Эффект разорвавшейся бомбы (ЛП) - Соренсен Карла

Я поджал губы.

— Если только у нас не будет игры в понедельник вечером. Тогда ты сама по себе.

— Я прекрасно справлюсь с этим, — промурлыкала она.

Теперь я действительно рассмеялся.

— Ты опасна, Александра Саттон.

Ее лицо стало неожиданно серьезным.

— Не для тебя.

Особенно для меня, подумал я. Но надежно спрятал это в своей голове.

— Игровые вечера, — повторила она.

— Если только у меня не сотрясение мозга или не сломана конечность, — поправился я.

Ее губы изогнулись.

— Я могла бы быть нежной.

Я поднял палец.

— Ты только что сказала мне, что ты не опасна. Лгунья.

— И все остается внизу, — внесла она свою правку.

— Поясни? — осторожно спросил я, уверенный, что у нее была очень веская причина для уточнения.

— Мне нравится твоя дочь, — быстро сказала Элли. — Но я не хочу, чтобы она случайно застала нас в твоей комнате.

— Я тоже не хочу. — Приподнял бровь. — Но она тоже может спуститься вниз.

Элли облизнула губы и пристально посмотрела мне в лицо.

— Не хочу, чтобы это прозвучало неправильно, но я чувствую, что перенос этого наверх, в пространство, в котором мы живем большую часть нашей жизни, меняет ситуацию. Делает ее более серьезной.

Я кивнул. Для меня это прозвучало правильно. Я точно понял, что она имела в виду. Моя спальня была моим личным приватным пространством, которое я ни с кем не делил.

Никогда не думал о том, чтобы поделиться этим с кем-нибудь. И самой страшной частью, частью, которую я отказывался раскрывать в своих мыслях, было то, что я мог представить Элли в своей постели с потрясающей ясностью.

Во время моего молчания она ненадолго прикусила нижнюю губу, а потом сказала:

— Может быть, это воображаемая граница. Я не знаю. Это просто ощущается … как важная граница.

Возможно, это было произвольно. Возможно, это было не так. Но я понял, о чем она говорила. Гостиничные номера и диваны ощущались иначе, чем кровати, на которых мы спали каждую ночь. Вот почему я согласился.

— Ты отличный переговорщик, — сказал я тихим голосом. Не хотел пугать ее после чего-то подобного, но тот факт, что она думала о моей дочери, красноречиво говорил о том, что она за женщина.

Элли встала, вода стекала по ее абсолютно безумному телу. Вполне возможно, что у меня текли слюни, поэтому я сжал зубы, чтобы не отвисла челюсть. Низ ее бикини был маленьким, с высоким вырезом на длинных ногах и стянут лишь тонкой тесемкой по обе стороны бедер. Топ едва вмещал ее груди, которые, как я знал из моего ограниченного знакомства с ними, были полными и налитыми. Она была подсвечена гирляндами огней, что придавало ее коже безупречное золотистое сияние.

В такие моменты, как этот, казалось невозможным, что эта женщина реальна. Она, должно быть, плод моего воображения, созданный той частью моего мозга, которая хотела смотреть на кого-то красивого, сексуального и уверенного в себе. Мои руки дрожали от потребности протянуть руку и прикоснуться к ней.

— Мы договорились?

Я выпрямился и протянул руку.

— Договорились.

Элли взглянула на мою руку и ухмыльнулась.

— Думаю, мы можем сделать что-то получше, чем рукопожатие, чтобы скрепить сделку.

Элли грациозно вышла из джакузи, взяв пушистое белое полотенце, которое было перекинуто через спинку стула. Стоя там и ожидая меня, пока я застыл на месте, она терпеливо вытерла полотенцем сначала волосы, затем руки.

Когда она наклонилась, чтобы вытереть ноги, я чуть язык не проглотил. Элли встала и обернула полотенце вокруг себя, туго завязав его, а затем склонила голову набок.

— Мы идем внутрь?

Я шагнул вперед, не желая повторения ситуации в отеле, где мне казалось, что я гоняюсь за ней. Как только я оказался перед ней, возвышаясь над ее телом, я сжал в кулак узел полотенца, так что мои пальцы оказались под краем ее купальника. Ее сердце бешено колотилось, когда я вел нас назад, моя рука отказывалась отпускать материал, мягкую влажную кожу под моей собственной.

