Эффект разорвавшейся бомбы (ЛП) - Соренсен Карла

— Итак… ты знаешь, что хочешь трахнуть своего соседа. Это не конец света.

— Нет, — согласилась я, — это не так. Я почти не видела его с тех пор, как мы вернулись с игры. Расписание игроков в регулярном чемпионате безумное. Не знаю, как он это выдерживает, особенно как отец-одиночка.

Пейдж подперла подбородок рукой и улыбнулась.

— Это так круто, что он отец-одиночка. Я погуглила его на прошлой неделе, когда ты прислала мне свои сообщения после поцелуя. — Она покачала головой. — Элли, этот мужчина — огонь. По-настоящему. Он мог бы быть давно потерянным братом Хемсворта, и я бы ничуть не была шокирована. И он, черт возьми, облапошил тебя, подружка.

— Знаю, — простонала я. — Не могу перестать думать об этом. О нем. И у меня в голове есть тысяча других вещей, которые должны быть важнее, чем один сеанс поцелуев, который, возможно, не повторится в ближайшее время.

Через экран Пейдж улыбнулась мне.

— Но ты этого хочешь.

— Даже не собираюсь притворяться, что это не так, Пейдж. — Я подтянула колени к груди и уставилась на раздвижные двери. С того места, где я сидела, я могла видеть террасу Люка, которая была пуста. В это время дня в среду он был бы на тренировке или просматривал где-нибудь фильм со своим координатором и тренером квотербека. Уровень его самоотдачи — из всех игроков, тренеров и координаторов — был одним из самых ошеломляющих, что я когда-либо видела.

— Чем ты занимаешься на этой неделе? — Я спросила ее. — Какие-нибудь съемки?

Она пожала плечами, прищурив свои серые глаза куда-то за экран.

— Нет, не на этой неделе.

— Пейдж.

— Элли.

— Что за язык тела? Это странно. Ты странно себя ведешь.

Моя подруга не ерзала. Она двигалась, как балерина на съемках, могла скользить по подиуму так, словно ее ноги были сделаны из облаков или чего-то в этом роде, но она сделала странное судорожное движение плечами и начала покусывать губу.

— Я не знаю. Думаю, мне начинает надоедать Милан.

Я прищелкнула языком.

— Ну, да, я уехала. Конечно, так и есть.

Мы обе улыбнулись. Пейдж провела рукой по своим темно-рыжим волосам, одному из ее фирменных знаков, и вздохнула.

— Может быть, все дело в этом. Я слишком экстраверт, и ты оставила меня здесь совсем одну, и я просто… фу, кажется, мне становится скучно быть моделью. Указывай и щелкай, позируй, расправляй плечи, втягивай живот…

— У тебя нет живота, — резко вставила я. — У тебя как будто первый размер.

— Я знаю это. Но фотографы — придурки.

— Не все, — заметила я. Она закатила глаза. — Ты знаешь, что я права. Но что с того, что тебе становится скучно работать моделью. Никто не говорит, что ты должна заниматься этим вечно.

— Да, я думаю. Может быть, приеду в Сиэтл и поживу в твоем большом особняке, а ты будешь моей сладкой мамочкой.

Теперь настала моя очередь закатить глаза.

— Это не особняк, и ты это знаешь.

— Знаю. Еще раз, почему это не особняк?

Я оглядела гостиную, теперь полностью меблированную. Большой диван, с подходящими стульями, был мягким и белым. Паркетные полы покрыты темно-синими и белыми ковриками. Вдоль стены с камином, облицованным камнем, я нашла и поставила несколько высоких белых ваз, в каждой из них были зеленые листья с шипами. Книжные полки по обе стороны от них медленно заполнялись фотографиями, которые я нашла в коробках внизу. Мама и я, когда я была маленькой. Она и мой отец в день своей свадьбы.

Столовая больше не пустовала. У окна стоял длинный прямоугольный обеденный стол из темного дерева и стулья в тон, за которым я обычно ела, любуясь видом на озеро. Когда-нибудь у меня будет достаточно людей, чтобы занять стулья, тогда я смогу зажечь свечи, расставленные посередине, и не чувствовать, что трачу их впустую только на себя.

— Это похоже на мой дом, — сказала я Пейдж. Это был лучший ответ, который я могла дать. — Дом отца в любом случае слишком велик только для меня. Мне нужно позвонить риелтору и попросить его составить список всего что есть внутри, включая мебель и все остальное.

