плечами.

— Я стараюсь не обращать внимания на сплетни о знаменитостях. Я не верю большинству из того, что они говорят.

И правильно. С того момента, как я стал более-менее известен, обо мне писали всякое неправдоподобное дерьмо. Существует множество домыслов по поводу нашего недавнего расставания, и большинство из них сводится к тому, что я холодный, неверный, тупой осел или все вышеперечисленное, вместе взятое. Никто и близко не подошел к истине.

Что я женился на ней, потому что она была беременна моим сыном, а мы никогда по-настоящему не любили друг друга. Или что быть женатым на человеке, который тебя не любит, не очень-то и весело, — чувство, знакомое мне не хуже, чем Розе.

— Мы разошлись.

Я пожимаю плечами, как будто это пустяк. Как будто я не потратил годы, жертвуя всем, чтобы дать своему сыну семью, которую я хотел для него, только для того, чтобы увидеть, как она все равно разваливается.

— Мне жаль, Илья, — она выглядит подавленно. — Как твой сын? Тема, правильно?

Я киваю.

— Он замечательный. Болтает без умолку, все время поет. Но он очень сильно похудел в последнее время. Сначала все говорили, что это нормально, — я качаю головой. — Во вторник у Темы прием у врача. Я очень надеюсь, что все в порядке.

— Хорошо. Всегда лучше провериться, — она переступает с ноги на ногу. — Уверена, ты замечательный отец.

— Я стараюсь. Большую часть этого искусства мне приходится постигать на ходу.

— Как девушка, которую вырастил замечательный отец, я должна сказать, что ты хорош, — новые слезы льются по ее щекам, а меня снова разрывает на части.

Я глажу ее щеку. Она подходит ко мне еще ближе.

— Я рад, что ты здесь, — Черт, как же я по ней скучал. — Мне очень жаль, что я так поступил, когда узнал о беременности. Я пытался помочь Розе оставаться трезвой и вообще сходил с ума от мысли, что стану отцом. И...

Она прижимает палец к моим губам.

— Не сегодня, хорошо? Я не хочу говорить об этом сегодня.

Верно. Нам и так есть о чем поговорить.

Я киваю, но она не убирает палец. Вместо этого она нажимает на него, пока кончик не оказывается у меня во рту, почти между зубами. Я касаюсь его языком, и ее глаза темнеют о желания.

Я не знаю, сколько времени мы так стоим: ее большой палец между моими зубами, ее лицо в моих руках, наши тела находятся так близко, что я чувствую запах ее шампуня. Я даже не дышал, пока она не отступила назад. Она кусает свою нижнюю губу и начинает расстегивать пуговицы на рубашке, спуская ее с плеч.

У меня пересохло во рту при виде ее гладкой светлой кожи, ее груди, обтянутой простым белым бюстгальтером. Я слежу, как ее руки расстегивают ширинку на джинсах и спускают их вниз по бедрам.

Я столько раз облажался, когда дело касалось Ани; а сегодня она пришла ко мне расстроенная, убитая горем. Может быть, правильнее всего сказать ей, чтобы она не снимала одежду? Может быть, если я позволю ей раздеться, мы с ней зайдем за непозволительную черту? Но я был готов принять любой ярлык, любой удар по своему характеру и самолюбию, если это означало, что я смогу прикоснуться к ней.

Глава 54

Илья

Она окончательно скидывает свои джинсы, и я не могу оторвать от нее глаз. Мне нравится, что лифчик у нее простой, девичий; нравится, что трусики у нее не в тон, а ярко-розовые. Они высоко сидят на бедрах и едва прикрывают ее попку. Мне нравится, все в ней. Она не надела свой самый сексуальный комплект белья и не пришла сюда, чтобы соблазнить меня. Она просто надела то, в чем ей комфортно. Но кого я обманываю? Она могла бы надеть панталоны и пояс целомудрия, и я уверен, что все равно был бы счастлив, глядя, как она раздевается для меня.

Однако я не могу не заметить изменений. Я запомнил ее тело в Париже и знал каждый ее сантиметр. Она похудела. Даже слишком. Я хочу спросить, все ли с ней в порядке, не болеет ли она — Кирилл ничего не говорил об этом, но, черт возьми, она ужасно похудела, — однако я не делаю этого. Она всегда так стеснялась своей внешности, и я не хочу, чтобы она думала, что некрасива, когда у меня перехватывает дыхание при малейшем взгляде на нее.

— Скажи что-нибудь, — шепчет она, и я понимаю, что просто разглядываю ее, пытаясь зафиксировать каждое изменение ее тела, пока ее руки трясутся по бокам.

— Ты прекрасна.

Разве можно сказать что-то еще?

Я хочу тебя. Ты мне нужна. Я чертовски скучал по тебе.

Она смотрит вниз и шепчет.

— Так лучше, да?

У меня в животе все завязывается узлом. Мне не нравится, что она никогда не видит себя такой, какой вижу ее я.

— Ты всегда была красивой. Я уже говорил тебе об этом раньше.

Она выдыхает.

— Я никогда не буду похожа на твою Розу Димову.

Эти слова — как удар по яйцам. Они напоминают мне о том, что решения, которые я принимал, отнимали у этой женщины возможность быть уверенной в себе.

— Я рад этому.

Имя моей бывшей жены зависает между нами, напоминая о моих поступках.

— Аня...

Она грустно улыбается и поворачивается ко мне спиной, направляясь к кровати.

Я закрываю глаза. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Я знаю, почему она сейчас здесь — я понимаю, чего именно она хочет от меня. И я тоже этого хочу — черт возьми, как же я этого хочу. Я хочу дать ей то, ради чего она пришла сюда сегодня: я хочу обеспечить ей поддержку, в которой она нуждается.

Но в моей жизни сейчас полный бардак, и я был не вправе втянуть еще и ее в это. Роза, может, и съехала, но наши жизни все еще были переплетены. Я должен разобраться со всем своим дерьмом, чтобы дать Ане нечто большее, чем просто еще одну ночь удовольствия.