— Я чувствую себя ягненком, которого ведут на заклание, — поддразнила она, когда я потянулся за спину и открыл раздвижную дверь.

— Хорошо, — сказал я, как только Элли прошла в дверь. Я притянул ее к себе и прижался губами к ее уху, облизывая его кончиком языка, прежде чем прошептать: — Потому что я определенно собираюсь проглотить тебя, маленькая овечка.

Обеими руками я сорвал полотенце и куда-то его зашвырнул. Раздвижная дверь закрылась с неловким стуком, и я прижал Элли к ней спиной.

Мой рот нашел ее голодный и горячий, ее язык влажный и прохладный, и я впился в ее губы со свирепым волчьим желанием брать, брать и брать. Возбуждение, которое я испытывал раньше, было ничем по сравнению с этим, с тем, что она была под моими руками и ртом, с возможностью погрузить пальцы в сочные изгибы ее задницы.

Это было грубо и неконтролируемо, и мне захотелось запрокинуть голову и завыть, когда она вцепилась мне в спину и впилась ногтями. Короткие резкие выдохи воздуха из носа были единственной причиной, по которой я не потерял сознание, но мысль о том, чтобы оторваться от ее губ, заставляла меня чувствовать себя так, словно я испепеляюсь изнутри.

Острый край зубов Элли прикусил кончик моего языка, и яркая пронзительная боль, заставила прижаться к ней так сильно, что я забеспокоился, что могу причинить ей боль. Шаг за шагом, однако, она соответствовала мне.

Прижавшись ко мне спереди, ее бедра беспокойно двигались, стремясь к тому же, к чему стремился я. Ослепляющее наслаждение, дикая разрядка, высвобождение.

Передняя часть моей футболки была мокрой от ее купальника, поэтому я разорвал его сзади там, где были завязки, не в силах найти способ снять аккуратно. Ничего не получило и уставился на него так, словно он нанес мне личную травму.

Что было не далеко от истины. Все, что удерживало меня подальше от груди Элли Саттон, официально объявлялось тем, что разрушит мою жизнь.

— Как, черт возьми, ты снимаешь эту штуку?

Элли рассмеялась. Она прикусила губу и посмотрела на меня сквозь длинные черные ресницы.

— Да ладно, мне говорили, что у тебя хорошо с руками. Ты сможешь разобраться.

Я зарычал, засовывая пальцы спереди. Грудь Элли вздымалась от затрудненных глубоких вдохов, ее глаза бросали мне вызов. Одним резким рывком я сдернул ткань вниз, застонав, когда вверх бикини сместился на ее талию, и она, наконец, предстала моим глазам обнаженной.

Я наклонился и поцеловал, облизал, затем, когда Элли обхватила мою голову обеими руками, пососал. Мои пальцы сжали ее спину, когда она резко выгнулась, отрываясь от стекла.

— Люблю воскресные вечера, — выдохнула она, и я хмыкнул, прижавшись к ее мягкой теплой плоти.

Я откинулся назад и хотел развязать одну завязку сбоку от ее бикини на бедрах, когда раздался резкий звонок в дверь.

— Нет, — простонала она. — Нет, нет, нет.

Мой лоб уткнулся в изгиб ее шеи, а дыхание вырывалось с силой мчащегося поезда. Это не могло повториться. Мне снова захотелось завыть. Отчаянным оскорбленным воплем человека, который только что вкусил рай, а потом лишился его одним дурацким звонком в дверь.

Звонок раздался снова, и Элли застонала. Или, может быть, это был я. Даже когда я отвлекся, мои руки не перестали двигаться. Кончики пальцев скользнули вверх по линии ее позвоночника и по боку к теплой полной тяжести груди, которую я обхватил ладонью.

— Ты плохой порочный человек, — прошептала она.

Динь, дон!

Я зарычал в ее кожу.

— Я ненавижу, кто бы это ни был.

Нежными руками Элли толкнула меня в грудь, и я медленно отступил. Очень, очень медленно. Прищурившись, я наблюдал, как она натягивает верх купальника на место.

— Дай-ка я просто посмотрю, кто это. — Она взглянула вверх по лестнице. — Обычно у меня не бывает много посетителей, особенно в воскресенье вечером.

— Я пойду с тобой, — немедленно сказал я.

Она посмотрела на меня с любопытством.