— Там нет ничего, что ты хотела бы сохранить? — скептически спросила она.

— Все сентиментальное, что было связано с моей мамой, было перенесено сюда. Все, что связано с детством, хранится на складе с тех пор, как отец несколько лет назад сделал ремонт, а все остальное, что я могу счесть важным, находится в его офисе. — Я пожала плечами. — Это был просто… дом. И он мне не нужен.

— Просто добавь деньги от продажи к своей постоянно растущей куче наличных, — поддразнила она.

Я потянулась.

— Разве ты не в курсе? Я все обналичила, чтобы в этом купаться. Каждую ночь я раскидываю деньги на своей кровати, как одеяло.

Она фыркнула.

— Я бы ударила тебя, если бы ты когда-нибудь стала такой несносной.

На террасе Люка было какое-то движение, и я улыбнулась Фейт, скачущей по краю в черно-белой майке «Волков» поверх блестящих леггинсов. Ее отец был неприлично богат, точно так же, как и мой. Или как я сейчас. И она счастлива побегать по веранде солнечным днем после школы.

— Это даже не кажется реальным, Пейдж.

— Что не кажется?

— Деньги. Что угодно из этого. Я могла бы читать финансовые отчеты до тех пор, пока у меня из глаз не потекут слезы, но богатство моего отца, мое богатство — это странная абстрактная вещь, за которую я на самом деле не могу ухватиться. Я была сосредоточена на том, чтобы войти в курс дела с командой, и теперь наконец, должна попытаться смириться с тем, сколько именно оставил мне отец, и что с этим делать.

Фейт крутанулась на террасе, как неуклюжая балерина, и это заставило меня улыбнуться. Я раньше не замечала, но на ней был номер один на майке. Майка, в которой я была на фотосессии. Ава настояла, чтобы профессиональный магазин начал их продавать. И у дочери Люка была такая же.

Мое сердце с трудом выдержало это.

— Например, инвестировать в недвижимость или что-то в этом роде?

Еще одно вращение с поднятыми над головой руками, и Фейт заставила мой мозг работать. Я подумала о девушках, которые хотели получить мой автограф.

«Команда Саттон».

— Может быть, как фонд. — Я постучала пальцем по губам, в то время как моя голова кружилась от идей. — Ты знаешь, как я сказала репортеру, что была удивлена тем, на что способна? Это было не потому, что кто-то уверял мне, что я не могу что-то делать, когда я росла. Но мне тоже не говорили, что я могу.

Выражение лица Пейдж заострилось, как бывало, когда она была заинтересована.

— Так тебе нравится развитие лидерских качеств?

Я почувствовала, как по моему лицу расплывается улыбка.

— Да, возможно. Знаю, что потребуется много работы, чтобы запустить это, но разве это не было бы потрясающе? Устраивать лагеря каждый год, выступать в школах, есть так много вещей, которые можно было бы сделать, чтобы помочь маленьким девочкам осознать свой потенциал.

— Ну, срань господня, Александра Саттон. Ты босс всего три секунды, и вдруг ты магнат. — Она кивнула. — Мне это нравится.

Мне это тоже понравилось. Просто зародыш этого в моей голове был приятным. Я чувствовала себя важной. Меньше похоже на то, что меня захлестнула волна чего-то, и больше похоже на то, что я была той, кто создавал волну.

Мы с Пейдж попрощались, и я подошла к раздвижной двери, чтобы посмотреть, как танцует Фейт.

Вела ли я себя когда-нибудь так, когда была маленькой девочкой? Возможно. Я просто не могла вспомнить. Большая часть моих юных лет была туманными фрагментами, которые я не могла вспомнить; возможно, потому, что проводила больше времени с нянями и домашним персоналом, чем когда-либо с моим отцом. У меня были обрывки четких воспоминаний, но ни одно из них не было о том, как я танцую в одиночестве в доме, наполненном любовью и поддержкой, где решения принимались исключительно ради моего благополучия.

Может быть, это прозвучало ужасно, как будто я была бедной богатой маленькой девочкой, но правда заключалась в том, что Фейт была богата тем, чего у меня никогда не было. Люк любил ее больше всего на свете, и ему было все равно, кто это видел.